Александр Тарасов - Молодёжь России: «No Future»? Страница 6

Оплевав предшествующую жизнь, культуру и ценности, поколение «отцов» само полностью себя дискредитировало и подорвало свой авторитет. В начале «перестройки» ее «прорабы» с гордостью называли себя «шестидесятниками». Сегодня это — бранное слово. И то, что сами «шестидесятники» не хотят этого понимать, и, если их критикуют, разворачивают в ответ в подконтрольной им mass media кампанию травли, — ничего не меняет.

Этот конфликт поколений не перешел еще на стадию открытого сознательного противостояния («1968 года»), но такой стадии, как выяснили западные исследователи молодежного движения, предшествует стадия «разрыва поколений» (generation gap). Вот этот «разрыв» мы сейчас и наблюдаем.

Вообще же проблема «ответственности профессоров» — это отдельная важная (и тщательно замалчиваемая «взрослым миром») проблема. Если «бунтари 68-го года» писали на стенах Сорбонны «Профессора, вы устарели!», то сегодняшние студенты скорее будут писать «Профессора, вы лизоблюды!».

В качестве показательного примера приведу историю со студентами философского факультета МГУ, которые, взяв у меня из рук журнал «Свободная мысль», вдруг хором взвыли «У-у, Пал Семе-е-еныч!» и сразу вернули журнал, заявив, что ни за что его читать не будут. А на вопрос «почему?» объяснили, что там-де в оглавлении П.С. Гуревич, а П.С. Гуревич у них преподает и рассказывает студентам, каким недоумком был, например, Маркс и какие замечательные учения, скажем, психоанализ или протестантский персонализм. При этом требует от студентов чтения своих трудов последних лет, например, какой-то статьи об «уникальности человека», которая заканчивается филиппикой против материалистов и восторженным пересказом Библии. А они идут в библиотеку (в поисках этих статей) и обнаруживают там кучу работ того самого П.С. Гуревича советского периода, где он, напротив, доказывает, как велик Маркс и как убоги разные буржуазные и, в частности, «иррациональные» мыслители. «Одни названия чего стоят! — перебивая друг друга, с сарказмом говорили студенты. — «Буржуазная пропаганда в поисках теоретического обоснования» (понятное дело, поиски бесполезны — нет у нее никакого теоретического обоснования), «Возрожден ли мистицизм?» (ясное дело, нет), «Спасет ли мессия?» (конечно, не спасет)».

Не думаю, что П.С. Гуревич — это какой-то «монстр». Думаю, что, напротив, это рядовой, обычный, наиболее распространенный случай.

Здесь надо либо собрать и сжечь предыдущие труды наших профессоров (что уже попахивает фашизмом), либо им надо честно покаяться перед молодежью: ведь они уже скоро 10 лет убеждают своих студентов, что во всех наших бедах виноваты марксизм, КПСС и Советская власть. А раз так, почему же они не боролись с марксизмом, КПСС и Советской властью, а наоборот, всеми силами их поддерживали и теоретически укрепляли? Поразительно, но мне известен лишь один случай чего-то вроде публичного покаяния — со стороны докторов экономических наук Александра Бузгалина и Андрея Колганова[24] — а ведь им-то, марксистам и противникам режима Ельцина, каяться надо бы в последнюю очередь!

Помимо тех наших профессоров, вызывающих презрение у молодежи, которые любят рассказывать, что они всегда понимали «сатанинскую сущность» советского режима, есть еще одна многочисленная категория, которая, впрочем, тоже не вызывает у своих студентов никакого уважения. Это те, кто оправдывает свой сегодняшний антикоммунистический конформизм и вчерашний просоветский конформизм тем, что они якобы искренне во всё верили и лишь в период «перестройки» «коллективно прозрели». Говоря иначе, эти люди открыто признаются в своей профессиональной некомпетентности и неспособности мало-мальски самостоятельно мыслить. По логике вещей, им надо отказываться от своих званий, постов и степеней и уходить в монастырь или уж, как минимум, не преподавать.

И уж во всяком случае и те, и другие должны бы отказаться от своих диссертаций (и, следовательно, научных степеней), защищенных в советский период, как от написанных в рамках «методологии идеологического тоталитаризма». Но что-то никто этого не сделал, даже «либеральные» экономисты Е. Гайдар и Г. Явлинский, разрабатывавшие в своих кандидатских диссертациях «теоретические вопросы социалистической экономики» — той самой, которую они сегодня квалифицируют как «антинаучную», «противоестественную», «насильственно навязанную» и т.п. Следовательно, и их «труды» были антинаучными!

Разумеется, есть профессора, которые до сих пор говорят студентам, что «всё было правильно». Но они воспринимаются студенческой массой как «мастодонты». Таким «невымершим динозавром» считают студенты МГУ, например, Ричарда Косолапова.

В результате молодежь приходит к нелестному для «взрослых» выводу: умные профессора — приспособленцы, трусы и лжецы, а честные профессора — глупые и «упертые» догматики.

Сегодня мы наблюдаем как бы соединение двух конформизмов и двух поколений конформистов: советского (застойного) и эпохи кризиса (подросткового). Удачно вписались в неокапиталистическую российскую действительность вчерашние комсомольские конформисты. Сегодня они (еще не старые, 40-х — 50-х гг. рождения) заняли «теплые местечки» на верхах социальной структуры. А сегодняшние 10—12-летние, которые не помнят и не знают никакой другой жизни, чей жизненный, интеллектуальный и моральный горизонт сужен до «комка» и «видака», не подозревают о том, что есть какие-то иные варианты жизнеустройства. И чем дольше продлится такая «жизнь в духовном гетто» для новых конформистов, тем спокойнее себя будут чувствовать «старые» — до тех пор, пока молодежь интеллектуально не способна с ними конкурировать, они «незаменимы».

Удивительно, но «старые конформисты» все чаще ругают «молодежь», возмущаясь ее «ленью», «необразованностью», «бездумностью», «криминальным менталитетом» и «безобразным» нежеланием с утра до ночи за гроши «пахать» на них, «старших». Можно подумать, что такой мир, мир духовно-образовательного гетто, подростки создали для себя сами, вроде героев романа Уильяма Голдинга «Повелитель мух»! А ведь известно, что без специального воспитания, без механизмов передачи культурного наследия, высших ценностей «детский мир» не способен создать никакой другой культуры, кроме примитивной («культуры шпаны», культуры уголовного мира, которая воспроизводит социокультурные механизмы первобытного общества[25]).

Если взять сегодняшнего типичного подростка, жертву воздействия «массовой культуры» и «рыночной экономики», и показать его любому детскому психологу или педологу начала века, тот недрогнувшей рукой поставил бы ему психиатрический диагноз: «moral insanity»[26] (на русский этот термин переводился по-разному: моральное безумие, моральное помешательство, нравственное помешательство, моральная дефективность). С конца 20-х — начала 30-х гг., по счастью, всем стало ясно (в том числе под активным воздействием советской педагогики и детской психиатрии[27]), что никаких детей, страдающих moral insanity, в природе нет, а «морально дефективные» дети на самом деле — дети педагогически запущенные и жившие в антисоциальной среде. Однако и сегодня никто не скажет, что педагогически запущенный и развивавшийся в антисоциальной среде ребенок не нуждается в медико-психологической (психиатрической) помощи. Но если число таких детей и подростков доходит, как сейчас, до 70—80—90 %, то это уже новая социальная норма.

В принципе, возможно существование общества, основанного на такого рода «норме», где добродетелям уголовного мира придан общегражданский статус. Существуют теоретические модели таких обществ, отраженные даже в художественной литературе — как блестящий пример можно привести «Цивилизацию статуса» Роберта Шекли[28].

Если это уголовное общество становится «нормой», то «ненормальными», «преступниками» становятся те, кто не хочет интегрироваться в такое общество. Мне кажется совершенно излишним изыскивать моральные или какие-либо еще оправдания действиям тех, кто не хочет превращаться в часть общества уголовников. Скорее, такие оправдания должны искать для себя те, кто не борется активно с сегодняшним режимом.

Но в «дыре» между поколением «старых» приспособленцев и подрастающим поколением «новых» оказались две возрастные группы, которые невозможно стопроцентно интегрировать в новую систему и которые имманентно враждебны ей — даже если эта враждебность не проявляется открыто, активно и в политических формах. Во-первых, это люди, чье мировоззрение сформировалось в период «позднего застоя» и которые сознательно выбрали путь отказа от интеграции в брежневскую систему. Являясь духовными наследниками «бурных шестидесятых», они, даже внешне сохраняя лояльность «новой России», не могут принять ее — и даже на уровне семьи обречены продуцировать новые оппозиционные кадры. Поделать с этим ничего нельзя, разве только физически истребить их всех поголовно — а это несколько миллионов человек. К тому же, еще до «перестройки» они путем проб и ошибок смогли создать несколько «неформальных» социальных структур, которые, как выяснилось, принципиально неуничтожимы силовыми методами и запрограммированы на полную регенерацию «с нуля»[29].