Григорий Голосов - Демократия в России: инструкция по сборке Страница 7

Тем не менее, авторитарные режимы чуть ли не соревнуются в том, у кого партия власти получит больше мест. Правда, предельный сценарий — когда партия власти «выигрывает» все места — реализуется довольно редко. Примеры такого развития событий имеются (скажем, Республика Джибути), но логики в этом сценарии мало. Если цель выборов состоит в том, чтобы создать имитационный парламент, то без имитационной оппозиции, в общем-то, не обойтись. В некоторой мере триумфальные успехи партий власти объясняются логикой административного азарта. Если результаты выборов можно подделывать, а критерием успеха для организаторов выборов служит доля голосов, при пи санных партии власти, то между этими исполнителями начинается конкуренция за «лучший результат». Но определенная логика в стремлении к сверхбольшинству все-таки есть. Как отмечают исследователи, за ним стоит вполне рациональное соображение о том, что выборы должны продемонстрировать как собственному населению, так и Западу (для которого, в значительной мере, и разыгрывается спектакль) единодушную поддержку курса исполнительной власти, а значит — отсутствие жизнеспособных альтернатив. Это — так называемая «сигнальная» функция авторитарных выборов, и она довольно важна. Но если партии нужны именно для того, чтобы подавать сигналы такого рода, то вся партийная система должна соответствовать этой цели: «оппозиционные партии» должны находиться под контролем властей и быть непривлекательными для избирателей. В оптимальном случае они должны быть «нишевыми» партиями, заведомо способными привлечь голоса узких, по определению ограниченных слоев населения. С детской непосредственностью этот подход реализован в Габоне, где главная «оппозиционная» партия называется «Национальное объединение лесорубов». Конечно, лишь немногие габонцы — лесорубы, и не все лесорубы проголосуют за эту партию. Но так оно и надо.

Может ли авторитарная партийная система стать средством для того, чтобы граждане выразили свои политические предпочтения? Такие случаи крайне немногочисленны. Наиболее показательный из них — это переход к демократии в Бразилии. В 1964 г. в стране была установлена военная диктатура. Новые правители запретили все существовавшие в стране партии и разрешили создание двух новых: правительственного Альянса национального обновления (АРЕНА) и «оппозиционного» Бразильского демократического движения (МДБ). Многие видные оппозиционеры отказались войти в МДБ, мотивируя это нежеланием поддерживать демократический фасад режима, а других туда никто и не приглашал. Они принимали участие в уличных акциях и даже в вооруженной борьбе. Однако эти формы протеста были подавлены властями. Первые опыты участия МДБ в выборах были безуспешными — именно потому, что для большинства избирателей настоящей оппозицией оно не было. Скажем, на выборах 1970 г. за АРЕНА проголосовали 48,4 % избирателей, за МДБ — 21,3 %, а 30,3 % опустили в урны недействительные бюллетени. В результате правительственная партия получила подавляющее большинство мест в Конгрессе. Однако уже на выборах 1974 г. отношение избирателей к МДБ — не в последнюю очередь из-за провала альтернативных форм протеста — изменилось. Победа была вновь за АРЕНА (40,9 % голосов), и если результат МДБ резко улучшился (до 37,8 % голосов), то произошло это в значительной мере из-за того, что сократилась до 21,3 % доля испорченных бюллетеней. И хотя большинства в Конгрессе МДБ не выиграло, оно было близко к победе. Еще более угрожающими для властей стали результаты следующих выборов. Рассудив, что избежать поражения можно путем раскола оппозиции, военные разрешили регистрацию новых партий. Однако существенных улучшений для АРЕНА это не принесло. Напротив, уступки способствовали как усилению легальной оппозиции, так и восстановлению нелегальной. По стране прокатилась волна уличных акций и забастовок. В 1985 г. президентом Бразилии был избран представитель МДБ. Правлению военных при шел конец.

Есть и другие примеры медленной эволюции электорального авторитаризма в направлении демократии: Мексика, Сенегал, возможно Малайзия. Это долгий путь. Успех на нем отнюдь не гарантирован. Скажем, в Индонезии три десятилетия имитационных выборов так и не привели к изменениям. И если сейчас там демократия, то установилась она не как следствие эволюции режима, а в результате массовых волнений и отказа армии поддержать диктатора Сухарто, который как раз собирался на новый срок, мотивируя это необходимостью твердого руководства в условиях кризиса. По такому сценарию прошли и недавние революции в Тунисе и Египте. Чтобы переход к демократии был не только скорым, но и относительно безболезненным, нужно обеспечить свободу политических объединений. 

7. Свобода объединений — ключ к демократизации

Мао Цзэдун рекомендовал «ухватиться за решающее звено и вытянуть всю цепь». Я думаю, что решающее звено современной российской политики — это отсутствие конкуренции, а значит политической подотчетности. Российский чиновник может делать что угодно, но санкции наступают только тогда, когда он заходит слишком далеко и начинает задевать интересы своих собратьев по классу. Без открытой политической конкуренции эту ситуацию не изменить. А механизм конкуренции один — это состязание партий на выборах Без реальных партий выборы не имеют смысла, не поддаются техническим улучшениям, будь то полупрозрачные урны или всякие электронные примочки. Они обречены оставаться фикцией. Увы, партий в России нет. Между тем неустойчивость партийной системы отнюдь не безобидная вещь. Политическая подотчетность исчезает: с кого спрашивать? И это было плохо для рядовых граждан, а для власть имущих, в принципе, вполне удобно. Современный российский правящий класс, хоть теперь они и не любят об этом вспоминать, сформировался именно на выборах 90-х гг. Но в конце десятилетия наступило прозрение. Оказалось, что с неустойчивой партийной системой у власти могут вдруг оказаться злые завистники, которые возьмут да и отберут все нажитое непосильным приватизационным трудом.

И вот новая российская администрация взялась за решение проблемы. Появляется закон о политических партиях Основная идея этого документа с самого начала состояла в том, чтобы ограничить возможности создания партий, аза счет этого придать устойчивости тем, которые уже существуют. Это был, по большому счету, идиотизм — привязать регистрацию партий к их численности. Однако надо признать, что требования были установлены не то что мягкие (понятно, что на момент принятия закона десятью тысячами членов могла реально похвастать лишь КПРФ), но вполне выполнимые. Взявшись за работу, бравые политтехнологи живо настрогали четы ре десятка партий.

Тучные всходы закона о политических партиях были пожаты на думских выборах 2003 г. Партий было много, но не слишком; некоторые из них отлично пригодились для оформления всяких кремлевских спецназов в избирательные блоки; были и другие, неприятные, но с ними справился телевизор. Это был зенит манипулятивной системы, которую окрестили «управляемой демократией». При всех своих недостатках она была, несомненно, лучше нынешней: гибридный режим, в котором элементы демократии находились в некотором равновесии с авторитарными элементами. Равновесие, однако, оказалось неустойчивым. Дело в том, что партии, созданные в манипулятивных цепях, дальше живут сами по себе. При наличии у них хоть каких-то ресурсов и конкурентной среды, в которой можно эти ресурсы использовать, они начинают стремиться к автономии от своих реальных создателей. Это произошло не только с «Родиной», которая, как-никак, преодолела барьер, но и с такими ничтожными проектами, как «Партия пенсионеров». И вот осенью 2004 г. «Единая Россия» начинает стремительно проседать на региональных выборах. А тут такое вокруг: монетизация, Украина, неотвратимое приближение президентских выборов без Путина. На них, ясное дело, опять появился бы шанс у злых завистников, которые… (см. ранее). Страшно.

Новая редакция закона о политических партиях все расставила по местам. Во-первых, невыполнимые требования к численности партий теперь были установлены с колоссальным запасом: 50 тысяч. То есть, попросту говоря, создать новую партию стало невозможно. Во-вторых, эти требования были распространены на все существующие партии. В-третьих, на основе новой редакции закона была жестко регламентирована проверка численности партий регистрационным органом. Теперь партии можно было ликвидировать, что и произошло в массовом порядке осенью 2006 г. Остатки добили в последние годы. Теперь их семь. Правда, волна нанодемократизации при Дмитрии Медведеве (когда он еще делал вид, что не просто греет место) дала новые возможности: если сначала надо было прыгнуть на 10 метров в высоту без шеста (50 000), то потом — на 9 (45 000), а с 2012 г. планку обещали снизить до восьми (40 000).