Йон Хеллевиг - Путинская Россия как она есть Страница 7

Перед отъездом в Санкт-Петербург на балет у меня как раз оставалось достаточно времени, чтобы написать заметку с признанием своей собственной наивности, указав в ней, что хотя в предыдущем отчёте я назвал «Сибнефть» «бывшими бандитами», теперь я вынужден удалить слово «бывшие»! По пути в аэропорт мне позвонила журналистка из «Москоу Таймс» и просила разрешить привести цитату из моего отчёта. «Конечно, — ответил я, особо не задумываясь о последствиях. — Если я написал его, значит, я за него отвечаю». Затем я выключил теле-фон. Как тень Жизели бросилась спасать жизнь своего возлюбленного Альберта от гнева виллис, на следующий день «Москоу Таймс» процитировала меня в двухстраничной статье о скандале с «Сибнефтью» под заголовком «Бандитская «Сибнефть» спровоцировала распродажу!» Неожиданно моя жизнь стала весьма интересной…

К воскресенью, когда я включил телефон, я обнаружил 57 пропущенных звонков, несколько непечатных СМС-сообщений и приказ срочно вернуться в Москву. Мой работодатель уже принёс безусловные извинения, как ни удивительно, заявив, что мои «безответственные замечания скомпрометировали их репутацию как объективной, непредвзятой исследовательской фирмы». Меня позабавило больше всего то, что секретарь, отправлявшая пресс-релиз, забыла заменить официальный бланк, и пресс-релиз был отправлен на официальном бланке «Сибнефти» с её обратным адресом. Журналистам, естественно, это очень понравилось!

Вскоре после этого, когда я уже собирался элегантно отправиться в весьма неопределённое будущее, я не смог устоять перед соблазном прийти на нашу ежегодную рождественскую вечеринку. Среди развлечений был дрессировщик с медведем в наморднике на поводке. Мой начальник, несчастный ирландец, только что вернувшийся из Нью-Йорка, отметил поразительное сходство между мной и тем медведем. «Да, Кормак, — резко возразил я, — но в отличие от него, я избавлюсь от своего намордника на следующей неделе!»

Бесспорно, ликвидация «ЮКОСа» обозначает кардинальное изменение в восприятии иностранцами России[6]. Если отбросить предвзятость, история получится достаточно простой. Не может быть никаких разумных сомнений в том, что Ходорковский виновен по всем предъявленным ему обвинениям: хищение государственного имущества, коррупция в особо крупном масштабе, в частности прямой подкуп большой группы депутатов Госдумы, а также активное участие в уклонении от уплаты налогов в особо крупных размерах. Именно такие махинации в конце девяностых привели к банкротству российского государства. По крайней мере, вплоть до 1998 года Ходорковский злостно нарушал права иностранных инвесторов, уводя активы и денежные средства, аккумулируя огромные богатства в офшорных фондах с использованием различных схем сокрытия и увода доходов в тень.

Единственное приходящее на ум возражение — отговорка «ведь все остальные делали то же самое». Да, это действительно так, но это не служит оправданием. То обстоятельство, что другие также создавали финансовые пирамиды, не сочли оправдательным ни в случае с Бернардом Мэдоффом (приговорённым к 150 года тюрьмы за гораздо менее вопиющие преступления), ни в случае с Аль Капоне, единственным «гангстером в законе» своего времени. Это также несколько дезориентирует. Несмотря на то, что 1990-е годы действительно были в России лихими, большинство олигархов все же не прибегали к физическому устранению своих противников.

История «ЮКОСа» в высшей степени «политическая», хотя и не в том смысле, в котором её обычно представляют. Политика Ходорковского была направлена не на отправку чека любимой партии, а на владение блоком депутатов Думы, достаточно большим, чтобы в союзе с коммунистами и другими крошечными партиями блокировать любое неугодное ему законодательство, в частности введение налога на экспорт нефти и запрета на использование схем увода доходов в офшоры. Когда, втянув Владимира Путина в единоборство, Ходорковский попытался «рокироваться под шахом», обратившись к американской властной элите с целью продать «ЮКОС» компании Exxon, Путин выбрал «ядерный вариант» — использовал всю мощь государства. Единственными действительно невинными жертвами стали менеджеры иностранных инвестиционных фондов, которые понесли огромные потери по добросовестно купленным акциям «ЮКОСа». Несмотря на то, что на протяжении нескольких лет в Москве лейтмотивом звучал вопрос «Кто следующий?», в действительности следующим никто так и не стал. Отсечённая голова Ходорковского, насаженная на кол на Кремлёвской стене, оказалась достаточно убедительным аргументом для любого олигарха[7], стремившегося возродить модель отношений эпохи Ельцина.

Наверное, самое увлекательное в истории «ЮКОСа» — это его человеческая составляющая: то, как человек, одарённый мощным интеллектом, поразительной целеустремлённостью и легендарной способностью к сосредоточению, вступил в бой, который он явно был не в состоянии выиграть. От Наполеона до Гитлера иностранцы всегда допускали одну и ту же ошибку, воображая, что можно причинить достаточно боли русским, чтобы заставить их капитулировать. И всякий раз они оказывались неправы. Просто для этого недостаточно боли во всей Вселенной. Но Ходорковский был россиянином, и уж онто наверняка должен был об этом знать. Наверное, проведя детство в закопчённой коммунальной квартире и став владельцем несказанных миллиардов, которого чествовали как настоящего президента в Вашингтоне и Хьюстоне, он уверился в том, что услышал призыв свыше, что он стал помазанником, позабыв о правилах игры, в которую сам так мастерски играл.

Естественно, он был не единственным проигравшим. Располагая огромными финансовыми ресурсами, «Менатеп» был в состоянии коррумпировать политические, социальные и журналистские институты во всём западном мире, нанося тем самым ущерб имиджу России, и, наверное, создавая постоянную трещину в атлантических элитах. Журналисты, которые знали или должны были знать точно, что же на самом деле представлял из себя «ЮКОС», продолжали восхвалять Ходорковского как борца за русский либерализм и гласность. Фонд Карнеги с энтузиазмом разместил на пресс-релизах «Менатепа» свою эмблему, забыв при этом упомянуть о том, что его собственное финансирование тоже поступает от «ЮКОСа». Учитывая тот факт, что арест Ходорковского выявил границы влияния США в России, а также лишение компании Exxon возможности заполучить крупнейшую нефтяную компанию этой страны, ряд членов Конгресса США приветствовал Ходорковского как героя и мученика. Результаты их лоббистской деятельности оказались не совсем такими, на которые они рассчитывали.

Существует широко распространённое предубеждение среди сотрудников отделов ценных бумаг с фиксированной доходностью, что рынки облигаций «умнее» фондовых рынков. Долговые обязательства России сейчас торгуются глубоко «внутри», т. е. безопаснее, чем долговые обязательства многочисленных европейских стран, американских штатов и международных корпораций. В начале прошлого десятилетия в порядке провокации автор известил бы свой фонд хеджирования и долгосрочных клиентов о том, что их подписка на «Файнэншл Таймс» и «Экономист» обходилась им в миллионы долларов в год, т. е. столько же, сколько их отказ от российских финансовых активов в тот момент, когда их цена была абсурдно низкой по сравнению с фактическим риском. Инвесторы в ценные бумаги с фиксированной доходностью достаточно скоро поняли бы, что верить в дезинформацию, распространяемую западной прессой, — это непозволительная роскошь.

Фондовый рынок, всё ещё относительно дешёвый, но страдающий от весьма различных стилей корпоративного управления, несколько позднее просыпается и ощущает запах кофе, хотя, наверное, самое большое различие между восприятием и реальностью проявляется в отношении к прямым иностранным инвестициям, которые оказались, несмотря на получившие широкую огласку инциденты, в общем-то дико прибыльными, гораздо более прибыльными, чем западные инвестиции в другие страны БРИК. Крупные немецкие, французские и итальянские компании сейчас обращают всё больше и больше внимания на российский рынок.

А что касается политики, то всё стало чуть менее приятным. Жёсткая, триумфальная риторика американских неоконсерваторов не допускает компромисса, как и не расположена она признать существование конкурирующих социально-экономических моделей. Череда катастроф во внешней политике при Буше-младшем так и не привела к осознанию ограниченности американской мощи. К 2008 году, уязвлённая поражением своих грузинских клиентов, администрация президента Буша заговорила о новой «холодной войне». Начало финансового кризиса в США послужило счастливым отвлекающим моментом. Хотя при администрации президента Обамы наметилась долгожданная нормализация отношений, лучшее, на что можно надеяться, — это «холодный мир» с ограниченной торговлей между Россией и США, и при этом ни одна из стран не станет основным центром внимания для другой.