Дэвид Брукс - Бобо в раю. Откуда берется новая элита Страница 7

Когда представители первой волны демографического взрыва по окончании колледжа вышли на работу, диплом не принес им ни существенных финансовых преимуществ, ни значительных изменений в уровне жизни. Еще в 1976 году специалист по экономике труда Ричард Фриман в труде, озаглавленном «Слишком образованный американец», мог утверждать, что высшее образование не окупается на рынке рабочей силы. Но тут подоспела информационная эра, когда преимущества образования становились все более ощутимы. По данным специалиста по рынку труда из Чикагского университета Кевина Мерфи, в 1980 году выпускники колледжей зарабатывали примерно на 35 процентов больше, чем выпускники школ. Однако к середине 1990-х обладатели университетского диплома зарабатывали уже на 70 процентов больше, а получившие научную степень на 90 процентов. За пятнадцать лет положительная зависимость зарплаты от высшего образования увеличилась вдвое.

Вознаграждение за интеллектуальный капитал возросло, тогда как материальный капитал дороже не стал. Это означает, что даже выпускники гуманитарных дисциплин однажды могут оказаться среди высокооплачиваемых специалистов. Преподаватель Йельского университета с полной занятостью, клеймивший капиталистическую погоню за наживой, вдруг обнаруживает, что заработал в 1999 году $113 100, тогда как его коллега в Ратгерском нажил $103 700, а суперпопулярные профессора, которых в академической среде перекупают, как дефицитный товар, сегодня могут загребать до $300 000 в год. Чиновники аппарата президента и Конгресса получают до $125 000 (до перехода в частный сектор, где им предлагают сразу в пять раз больше), а достигшие среднего возраста журналисты национальных изданий могут рассчитывать на шестизначную зарплату, не считая гонораров за лекции.

Обладатели дипломов по философии и математике отправляются прямиком на Уолл-стрит, где на своих количественных моделях они могут заработать десятки миллионов. В Америке всегда было много адвокатов, сегодня средний годовой заработок этой быстрорастущей группы составляет $72 500, тогда как доход крючкотворов в большом городе может достигать семизначных цифр. Толковые ученики по-прежнему в массовом порядке идут на медицинский – три четверти частнопрактикующих врачей получают более $100 000. Что говорить о Силиконовой долине, где миллионеров больше, чем простых смертных.

В Голливуде телевизионные сценаристы заколачивают от $11 000 до $13 000 в неделю. А редакторы ведущих нью-йоркских журналов, как, например, Анна Винтур из «Вога», зарабатывает миллион в год, что чуть меньше зарплаты главы Фонда Форда. И все эти невероятные заработки обрушились не только на детей демографического взрыва, которые, возможно, по-прежнему не верят своему счастью, но и на все последующие поколения выпускников, большинство из которых никогда и не знали мира без художественных мастерских за 4 миллиона, ультрамодных гостиниц по $350 за ночь, загородных домиков, построенных авангардными архитекторами, и прочих атрибутов контркультурных плутократов.

Информационный век произвел на свет целый ряд новых специальностей, часть которых могли бы показаться смешными, если бы не оплачивались так хорошо: креативный директор, начальник отдела управления знаниями, координатор командного духа. Появились должности, которых еще в школе никто и представить себе не мог: веб-дизайнер, патентный поверенный, главный сюжетчик, сотрудник программы подготовки к поступлению в университет, редактор по гостям на ток-шоу и т. д. и т. п. Экономика этого века такова, что чудаки типа Оливера Стоуна становятся влиятельными мультимиллионерами, а неуклюжие лохи типа Билла Гейтса чуть ли не правят миром. Кочующих интеллектуалов, которые перебиваются с хлеба на воду в поисках места преподавателя на полставки и сегодня хватает, как и в писательско-журналистском цеху немало еще малохольных, не глядя отдающих плоды своего труда за неприлично маленькие гонорары. Однако основной упор в информационном веке делается на поощрение образования и увеличение разрыва в доходах между образованными и необразованными.

Более того, верхушка среднего класса из скромного придатка к последнему выросла в отдельную демографическую категорию, состоящую преимущественно из обладателей престижных дипломов. Несмотря на заметный экономический упадок, через несколько лет в Америке будет десять миллионов семей с доходом выше $100 000, против двух миллионов в 1982 году. Принимая во внимание культурный и финансовый капитал этой обширной группы, общественный вес верхушки среднего класса нельзя недооценивать. При этом мало кто из представителей образованной элиты гонялся за деньгами. Деньги пришли к ним сами. И мало-помалу, часто против их воли, материальные блага заняли важное место в их мировосприятии.

Представителям образованной элиты пришлось прежде всего изменить свое отношение к деньгам как к таковым. В их бытность бедными студентами деньги были твердой материей, кусок которой, выраженный в банковском чеке, поступал ежемесячно. Отщипывая понемногу от этого куска, они оплачивали свои счета. При этом они почти физически ощущали, сколько денег у них на счету, как мы осязаем, сколько мелочи у нас в кармане. По мере роста их благосостояния денежная масса все более разжижалась. Сегодня дензнаки чудесным образом льются на банковский счет, и так же быстро с него утекают. Обладателю денежных средств остается только наблюдать, слегка ужасаясь, скорости этого неудержимого потока. Он или она может попытаться перекрыть течение с целью накопления средств, но тут возникает вопрос, где именно ставить плотину. Сама способность оставаться на плаву, обходя в бурном денежном потоке все подводные камни и узкие места, становится признаком состоятельности. Это как очередной тест на академические способности. Деньги не приводят к упадку и разложению, но становятся символом превосходства и контроля над ситуацией. Теперь они кажутся чем-то естественным и вполне заслуженным настолько, что даже бывшие студенты-радикалы переиначивают старый коммунистический лозунг так: от каждого по способностям, каждому по способностям.

Представители образованной элиты не только зарабатывают куда больше, чем могли предполагать, они постепенно занимают все более ответственные посты. Сегодня каждый из нас знаком с управленцами, которые из совета «Студентов за демократическое общество»[15] перешли в совет директоров, и с LSD на IPO. И действительно, может сложиться впечатление, что из «Свободы слова»[16] корпоративных управленцев вышло больше, чем из Гарвардской школы бизнеса.

Бурный рост прибыльных отраслей, где все участники процесса являются членами образованной элиты, поражает не меньше. Всего у 20 процентов взрослого населения США есть диплом о высшем образовании, однако в крупных городах и пригородных офисных комплексах можно ходить от кабинета к кабинету, километр за километром, и у каждого в ящике стола найдутся корочки. Сегодня образованная элита обладает той властью, которая раньше приходилась на долю степенных пожилых WASP’ов с выдающимися подбородками. Экономисты из Международного валютного фонда летают по миру, формируя макроэкономическую политику. Умники из McKinsey & Company пикируют на офисы корпораций, которыми управляют их же товарищи по университетской футбольной команде, и выписывают рекомендации по слиянию и реструктуризации.

Образованная элита подмяла под себя даже те профессии, которые раньше относили к рабочему классу. Сильно пьющие трудяги-репортеры, к примеру, исчезли как класс. Сегодня если вы придете на пресс-коференцию в Вашингтоне, то в любом ряду Йель будет чередоваться со Стэнфордом, Эмори и Гарвардом. Если раньше политическими партиями управляли наймиты из эмигрантов, сегодня там господствуют информационные аналитики с научной степенью. Пройдитесь по старым пригородам, и вы обнаружите, как богемного вида деятели в футболках с длинным рукавом, затоварившись органическими фруктами, идут домой, где раньше жили биржевые брокеры. Они в буквальном смысле спят в их кроватях. Они заполонили все учреждения ушедшей элиты. Писатель Луис Окинклосс так описывает сложившееся положение: «Старое общество уступило под натиском образованного класса». Недалеких красавцев и красавиц с великими предками сменили умные, амбициозные леваки в стоптанных ботинках.

Тревожное благополучие

Последние 30 лет образованный класс одерживает одну победу за другой. Они дезавуировали культуру старой протестантской элиты, вписались в экономику, щедро оплачивающую их высокие способности, и встали во главе многих учреждений, против которых раньше выступали. Однако все это привело к возникновение некой червоточины. Как убедить себя, что они не стали такими же самодовольными болванами, как пресловутые WASP’ы, которых они по-прежнему столь неистово осуждают?