Ю Кагарлицкий - Бульвер Литтон - драматург Страница 6

Пьеса Бульвера была одним из явлений того переходного периода от драматургии восемнадцатого века к драматургии двадцатого века, о котором говорилось выше. Этапами этого перехода - самими по себе художественно неполноценными, но сыгравшими известную роль в эволюции стиля английской драматургии - были "романтическая" мелодрама, затем "реалистическая" мелодрама и частичный возврат к тенденциям просветительского реализма. Бульвер прошел через все эти этапы. И на каждом из них он вносил что-то свое. Попытку подобного рода предпринял он и на сей раз. Второе название пьесы - "Различные стороны человеческого характера" (буквально: "Много сторон в характере") - наиболее точно выражает эстетическую задачу, которую ставил себе Бульвер, работая над этим произведением. Он пытается уйти от известной односторонности в изображении человеческого характера, которую далеко не всегда удавалось преодолеть даже крупнейшим комедиографам восемнадцатого века.

Каждое дурное свойство того или иного персонажа влечет за собой, по мысли Бульвера, и хорошее. И если завязка комедии определяется столкновением героев в их "дурном качестве", то комедия приходит к благополучному концу потому, что в каждом из героев возобладали его лучшие человеческие черты. Бульвер явно рассчитывал придать таким способом психологическую глубину своей комедии, не погрешив вместе с тем против остроты сюжета. Первое Бульверу не удалось. Образы его героев оказались скорее противоречивыми, чем глубокими.

Причину своей неудачи объяснил, по существу, сам автор. "Как плохо мы знаем сердце человека, пока оно не возгорелось страстью!" - восклицает один из героев комедии. Да, это так. Но там, где нет настоящей борьбы, нет и настоящих страстей. А в пьесе Бульвера нет борьбы.

В комедии "Мы не так плохи, как кажемся" заключен самый горячий призыв к единству правящих классов, который когда-либо выходил из-под пера Бульвера. Мы не так плохи, как кажемся, когда мы вместе, - эта мораль, высказанная героями в заключение пьесы, определяет собой весь ее сюжет. Смешон герцог Мидлсекский, кичащийся своим титулом. Но ему как аристократу присуще исключительное чувство чести, способное облагородить общественную и политическую жизнь. Комичен купец Гудинаф Изи. Но он замечательный человек добрый, покладистый, прямодушный. И если он напрасно мечтает о месте в парламенте, он зато принесет немало пользы в муниципалитете лондонского Сити. Всякому свое...

Один из героев привлекает особое внимание. Это Хардман, новый вариант образа Клода Мельнота, Но Хардман реалистичнее Клода Мельрота, а потому и неправдоподобнее его в последнем акте, когда ради того, чтобы поспорить в благородстве с рожденными аристократами, отказывается от руки любимой. Куда убедительнее этот образ в других частях пьесы. Перед нами законченный политический проходимец, один из буржуазных политических деятелей "новой формации". В этом смысле образ Хардмана принадлежит к числу достижений Бульвера.

Именно больший, нежели в "Лионской красавице", реализм в изображении простолюдина, выходящего в буржуа, заставил Буль-вера сделать и больший упор на свою сентиментальную философию в конце пьесы. Рисуя "облагородившихся" под влиянием аристократов буржуазных стяжателей, Бульвер еще раз высказал свою затаенную мечту о внутреннем единстве правящих классов. Буржуа с моралью аристократа, аристократ с практической сметкой и чувством современности, присущими буржуа, - таков его идеал. И этот идеал Бульвера вырисовывается все четче с течением времени.

Особенно показательна в этом отношении незаконченная мелодрама Бульвера "Дарнлей", написанная несколько раньше комедии "Мы не так плохи, как кажемся". Поставлена она была уже после смерти Бульвера в Придворном театре (премьера - 6 октября 1877 года), причем последнее действие написал малоизвестный английский драматург Чарльз Коглан, который внес также свои коррективы в текст первых четырех действий. Широко объявленный, долго готовившийся спектакль, однако, провалился, хотя в нем были заняты популярный актер Чарльз Келли (Дарнлей) и Эллен Терри (леди Дарнлей), признанная впоследствии крупнейшей английской актрисой конца девятнадцатого века. Почти одновременно - и также неудачно - "Дарнлей" был поставлен в венском Бургтеатре.

В "Дарнлее" Бульвер снова попытался воплотить на сцене современные типы, подвергнуть критике современные нравы. Удивительно точными штрихами, без тени снисхождения написал Бульвер образ буржуазного стяжателя Селфби Фиша. Не окутывает он романтическим флером и образы аристократов лорда Фицхоллоу и сэра Френсиса Марсдена. Они "так плохи, как кажутся". Но ближе всего подошел драматург к жизни в образе главного героя своей пьесы. Дарнлей - крупный биржевой делец, решительный, трезвый, с огромным размахом. Зуд приобретательства у него в крови. В отличие от героя "Денег" он знает не только, как тратить деньги, но и как их приобретать, и он отнюдь не исполнен морального негодования против той власти над людьми, которую дает ему богатство. Дарнлей - теоретик стяжательства, убежденный, что деньги - именно деньги, а не человеческий труд и не человеческий разум - главный двигатель цивилизации, сильнейшее орудие в борьбе за прогресс.

Бульвер разделяет мнение своего героя. Со времен "Герцогини де Лавальер" он стал реалистичнее не только по форме, но и по взгляду на мир. Самое чувство призвано сыграть отныне прикладную роль - оно должно облагородить стяжателя, придать его действиям некую духовную цель, направить его по пути прогресса, тем более что "всякое вложение в прогресс доходно в наши дни".

Эта пьеса Бульвера - пожалуй, самое буржуазное его произведение. Бульвер выступает здесь как типичнейший моралист-викторианец. Не только все требования буржуазной морали должны быть соблюдены - не меньше следует заботиться и о буржуазных приличиях. Спокойный и обеспеченный буржуазный дом, где не помышляют о светских успехах, где детей воспитывают в сознании долга и жена - помощница мужу, - вот за что теперь ратует Бульвер. Его герои едва не терпят жизненный крах потому, что муж, чрезмерно увлеченный погоней за деньгами, а жена - капризами моды, на время забыли свой долг. И Бульвер извлекает на свет все аксессуары семейной мелодрамы, чтобы устрашить героев, преступивших на полшага границы буржуазной добродетели, - устрашить заодно и зрителей.

Эволюция, которую проходит Бульвер-драматург, может показаться на первый взгляд прямо обратной эволюции Бульвера-политика. Считаясь одним из видных сторонников антидворянской избирательной реформы, Бульвер воскрешает в "Герцогине де Лавальер" образы доблестных аристократов былых времен и вздыхает о временах, когда "чувства правили миром". Начав отходить от либералов и связав, наконец, свою судьбу с консерваторами, Бульвер, напротив, становится заметно трезвее и "буржуазнее". На смену торийским воздыханиям об испорченности общества, погубленного корыстью новых правителей, приходит славословие богатства. На смену выспренности - деловая простота. На смену морали феодальной - мораль буржуазная. Подобная эволюция Бульвера-художника была, однако, вполне закономерна. В ней по-своему отразился тот дух компромисса, которому всю жизнь служил Бульвер. "Творец "Ришелье", "Нормана" и проч. заслуживает внимания критиков и в том случае, когда он ошибается (что, впрочем, бывает с ним довольно часто), потому что вообще английская публика разделяет его заблуждения и участвует в них", - не без иронии писал один русский журнал девятнадцатого века. "Заблуждения" Бульвера действительно всегда были "заблуждениями" английской истории. В период подготовки и осуществления парламентской реформы Бульвер отразил то старое, что правящие классы вкладывали в это политическое новшество. В период успокоения после бурь минувших десятилетий - то новое, буржуазное, что выражала теперь политика консерваторов.

С особой наглядностью обнаружилось это в последней пьесе Бульвера "Уолпол", "комедии на исторический сюжет", написанной в 1869 году. (На сцене эта пьеса поставлена не была.) От консерватора лорда Литтона можно было ожидать самого злого разоблачения крупнейшего вигийского премьер-министра прошлого века, прославившегося как величайший мздоимец. В действительности случилось иначе. Мудрый государственный муж, человек, до конца преданный интересам своей страны, добрый, благожелательный и беспристрастный - таким предстает перед читателем Уолпол в пьесе Бульвера. Уолпол не только берет и раздает взятки. Он подкупает политических противников своей душевной широтой и любовью к родине.

С добродушной улыбкой вспоминает Бульвер "своеобразную манеру" Уолпола вести государственные дела. Он целиком присоединяется к той оценке, которую в минуту раздумья дает себе сам Уолпол, Историки, говорит герой Бульвера, немало, наверно, поиздеваются над моими промахами и пороками. Они раскопают всех прохвостов, которых я подкупил, и подивятся ценам, которые я им назначал. Но им придется признать, что делалось это во благо родины. Я сорил деньгами, но не проливал кровь, и когда Англии угрожали Франция и Рим, сумел усилить страну и сделать ее более свободной. Все это заставит позабыть о моих методах, заключает Уолпол. Так Бульвер делает последний штрих в своем новом кредо. За туманными словами о "благе родины" скрывается полнейшее оправдание политического аморализма. Цель оправдывает средства - если эта цель состоит в усилении буржуазного государства. Это было Высказано тем самым Бульвером, который утверждал некогда, что "счастье иль несчастье лишь в наших душах".