Вячеслав Миронов - Я был на этой войне Страница 69

Зеленого цвета, посередине проходит выпирающий ободок. Вот оно. Два движения и все. Нет больше глухоты, нет больше мучений от голода, холода, боли, мук совести. Не надо искать виновных в этой войне. Сам виноват в своей жизни. Самостоятельно выбрал этот путь, никто тебя не тянул. Поэтому, кроме самого себя, не надо никого обвинять в своих бедах. И никто не обвинит тебя в трусости, в дезертирстве. Толком не будут разбираться, от чего погиб капитан Миронов. От мины или собственной гранаты. Благодаря меткости и везучести духов, или по собственной глупости. Матовая поверхность гранаты притягивает взгляд, парализует разум. Всего два движения. Первое — разогнуть усики у чеки, второе — дернуть резко кольцо и одновременно разжать пальцы, отпуская тем самым рычаг. После этого будет около четырех секунд, чтобы отбросить гранату подальше от себя. Столько работает замедлитель. Такой шанс для самоубийц, если передумаешь. После этого ни одна «скорая помощь» не поможет, как ни зови.

Хотя, с другой стороны, пока внешне цел. Глаза видят, а руки уверенно держат автомат. Никто меня не гонит с фронта. Воюй — не хочу. Спокойно, Слава, не психовать. Выдернуть колечко и отпустить рычаг ты всегда успеешь. Забери с собой побольше духов. Стыдно будет смотреть в глаза тем мужикам, что сейчас гремят костями в окнах гребаного Дворца. Спокойно. Спокойно. Вдох-выдох. Медленно, очень медленно выворачиваю запал из гранаты. Алюминиевый запал неохотно выходит из внутренностей гранаты, тускло поблескивая при дневном свете. Это мы всегда успеем сделать. Кладу в левый карман бушлата и запал, и гранату. В этом кармане я больше ничего не храню. Только граната и больше ничего. В нужный момент может не хватить времени на вытаскивание «счастливой» гранаты, если копаться во всяком хламе. Звякнув, запал с гранатой ложатся на матерчатое дно. Полежите, пока не время.

Из-за этих духов секунду назад я был готов разорвать себя. Рано еще. Глубоко затягиваюсь. Затягиваюсь до боли в груди, голова кружится. Огонек сигареты уже жжет губы. Я с сожалением осматриваю ее. Вот так и моя жизнь — сгорит до конца, и не заметишь. Отбрасываю окурок. Достаю другую сигарету, прикуриваю, переворачиваюсь на живот, подтягиваю автомат. А вот теперь, гады, мы с вами повоюем.

Теперь из-за своей глухоты я могу полагаться только на зрение и интуицию. А также на везение, судьбу, если хочешь, читатель. Отчаяние ушло, пришел азарт. Веселый, озорной азарт. Сейчас, душманы, мы посмотрим кто кого.

У глухоты есть и свои преимущества. Пока летит мина, наши прячутся в окопах, а духи в спортивном азарте выглядывают из окон. Куда попадет? Я из-за травмы почти не слышу воя мины. Только слабый свист. В голове гудит, немного мутит. Очередная контузия. Здоровья она не прибавляет.

Ставлю автомат на одиночный огонь. Примечаю, в каком окне появляется самый любознательный дух, и прицеливаюсь. Раздался очередной свист. Боковым зрением улавливаю, как в соседних окопчиках головы нырнули вниз, и тут же появился любопытный дух. Он выглядывал из того окна, где не было «живого» щита. На, сука! Одновременно я нажимаю на спусковой крючок. Не отрываясь, я смотрю, как одновременно с моим выстрелом тело духа было отброшено внутрь здания. Готов урод!

Мы еще повоюем. Пусть и полуглухой, но, пока не отправят в тыл, я постреляю. Улыбка растягивает мой рот от уха до уха. Не испытываю ни малейшего чувства сожаления, раскаяния. Ничего подобного. Охватывает чувство охотничьего азарта. С трудом сдерживаю возбуждение. Главное не потерять самоконтроль. Стараюсь отвлечься от «охоты». Намерено пропускаю следующую мину. Натягиваю мокрый, успевший остыть подшлемник. Вздрагиваю, затылок мгновенно покрывается «гусиной» кожей, когда холодная влажная шапочка соприкасается с головой. Мысли отвлеклись. Нельзя слишком увлекаться. Азарт может сгубить.

Хоть и пропустил мину, но я приметил еще одного любопытствующего. «Любопытство сгубило кошку!» — говорю сам себе. Жду мину. Остальные вокруг, тщательно выцеливая, стреляют по Дворцу, в ответ им также стреляют. Я жду. Высунув голову, высматриваю ту «кошку», которая не в состоянии сдержать свой охотничий азарт, высовывает глупую башку.

Котенок, это же тебе не театр, где самые лучшие места в партере. Сам виноват! Вдох-выдох, вдох, полувыдох, головы нырнули, свист, голова мишени появляется в окне. Выстрел! Есть! Руки вверх, голова назад. Фигурка исчезла из оконного проема. Еще один готов. Неплохой результат, с такого расстояния, для полуглухого инвалида. Дорого вам будут стоить мои уши, уроды.

Духи вновь начали вести огонь по зданию Госбанка, на этот раз мины уже прицельно попадали. На крыше здания поднимались разрывы. И уже не обращали внимания духи на нашу отчаянную стрельбу. Они сконцентрировались только на одном — уничтожить наши немногочисленные основные силы. Если сейчас наши не пойдут вперед, то нам, на площади, и тем, кто остался под стенами Дворца, можно писать похоронки.

Наши, видимо, ушли в подвальные помещения, но там долго не продержишься. Мощные бетонные стены обвалятся и погребут заживо остатки бригады. Давайте, ребята, вперед!

Словно услышав мои призывы и заклинания, наши выскочили из Госбанка и отошли назад, и оттуда уже начали неприцельно стрелять по Дворцу. В автоматно-пулеметную стрельбу вплели свои голоса сначала БМП, а затем и танки. Они стреляли по крыше здания Дома правительства. Там не было наших пленных. На крыше и верхних этажах все чаще начали рваться снаряды, обрушивая вниз куски стены. Не знаю, были ли команды по координации действий, но, судя по тому, что духи засуетились и начали вести огонь по другим сторонам, я предположил о наступлении на противника с других сторон.

В нашу сторону огонь ослаб, и наши начали наступление. Из-за глухоты я мог ориентироваться только по тому, что наши побежали вперед. Звуки стрельбы и разрывов плохо слышались, доносились, как сквозь вату. Впереди шла пехота, танки и БМП стояли сзади и вели огонь. Вот первые уже добежали до нас, лежащих на площади, и мы начали подниматься, чтобы идти в атаку.

Духи вновь огнем смели нас. Кто остался лежать на площади, не двигаясь, некоторые сумели укрыться в окопчиках, остальные повернули и побежали назад. Я остался на прежнем месте. Если бы не холод, который начал меня доставать, то можно было бы комфортно устроиться. Теперь одежда, пропитанная потом, начала остывать, и мой же пот начал забирать тепло. Где-то через час, а может, и раньше, наступят сумерки. Костерок не разведешь. Опустился пониже в свое убежище и прикурил. Пряча в кулаке сигарету, грею ладони. Дым согревает горло, кончик носа. Врачи говорят, что при курении снижается температура тела. Пусть они поваляются в мокром бушлате на морозе без курева, а потом скажут, какую реакцию оказывает курение на их организм. Полагаю, что многие пересмотрят свою точку зрения на происходящее.

Пищи горячей мне не видать, водки с собой тоже нет. Не весело.

Потом тоже предпринимались отчаянные попытки очередного штурма, но кроме как потери людей, они абсолютно ничего не принесли. Все попытки выползти из своих окопчиков пресекались мгновенно. Снайпера духов, вооруженные хорошей ночной оптикой, пресекали наши поползновения. Одного бойца убили, трех ранили. Мы подползли к ним и, оттащив за какой-то кусок бетона, начали оказывать первую помощь. Унести их мы не могли. Снайпер нас караулил, и стоило лишь выйти из-за камня, как вокруг нас начинали подниматься фонтанчики от пуль. Нас было трое. Двое спасателей и один раненый. Боец был ранен в ногу. Пуля прошла навылет.

Он держался молодцом. Шутил, бодрился. Пытался отвлечься. По-моему мнению, ноги он лишится. Кровотечение мы со вторым бойцом остановили. Конечность опухла до чудовищных размеров. Мы обкладывали его ногу холодными камнями. Чтобы боец не умер от болевого шока, а также не страдал, мы за несколько часов вкололи все три ампулы промедола. У каждого бойца или офицера в его индивидуальной аптечке имеется одна такая ампула. Только одна. Мы отдали ему свои ампулы. Для того, чтобы они действовали дольше и эффективней, кололи ему в вену. Первый раз в жизни я делал внутривенные уколы, да еще и в полной темноте. Получилось. Было холодно, раненому необходимо было тепло. Его начало потряхивать. Поднялась температура. Положили его между собой, сняли с себя бронежилеты, укрылись ими. И таким образом грели его и сами согревались. Ночь была холодная, звездная. Все тепло, накопленное за день землей и нами, уносилось в космическую бездну. Холодно, очень холодно. Ледяная земля вытягивала наше тепло. Казалось, что сама жизнь утекает из тела вместе с теплом.

— Товарищ капитан, курить есть?

— Что? Говори громче!

Боец жестом показал, что хочет курить.

— Есть. Держи.

Мы закурили. Сигарет у меня было мало. Курили одну, пуская ее по кругу, передавая из рук в руки. Тщательно прикрывали от противника и ветра. Противник мог нас убить, а ветер, раздувая огонек, быстро сжигал драгоценный табак. Как много может, оказывается, сигарета. Несмотря на курево и слабое тепло друг от друга, становилось все холоднее.