Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6302 ( № 47 2010) Страница 67

 – Белогривку отпрягать не станем, я живо обернусь. А ты животину от слепня-комара береги, – Байтуган спроворил веник из липовых веток, – отхлёстывай вот.

Заткнув топор за опояску, он направился в лес, обернулся и ободрил сына:

 – Ты, Ванюрка, не дрейфь тут. Некого бояться, да и далеко я не уйду, стук топора тебе слыхать будет…

Летучая вампирская мелочь прожигала Ванюрку укусами и сквозь рубаху, а уж лошадь мошка и вовсе поедом ела. Белогривка крутит хвостом, брыкается задними ногами, но при этом с аппетитом лакомится сочной травой и близлежащими листьями с веток – когда ещё добудешь такой вкуснятины? Ванюрка исправно охлёстывает её круп и бока, гонит летучих паразитов, внимательно вслушиваясь в стук топора. Когда тот умолкает, мальчишка напряжённо поджидает нового «тюк-тюк», а также оглядывает окрестный липняк: здоровенные какие деревья выросли. Вот, по соседству особенно толстая, матёрая. Ванюрка вглядывается – какой-то серый в крапинку комок шевельнулся в развилке ствола. Птица, да крупная такая. Мальчик ещё подобных и не видывал. Хотя на картинках встречал. Кажется, совой звать. Да, глаза круглые, кошачьи, крючковатый нос. Это точно сова! А та, бесшумно распустив крылья, направляется в глубину леса. Ванюрка провожает её глазами, что стали столь же круглы, как у неё. Сова на той липе гнездо себе сделала? Или, может, обед поблизости добыла и на дереве, в развилке, съела? Наверное, так, потому что с крючковатым её клювом ей выдолбить дупло для гнезда невозможно. А совы в дуплах гнездятся, это он уже знает по рассказам взрослых. Вот вороны, что каждый год обживают вяз за их оградой, строят гнёзда из веток, даже им с их клювами-долотами слабо дерево долбить. А может, воронам и так хорошо…

Появляется из леса с вязанкой крупного хвороста наконец и Байтуган. Добрая усмешка его гаснет, когда отец видит смятение на лице сына. Отец убыстряет шаги.

 – Что тут стряслось, сынок? Обидел кто?

 – Не-ет… – Ванюрка прячет глаза.

 – Я же не слепой… Испугало тебя что-то…

Ванюрка сопит, продолжает молчать. Наконец сознаётся:

 – Испугался я… совсем немножко, отец. Крупная такая птица с этого вот дерева слетела – и в лес. Сова, наверное, я такую в картинке видел.

 – Ну, повезло. Теперь знаешь, какая она, сова, в жизни бывает. Птиц тут в лесу много, и все они людей сторонятся – мы ж для них большие, сильные. Это они нас боятся…

Подбодрив сынишку, Байтуган опять зашагал в лес. Второй ходкой он вытянул к телеге волокушу, полную сухостоя. Спина рубахи липла у работника к телу, солнце уже приметно и сквозь листву, отец вытер рукавом распаренное лицо, загрузил телегу дровами.

 – Ещё для пахталки заготовку надо. Бабушка заказала. Подальше, у оврага погляжу. А то пошли вместе, лошадку у нас никто не уведёт, овод от солнышка присмирел, – отец приготовил ножовку выпилить чурбак. Ванюрка охотно отправился следом.

Байтуган издали углядел вожделенную заготовку: липа с прямым стволом, с тёмной расщелиной дупла. Оттуда метнулась крупная серая птица и с писком – прочь. Байтуган решительно направился к дереву, попробовав остроту зубьев пилы ногтем.

 – Отец, – встрепенулся Ванюрка. – не тронь эту липу! Там же птица эта… сова. Ты же видел. Она из этого дупла вылетела. Там её гнездо. Не надо!

 – Почему ты кричишь, Ванюрка? Я же рядом с тобой…

 – Отец, сова как раз с этого дерева вылетела.

 – В лесу деревьев с дуплами много. Птицы любят залетать в эти дупла, – старается успокоить сына Байтуган. – Для птенцов время поздноватое, слетели уже с гнёзд. А мы, пока с тобой перекоряемся, как бы без пахталки домой не приехали, – он решительно полоснул инструментом по стволу. Хорошо разведённая и отточенная пила отчего-то худо вгрызлась в дерево. Байтуган снова взопрел, часто переводил дух. Тень скользнула над его головою, мужик вскинул глаза – большая птица над ним заходила на новый низкий круг. Байтугану сделалось не по себе – какой шайтан повадился сюда средь бела дня? Сова, что ли? Ну, точно она!

 – Она снова прилетела! – испуганно крикнул Ванюрка. А сову будто на бечёвке тут вертят – неустанно кружит, изредка присаживаясь на ближайшие деревья, исходя птичьим криком. Байтуган отмахнулся, снова прилежно налёг на пилу. Липа наконец с хряском упала. Мужик отмерил надобную длину, опилил макушку, отнял комель по самое дупло, с натугой уволок грузный кряж к лошади, завалил, поместил груз на телеге. Сова не лезла из головы. Впрямь у неё гнездо поблизости, что ли? Очень уж настырно себя вела. Неужели она до середины лета птенцов-то на крыло не поставила? Кстати, где сынишка?

Байтуган растерянно огляделся: как ветром сдуло.

 – Ваню-урка! – сложил он ладони рупором.

 – Ту-ут я, отец, – выставил русую голову из-под рядна на телеге сын. – Я боюсь…

 – Чего боишься?

 – Эта птица прямо на меня кинулась, – понизив голос, сообщил Ванюрка. – Ух, страшная такая…

 – Сказал тоже, – облегчённо вздохнул Байтуган. – В женихи тебе скоро, а с птичкой в прятки играешь. Сказал ведь: она тебя бояться должна, а не ты от неё бегать.

 – Ну, если прямо в глаза кидается? Убежишь тут… – виновато оправдывался мальчишка. – Давай поедем скорей…

 – Не ночевать же тут, поедем, – Байтуган почувствовал, что начинает темнеть.

***

Лошадка прибавила прыти, завидев родную огородину. Только отчего же это никто ворота не отворяет, неужели столь уж перепуганы домашние мраком посредине дня, нос из дому высунуть боятся? Ванюрка скоренько юркнул в калитку и распахнул ворота настежь. Байтуган с беспокойством оглядел двор. Ни-ко-го. Не распрягая Белогривки, он заторопился в дом, за ним направился Ванюрка, тоже встревоженный непривычным безлюдьем. На крыльце Байтугана заставил обернуться стук банной двери, откуда показалась Сяськабей. Руки матери были окровавлены, на лице виднелась озабоченность.

 – Мама, что-то в дому плохое случилось? – ноги Байтугана сделались ватными, он не узнал своего голоса.

 – Ты, сын, давай не рассусоливай: самовар на столе горячий, отцеди ковшик кипятка, неси сюда, – мать говорила спокойно и твёрдо. И пояснила, посветлев лицом:

 – Ещё сынка Господь в нашем дому прибавил…

***

По утренней прохладе Байтуган надумал мастерить пахталку – всегда ему складно работалось спозаранку. Сразу же, прикинув на глаз должную длину заготовки, примерился к нижнему краю дупла. Пила сноровисто впилась в свежее дерево – и вдруг пошла словно холостым ходом. Байтуган вгляделся: на зубья пилы налип птичий пушок.

 – Вот незадача-то, – от расстройства покачал головою мужик. – Так и есть, поздно загнездовала провожатая-то наша, видать, в гнезде птенцы были, – он закончил распил, а оставшийся чурбак расколол надвое топором. Да, в дупле оказался птенчик, вернее, раскромсанный стальными зубьями кровавый комочек пера и мяса.

 – Тьфу ты, лешак, всё-таки принял грех на душу! – Байтуган почесал затылок. «Пока Ванюрки нет, мёртвого птенца куда-то надо бросить», – так подумав, он брезгливо ухватил останки мёртвой пичуги и забросил в самую гущину крапивы, буйно растущей вдоль забора, – туда даже куры не совались. Настроение его испортилось, не стал делать пахталку.

***

Так и не повезло осиротелой сове ночной порою промыслить добычу. Впроголодь примостилась она на липовом суку на опушке леса, смежила круглые очи в полудрёме, коротала темень, вцепясь кривыми шильями когтей. И в этом забытьи всё тревожил птицу жалкий писк птенца, не поспевшего ещё встать на крыло, привычно поджидавшего мать с тёплым куском мяса в клюве. А когда небо на востоке заалело, голодная измученная мать, влекомая неведомой силой, направила свой полёт над полем в сторону чернеющих внизу человеческих обиталищ. Она уже когда-то побывала здесь, ведь в суслонах жита, в зерновых амбарах всегда можно закогтить полёвку, а возле огородов, если повезёт, словить и зайчонка. Но сегодня её звал в деревню не только и не столько голодный зоб, но ведомый всем матерям на свете зов вёл её, точно путеводная нить, к месту, где может отыскаться пернатое её сокровище. Понимала она это слепым голосом крови.

Сова присела на широко раскинувшем крону вязу, что рос во дворе Байтугана. Рассветный крик петуха в курятнике заставил её встопорщить перья, но с места не согнал. Там, внизу, громко вскрикнула птица. Незнакомая ей, но – птица! Может, её птенчик как-нибудь угодил в чужую птичью стаю? Он там? Не обижают ли его эти голосистые?