Сомерсет Моэм - Записные книжки Страница 7

Чем человек умнее, тем сильнее он способен страдать.

Хотя женщины под воздействием боли проявляют меньше эмоций, это вовсе не доказывает, что они лучше ее переносят; скорее, они не так остро ее чувствуют.

Любовь — это прежде всего инстинкт продолжения рода; доказательство тому — та готовность, с какой едва ли не каждый мужчина влюбляется в первую попавшуюся женщину, а если ему не удается заполучить ту первую встречную, которую он возжелал, он вскоре утешается с другою.

Редкий мужчина способен полюбить на всю жизнь; возможно, у такого однолюба просто не очень силен половой инстинкт.

Стоит лишь удовлетворить инстинкт к продолжению рода, как безумие, ослеплявшее влюбленного, рассеивается, и он остается с женою, к которой совершенно равнодушен.

Не понимаю, что подразумевается под словами «отвлеченная красота». Прекрасно все, что возбуждает эстетическое чувство художника. То, что сегодня представляется прекрасным только ему, через десять лет покажется красивым всем и каждому. Не столь давно считалось, что нет ничего уродливее фабричных труб, изрыгающих черный дым; однако нашлись художники, которые, усмотрев в них известную живописность, принялись их изображать; сначала эти произведения вызывали смех, но постепенно люди увидели красоту на полотне, а затем заметили ее и в натуре, которую рисовали художники. И ныне не требуется особого эстетического чутья, чтобы получить от созерцания фабричных труб не меньшее удовольствие, чем от вида зеленой, усеянной цветами поляны.

Люди восхищаются романтичной жизнью поэтов и художников, хотя надо бы восхищаться их творческим даром. В жизни обыкновенного человека многое проходит незамеченным, но точно те же события, случаясь с одаренным писателем, вызывают острый интерес. Происшествия эти обретают особое значение благодаря личности, с которой они происходят.

Человек сильно заблуждается насчет своего места в природе; но заблуждение это неискоренимо.

О, если бы добродетельные были хоть чуточку менее самодовольными:

Философ напоминает альпиниста: с трудом вскарабкавшись на гору, чтобы увидеть восход солнца, он на вершине обнаруживает сплошной туман и спускается обратно вниз. Но только очень честный человек не скажет вам, что наверху ему открылось ошеломительное зрелище.

Едва ли сегодня нужно доказывать несостоятельность христианства; эта идея носится в воздухе, а поскольку религиозность есть не что иное, как чувство, то и совладать с нею можно тем же оружием — чувством. Один человек верует, а другой нет; в этом, пожалуй, вся суть; а доводами, которые приводит каждый из них, они лишь пытаются разумно объяснить свои чувства.

Тот, кто живет и работает ради общественного признания, только его, естественно, и жаждет. Если же человек живет для себя, он не только не ждет признания света — свет ему безразличен. Если ему нет дела до других людей, какая ему разница, что те о нем думают?

Великой радости соразмерна по силе переживаний великая печаль. Можно позавидовать тому, кто не способен к глубоким чувствам и потому не знает крайностей: ни блаженства, ни горя. А ведь даже полное счастье оставляет легкий привкус горечи; и только скорбь — чувство чистое, беспримесное.

В глубине души ни один мужчина не бывает столь же циничным, как хорошо воспитанная женщина.

Идеалом женщины для мужчины по-прежнему является сказочная принцесса, которая не может заснуть на семи матрацах, потому что под нижним лежит горошина. Мужчина всегда побаивается женщины с крепкой нервной системой.

Даже поверхностное знакомство с физиологией откроет вам в женском характере больше, чем вся философия и все мудрые мысли на свете.

Трудно приходится женщине, если она не умеет приспособиться к бытующему среди мужчин представлению о ней.

Ничто так не способствует перемене взглядов, как любовь. Ведь новые взгляды — это в большинстве своем новые чувства. И возникают они под действием не размышлений, а страсти.

Во всех тех трудностях и колебаниях, которые испытывает человек, наполовину повинно его стремление на любой вопрос отвечать либо «да», либо «нет». Но сплошь и рядом одно лишь «да» или «нет» не может быть ответом, поскольку в каждом «да» отчасти содержится и» нет».

Для меня нет большего счастья, чем когда мне в голову приходит свежая мысль, постепенно открывая передо мною новые горизонты. Когда меня так осеняет, я словно воспаряю над жизненной повседневностью в синеву духовных эмпиреев. Освободившись на миг от земных забот, я чувствую себя на седьмом небе.

Порою меня озадачивает противоречивость собственной натуры. Я вижу, что во мне одновременно сосуществуют несколько разных людей, и тот, кто берет верх в данную минуту, рано или поздно уступит свое место другому. Но кто из них истинный я? Все вместе или никто?

Жизнь для меня приобретает особую прелесть, когда я срываю с себя путы заблуждений и ложных представлений. Разрушать внушенные смолоду предрассудки — не только важное дело, но и приятное развлечение.

Я нередко задаюсь вопросом: когда же христианство настолько обветшает, что люди расстанутся наконец с представлением, будто удовольствие пагубно, а боль благотворна.

Люди постоянно портят себе жизнь, упорно делая то, против чего восстают все их чувства.

Мало кому приходит в голову мысль, что человек, сидящий под дождем из благородных побуждений, может подхватить ревматизм с не меньшей, а возможно, и с большей вероятностью, чем валяющийся под забором пьянчуга, не способный доползти до дому.

Если не отказывать себе в чем-то ради других, прослывешь отвратительным эгоистом; зато беды, которые, скорее всего, посыплются на нас, когда жертвуешь собой ради чужого блага, окружающие переносят с завидной стойкостью.

Среди свойств женской натуры наиболее заметны страсть к мелким подробностям и безупречная память. Женщины способны обстоятельно и точно воспроизвести пустячную дружескую беседу, состоявшуюся много лет тому назад; но главная беда в том, что они никогда не упускают такой возможности.

Боль вредна; представление, будто боль облагораживает душу, нелепо. Когда Ницше восславляет страдания, он напоминает лисицу из басни, потерявшую хвост. Его утверждение, что муки закаляют характер, сводится в сущности к жажде мести. Страдалец просто-напросто принимает за закаленный характер то удовольствие, с каким причиняет ближним мучения, через которые прошел сам.

В своем отношении к окружающим мы руководствуемся принципом самосохранения. Человек поступает с ближними определенным образом, либо чтобы добиться выгоды, которой иначе не получить, либо чтобы избежать тех бед, которых можно ждать от ближних. Никакого долга перед обществом у него нет; он действует лишь из собственной корысти, общество же принимает полезные его поступки и оплачивает их. За благие действия общество вознаграждает, а за дурные наказывает.

Всю ничтожность человека я ощущаю отнюдь не в соборе или перед иным величественным творением его рук; в этих случаях меня, скорее, поражает его могущество; уму его, кажется, подвластны любые свершения, и я забываю, что он — всего лишь ничтожная тварь, ползающая по комочку грязи — планете Земля, вращающейся вокруг небольшого солнца. Только природа и искусство убеждают, даже вопреки нашей воле, в величии человека; зато наука неопровержимо выявляет его полную ничтожность.

Наука способна утешить в несчастьях и залечить нанесенные ими раны, ведь она показывает, сколь ничтожно все вокруг и сколь малозначительна жизнь со всеми ее бедами.

Воздерживаться от удовольствий только потому, что они скоротечны и влекут за собой пресыщенность, так же глупо, как отказываться от еды только потому, что аппетит можно быстро утолить и тогда наступает сытость.

Следовать в поступках собственным жизненным правилам ничуть не менее трудно, чем подгонять жизненные правила под свои поступки. Люди большей частью проповедуют одно, а делают совершенно иное. Когда им на это указываешь, они объясняют все слабостью своей натуры — на самом деле они-де жаждут поступать в соответствии со своими принципами. Это притворство. Люди действуют сообразно своим наклонностям, принципы же перенимают у других; а поскольку эти принципы обычно не соответствуют поступкам, люди испытывают смущение и неуверенность в себе. Но стоит им принудить себя и, подавив естественные наклонности, начать действовать сообразно своим принципам — и для них нет спасения; разве что на небесах.