Сергей Кремлёв - Зачем убили Сталина? Страница 7

Хорош «термидор»! Дай Бог такого «термидора» любой стране мира. Так что Александр Островский наводит здесь тень на ясный день, чем его книга грешит вообще частенько – слишком уж многочисленны в ней «намёки тонкие на то, чего не ведает никто». Скажем, А. Островский уверяет, что «многие загадки в революционной биографии И.В. Сталина» можно объяснить, если принять в расчет его «дореволюционные закулисные связи» и «некоторые невидимые пружины его политической карьеры как до, так и после (ого! – С.К.) 1917 года». И тот же А. Островский пытается выставить раннего Сталина чуть ли не платным агентом бакинских нефтепромышленников.

Все это не стоило бы упоминания, если бы в книге А. Островского не было также бесспорного документального материала, изучение которого вполне опровергает намеки автора вопреки его воле и намерениям и рисует нам подлинного Сталина. Вот письмо молодого Кобы из туруханской ссылки, написанное им весной 1914 года Григорию Зиновьеву – тогда соратнику Ленина:

«20 мая. Дорогой друг! Горячий привет вам, В. Фрею (один из псевдонимов Ленина. – С.К.). Сообщаю еще раз, что письмо получил. Получили ли мои письма? Еще раз прошу прислать книжки Штрассера, Панекука и К.К. Очень прошу прислать какой-либо (общественный) английский журнал (старый, новый, все равно – для чтения, а то здесь нет ничего английского и боюсь растерять без упражнения уже приобретенное по части английского языка). Присылку «Правды» почему-то прекратили, – нет ли у вас знакомых, через которых можно было бы добиться ее регулярного получения… Привет супруге Вашей и Н. (Крупской. – С.К.). Крепко жму руку… Я теперь здоров…»

А вот еще письмо того же периода, направленное в ноябре 1915 года в заграничный большевистский центр:

«Дорогой друг! Наконец-то получил ваше письмо. Думал было, что совсем забыли раба божьего, – нет, оказывается, помните еще. Как живу? Чем занимаюсь? Живу неважно. Почти ничем не занимаюсь. Да и чем тут заняться при полном отсутствии или почти полном отсутствии серьезных книг? Что касается национального вопроса, не только «научных трудов» по этому вопросу не имею (не считая Бауэра и пр.), но даже выходящих в Москве паршивых «Национальных проблем» не могу выписать из-за недостатка денег. Вопросов и тем много в голове, а материалу – ни зги. Руки чешутся, а делать нечего. Спрашиваете о моих финансовых делах. Могу сказать, что ни в одной ссылке не приходилось жить так незавидно, как здесь. А почему вы об этом спрашиваете? Не завелись ли у вас случайно денежки и не думаете ли поделиться ими со мной? Что ж, валяйте! Клянусь собакой, это было бы как нельзя более кстати… А как вам нравится выходка Бельтова (Г. Плеханова. – С.К.) о «лягушках» (Плеханов сравнил с ними большевиков. – С.К.)? Не правда ли: старая, выжившая из ума баба, болтающая вздор о вещах для нее совершенно непостижимых. Видел я летом Градова (Л.Б. Каменева. – С.К.) с компанией. Все они немножечко похожи на мокрых куриц. Ну и «орлы»!…

Не пришлете ли чего-либо интересного на французском или на английском языке? Хотя бы по тому же национальному вопросу. Был бы очень благодарен.

На том кончаю. Желаю вам всего-всего хорошего.

Ваш Джугашвили».

16 июля 1911 года Сталин, арестованный 23 июня в Сольвычегодске и 27 июня освобожденный, приезжает на жительство в относительно близкую к Петербургу Вологду, поскольку ему было запрещено проживание на Кавказе, в столицах и фабрично-заводских центрах.

К «вологодскому» периоду относится его знакомство с 17-летней гимназисткой Пелагеей Онуфриевой, невестой друга и соратника Кобы по революционной борьбе Петра Чижикова, родом из крестьян Орловской губернии. Ученица седьмого класса Тотемской гимназии, она 23 августа приехала к жениху в гости.

6 сентября Сталин негласно выехал в Петербург и прописался там по паспорту П.А. Чижикова, на следующий день встретился с большевиками С. Тодрия и С. Аллилуевым, а 9 сентября был арестован, помещен в Петербургский дом предварительного заключения, откуда 14 декабря был выслан опять в Вологду сроком на три года под гласный надзор полиции.

Я не останавливался бы так подробно на одной из многочисленных коллизий жизни Сталина-революционера, если бы не некоторые детали, характеризующие натуру Сталина, связанные с тем периодом.

Когда он уезжал в Петербург, Онуфриева подарила ему свой нательный крестик с цепочкой и попросила на память фотографию. Фотографии Кобы красавица-крестьянка (ее отец был состоятельным крестьянином из Сольвычегодского уезда) по понятным причинам не получила, зато Сталин подарил ей книгу «Очерки западноевропейской литературы» с надписью: «Умной, скверной Поле от чудака Иосифа».

Вернувшись из северной столицы в Вологду не по своей воле, Сталин сразу же появился у Чижикова и в тот же день отправил Онуфриевой в Тотьму открытку с изображением Афродиты, где писал:

«24 декабря. Ну-с, «скверная» Поля, я в Вологде и целуюсь с «дорогим», «хорошим» «Петенькой». Сидим за столом и пьем за здоровье «умной» Поли. Выпейте же и вы за здоровье известного Вам «чудака» Иосифа».

Но пробыл в Вологде Сталин недолго. В январе 1912 года на VI (Пражской) партийной конференции 33-летний Сталин заочно избирается членом ЦК партии большевиков, а в середине февраля к нему в Вологду по поручению Ленина приезжает член Русского бюро ЦК Орджоникидзе – для личной информации Сталина о решениях, принятых в Праге.

И 29 февраля 1912 года Сталин бежит из ссылки. Незадолго до этого он посылает Пелагее Онуфриевой в Тотьму открытку:

«Уваж-мая П.Г.! Ваше письмо передали мне сегодня, и я тотчас направил его по адресу, т.е. на станцию Лугтомга Северной ж.д. (там служит Петька). По старому адресу больше не пишите… Если понадобится мой адрес, можете получить у Петьки. За мной числится поцелуй, переданный мне через Петьку. Целую Вас ответно, да не просто целую, а горячо (просто целовать не стоит). Иосиф».

Говорят: «Стиль – это человек»… Мысль очень уж рафинированная и не очень-то верная. Человек – прежде всего поступок. Недаром в известной формуле «Посеешь поступок – пожнешь привычку, посеешь привычку…» и т.д. именно поступок является тем «зерном», из которого произрастает вся судьба человека. Однако стиль действительно многое способен сказать о характере человека и всей его натуре. И из стиля писем раннего Сталина, да и позднего – тоже, видна натура живая, немного ироничная по отношению как к другим, так и к себе, абсолютно лишенная позы и тревоги насчет того, какое впечатление остается о тебе у других… Возможно, «записные» литературоведы и взъедятся на меня, но я бы назвал стиль писем (именно писем!) Сталина схожим в чем-то со стилем пушкинских писем. Но – только писем! Их роднит естественность, самоирония без самоуничижения и несомненное духовное здоровье.

Если вернуться к моменту побега Сталина из вологодской ссылки, то далее его жизнь разворачивалась весной 1912 года так…

В марте он был в Тифлисе и Баку, где провел ряд совещаний, а 1 апреля выезжает из Баку в Петербург, куда приезжает 10 апреля. Находясь на нелегальном положении, он редактирует большевистскую газету «Звезда» и пишет для нее много статей («Новая полоса», «Жизнь побеждает!», «Они хорошо работают…», «Тронулась!…»).

А 22 апреля 1912 года выходит первый номер ежедневной рабочей газеты «Правда», подготовленный Сталиным вместе с членами социал-демократической фракции III Государственной думы Полетаевым и Покровским и с большевиками-литераторами Ольминским и Батуриным.

В тот же день Сталина арестовывают и помещают в уже хорошо знакомый ему дом предварительного заключения, откуда он 2 июля высылается в Нарымский край под гласный надзор полиции на три года.

Но вся рабочая Россия уже знает его статью «Наши цели», анонимно (без подписи) опубликованную как передовая №1 «Правды».

В этой короткой блестящей статье есть слова, характерные не для фальсифицированного, а для реального Сталина на протяжении всей его жизни. Сталин писал о том, что целью «Правды» будет «освещать путь русского рабочего движения светом международной социал-демократии» и «сеять правду среди рабочих о друзьях и врагах рабочего класса», и продолжал:

«Ставя такие цели, мы отнюдь не намерены замазывать разногласий, имеющихся среди социал-демократических рабочих. Более того: мы думаем, что мощное и полное жизни движение немыслимо без разногласий, – только на кладбище осуществимо «полное тождество взглядов»!…»

И здесь в полной мерс проявлялся уже не эпистолярный, а публицистический и партийный литературный стиль Сталина – лишенный красот, но доходчивый и четкий. Причем стиль Сталина как политика сложился очень быстро! Первое серьезное печатное выступление Кобы – редакционная статья первого номера нелегальной газеты левого крыла грузинских марксистов «Брдзола» («Борьба»), увидевшего свет в сентябре 1901 года. И уже эта статья была боевой и чисто большевистской – за год до появления самого понятия «большевик».