Сергей Кремлев - Россия и Германия. Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера Страница 66

— Лица и фирмы, мешающие эффективной работе концерна, будут рассматриваться как саботажники. Его помощник, генеральный уполномоченный по черной металлургии генерал-майор Ганекен, пытался защищать магнатов:

— Господин рейхсмаршал, чрезмерная концентрация экономических возможностей в одном месте сокращает возможности для маневрирования…

— Вы хотите сказать — «для мошенничества», Ганекен? — тут же отпарировал Геринг. В НАЦИСТСКОЙ партии существовало понятие «бифштексы». Так называли тех внешне «коричневых», которые в прошлом были «красными», а может «красными» внутри и остались. Это было непростое явление, читатель. Перед провозглашением Гитлера рейхсканцлером в НСДАП было 850 тысяч членов, из них треть — рабочие. К концу 1933 года в нацистскую партию вступило еще около двух миллионов человек. Хотя основу НСДАП составлял средний класс, среди руководителей районных партийных организаций каждый двенадцатый был рабочим, каждый десятый — крестьянином. В руководстве более мелких городских и сельских организаций их процент был еще выше: рабочий — каждый десятый, крестьянин — каждый четвертый. А сама структура НСДАП была во многом заимствована у коммунистов. Официальным обращением членов партии друг к другу было «партайгеноссе», то есть «товарищ по партии». Первого мая, которое Гитлер объявил Днем Труда, по городам Германии проходили торжественные марши рабочих колонн с развевающимися знаменами. В сельской местности устраивались празднества и танцы в национальных костюмах. Было организовано имперское трудовое соревнование во всех сферах жизни — от кустарного производства и конторской службы до тяжелой промышленности и студенческих аудиторий. Победителей чествовали как олимпийских чемпионов, их принимали в Берлине руководитель Германского трудового фронта Роберт Лей и сам Гитлер. Роберт Лей говорил: «Бывшему врагу, который искренне верил пустым фразам о классовой борьбе и фантазиям интернационала, мы протягиваем руку и помогаем ему тем самым подняться». Лей тут, конечно, лукавил. Классовый фактор был отнюдь не «пустой фантазией», а планета, если бы она полностью освободилась от власти Капитала, быстро стала бы общим достоянием сотрудничающих народов. Но тот настрой, который возникал в рейхе усилиями новой власти, был все же очень далек от традиционного буржуазного мировоззрения. В первые два «нацистских» года, в 1933 и 1934 годах, высшие нацистские лидеры ездили по крупнейшим предприятиям и вступали в беседы с рабочими, известными своими связями с социал-демократами и коммунистами, спорили с ними и убеждали в своей готовности забыть прежние разногласия. Это не было проявлением шаткости власти. Когда власть не уверена, она широко использует запугивание и репрессии. Германская компартия была запрещена еще весной 1933 года. При этом в нацистских концлагерях оказались десятки тысяч немцев, то есть репрессированы были далеко не все члены компартии, особенно если учесть, что в лагеря попадали и социал-демократы, и уголовники. Но и до, и уж тем более после этих мер организованного выступления рабочих масс против новой власти опасаться не приходилось. Первые годы были годами общенациональной эйфории. И Геббельс в апреле 1934 года имел основания в своем выступлении по радио говорить: «Рабочий, налаживая наше производство, был вынужден удовлетворяться такой заработной платой, которая ни в коей мере не была достаточна для поддержания жизненного стандарта, соответствующего высокому культурному уровню нашего народа. И он выполнял поставленную перед ним задачу с беспримерным героизмом». Так что визиты на предприятия были не заигрыванием с массами, а объяснялись желанием добиться перелома в сознании людей. Роберт Лей публично признавал: «При помощи насилия можно убить человека, но не изгнать из его ума, из его сердца идеи». 1 мая 1933 года на аэродроме Темпельхоф Гитлер обратился к миллионной массе представителей немецких рабочих: «Новая Германия более не будет знать социальных конфликтов, а станет одной семьей, работающей изо всех сил для реализации общих задач. Она снова станет могущественным и пользующимся уважением народов государством». В эти же дни в Германии работала группа советских военачальников. Наш военный атташе Василий Левичев 12 мая 1933 года сообщал Ворошилову: «На улицах в репертуаре песен, музыкальных номеров марширующих колонн преобладают чисто революционные марши, часто просто недоумеваешь, когда слышишь, как фашистский оркестр наигрывает: «Все выше, выше и выше», «Мы — кузнецы», «Смело, товарищи, в ногу»… Со стороны рейхсверовцев встречаю самый теплый прием. Не знаю, что они думают, но говорят только о дружбе, о геополитических и исторических основах этой дружбы, а в последнее время уже говорят о том, что, мол, и социально-политические устремления обоих государств в конечном счете все больше будут родниться: «Вы идете к социализму через марксизм и интернационализм, мы тоже к социализму, но через национализм»… Впрочем, Левичев прибавлял, что «главной основой дружбы — включительно до союза, считают все тот же тезис — общий враг — Польша». Что ж, взгляд на наши общие интересы у рейхсверовских знакомых Левичева был верным, ничего не скажешь! В НОЯБРЕ 1933 года Гитлер проводит свой первый плебисцит о доверии правительству. Сам по себе этот шаг был и верным, и смелым, и по-настоящему демократичным. Более того, во всей истории человечества он был вообще беспримерным. Никогда раньше ни в одной стране высшая власть не спрашивала у народа, доверяет ли он ей? Нечто подобное проделывал, правда, Наполеон, но в его времена до всеобщего избирательного права было еще далеко, и наполеоновские плебисциты охватывали лишь часть общества, причем меньшую. И вот теперь Гитлер впервые поступал так по отношению ко всему взрослому населению своей страны. С тех пор как он пришел к власти, истекло уже девять месяцев — срок достаточный для того, чтобы народ разобрался в направлении реформ. Если бы они были «бумажными» или антинародными, то мог произойти большой конфуз… Но плебисцит закончился триумфом. Из сорока пяти с лишним миллионов, имеющих право голоса, на участки не явилось лишь четыре процента. Девяносто процентов взрослых немцев ответило «да» и лишь пять процентов (два миллиона) — «нет». Коммунистическая печать ссылалась на «крайний террор», но по большому счету это было чепухой. И вот почему… Почти миллион семьсот тысяч немцев и немок голосовать вообще не ходили. Противники Гитлера говорили, что это, мол, проявление «гражданского мужества», но с любой точки зрения было все же проще пойти и проголосовать «против»… Если избирателю на участке заглядывают через плечо, где он там ставит «галочку», и при этом наставляют ему в спину дуло автомата или грозят дубинкой, не то что два миллиона, а и две сотни тысяч «против» не проголосуют, — чудес на свете не бывает. Но «против» было все же два миллиона голосов, и «мужественным» гражданам ничто не мешало к ним присоединиться… Тем более что уж если ты на участке не появился, это уж точно станет известно властям. И если каждый двадцать пятый немец остался дома, значит — из-под палки на плебисцит никого не гнали. «Крайнего террора» все же не было… Собственно, даже по данным Коминтерна за первые два (самых, естественно, напряженных) года власти Гитлера в Германии было казнено четыре тысячи человек. Но ведь и компартия, между прочим, отнюдь не скрывала своей готовности к террору в случае прихода к власти. А в Германии как-никак произошло нечто вроде революции (нацисты так и говорили: «национальная революция»), и эти цифры впечатляющих картин насилия не давали. Не сходятся концы с концами у версии о «массовом терроре» и по другой причине… Весной 1934 года на предприятиях Германии проходили выборы в «советы доверенных». Выдвигать можно было только нацистских кандидатов, но кое-где рабочие вписывали в бюллетени даже тех бывших профсоюзных активистов, которые сидели в концлагерях. Рабочая среда была самой неподатливой, и на кабельном заводе «Сименса», например, из 5200 розданных бюллетеней 790 были перечеркнуты, а 1040 — поданы пустыми. Тем не менее 60 процентов рабочих проголосовало за нациста. Почти две трети — не так уж и плохо. И не так уж, выходит, рабочие были и «запуганы»? На металлическом заводе «Гаспар» из 1800 человек от голосования воздержалось 490, а 889 — перечеркнули свои бюллетени. Об этом писал журнал «Коммунистический Интернационал», но… Но, во-первых, уже это доказывало, что случай «Гаспара» был исключительным, то есть нетипичным, и протест массовым не был. А, во-вторых, такие данные доказывали также то, что свобода волеизъявления не была подавлена. В мае 1935 года прошли вторые выборы в советы уполномоченных. Даже по неофициальным данным, из всех рабочих, имевших право голоса, на «Демаге» в Дуйсбурге за кандидата властей голосовало 50 процентов, на «Даймлер-Бенце» — 60, на «Блом унд Фосс» — 66, на «Лойне» — 67. Крупные заводы Сименса в Берлине и Круппа в Эссене дали еще более убедительные цифры: 75 и 83 процента. Причем, уважаемый читатель, речь тут о неофициальных данных, а проценты приведены не от числа голосовавших, а от числа имевших право голосовать. Если учесть, что голосовали не все, а часть бюллетеней оказывалась недействительной, то цифры «за» будут еще выше! Накануне первых «нацистских» выборов в рейхстаг, 4 марта 1933 года, 300 немецких профессоров опубликовали предвыборное обращение в поддержку НСДАП. А 11 ноября 1933 года большая группа немецких ученых с мировым именем — физики, правоведы, хирурги, искусствоведы, антропологи, географы и философы — обратилась «ко всем образованным людям в мире» с призывом «проявить понимание к борьбе Гитлера за равноправие Германии». Нет, Гитлер после прихода к власти побеждал на последующих выборах и плебисцитах не за счет террора, а за счет того, что ему и его власти верило большинство немцев. В августе 1934 года он проводит второй общенациональный плебисцит — на этот раз фактически о доверии себе как вождю, фюреру немецкого народа. 2 августа умер президент Пауль фон Гинденбург. И 19 августа немцы должны были ответить, согласны ли они на то, чтобы Гитлер совмещал оба поста — и президента, и рейхсканцлера. Ответили «да» 84 процента немцев. «Против» было в два раза больше, чем на первом плебисците — около 10 процентов. Но вряд ли это надо было расценивать, как увеличение числа противников Гитлера. Просто в Германии еще были сильны парламентские традиции, и совмещение постов не всем казалось разумным. Эти колебания и сказались на результате, но эти же колебания, опять-таки, доказывали, что единомыслие обеспечивалось не дубинкой. А ЧЕМ ЖЕ? Мы уже знаем, уважаемый читатель, что с 1933 года новая власть энергично взялась за экономику. Она же впервые в истории Германии после Первой мировой войны уважительно обратилась к народу не только на плебисцитах, но и в выступлениях высших государственных лидеров. А разве мало значили их беседы и споры с простыми людьми, да к тому же мыслящими иначе, чем власть? Однако и это было не все… Уже в 1933 году возникли, например, молодежные лагеря отдыха для путешествующих по стране членов организации Гитлерюгенд («Молодежь Гитлера»). К 1934 году в стационарных и палаточных лагерях побывало пять миллионов мальчишек! Практически все немецкие подростки. Впервые воспитание нового поколения, как об этом и говорилось в «Майн Кампф», стало важнейшим государственным делом. С 10 до 14 лет этим занимались «Дойчес Юнгфольк» для мальчиков и «Юнгмедхен» для девочек. С 14 до 18 лет — «Гитлерюгенд» и Союз немецких девушек. Еще более необычным для немецкого рабочего стала организация государством его досуга. И до этого многие немцы вели весьма активный образ жизни. В 1928 году в спортивных и гимнастических обществах состояло примерно 5 миллионов человек — почти каждый 12 немец. Однако это было тогда частным делом каждого. Официальные власти к этой стороне жизни Германии были равнодушны. Но вот в первый же «нацистский» год, в ноябре 1933-го, создается знаменитая «Крафт дурх Фройде» («Сила через радость»). Она сразу получила большие правительственные субсидии, а чем она занималась, видно из названий семи ее имперских управлений: Отпусков; Путешествий и туризма; Эстетики и достоинства труда; Физической культуры и спорта; Обучения и образования; Культуры; Народных обычаев и традиций; По делам молодежи… «Крафт дурх Фройде» (Кд Ф) руководила работой Домов немецкого труда, устраивала походы в музеи, театры, на концерты. Имела Кд Ф и свои любительские театры, многочисленные дома отдыха и пансионаты на побережье Балтийского и Северного морей, на острове Рюген. Для ее нужд были построены первоклассные круизные лайнеры. В 1934 году в поездках, организованных Кд Ф, участвовало 2 миллиона рабочих, в 1935 году — 3, а в 1936 году — уже 6 миллионов. Средний заработок рабочего составлял 140 рейхсмарок, а полумесячная путевка на Женевское озеро с проездом, питанием и обслуживанием стоила 66 марок, на Северное море — 35 марок, круиз вокруг Италии — 155 марок. Билет в театр или на симфонический концерт (для рабочего, не для аристократа) стоил в Кд Ф 70 пфеннигов на любое место. А занятия в самодеятельности, спортивных секциях, участие в танцевальных и развлекательных вечерах были бесплатными. А что должна была чувствовать немецкая работница, если она, выходя замуж и оставляя работу, получала государственный кредит в тысячу марок исключительно на покупку мебели и предметов домашнего обихода? Поэтому не удивительно, что когда весной 1936 года Гитлер с супругой Иоахима фон Риббентропа — Аннелиз, поднимался вверх по Рейну до Бибериха, люди бросали работу, виноградари махали руками, гудели заводские гудки, а на пристанях их приветствовали тысячи людей. Гитлер тогда сказал: «Моя величайшая гордость, что я завоевал сердце немецкого рабочего»… СОЦИАЛЬНЫЕ, да и вообще все реформы и действия Гитлера были конечно весьма непоследовательными и порой противоречивыми… Так Круппы и Борзиги по-прежнему жили во дворцах, а их рабочие имели более чем скромные и тесные квартирки. Контроль над экономикой был не настолько силен, чтобы исключать влияние на нее американского, например, капитала. Знакомый уже нам генеральный директор заводов «Юнкерс» Коппенберг просвещал знакомого нам Манфреда фон Браухича: