Владимир Филиппов - Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного Страница 7

Черниговский князь забыл старую вражду, что вполне соответствовало его интересам на данный момент. А раз так, то Чермный с легким сердцем мог утопить свою ненависть в ближайшем колодце и крышку гвоздем приколотить. Уже в следующем 1210 году он заключил долгосрочный мир с владимирским князем Всеволодом Большое Гнездо, скрепив дружественный союз свадьбой. Рыжий выдал свою дочь Агафью замуж за сына Всеволода Юрия (1211). А в качестве приданого он добровольно и без всякого нажима возвращает суздальцам захваченный ранее Переяслав Южный со всеми прилежащими территориями. И клянется блюсти интересы владимирского родственника в этом регионе. Куда уж здесь соваться Мстиславу Удатному, у которого за спиной никого!

Но вернемся к Владимиру и посмотрим, чем же он все это время занимался. Как мы увидим, псковский князь был человеком деятельным и сложа руки не сидел. Это было вообще время деятельных князей. Вот Владимир и развил бурную деятельность на западной границе своих владений, вступив в тесный контакт с крестоносцами.

Чтобы понять, почему двух таких разных людей, как Владимир Мстиславович Псковский и Альберт Рижский, неудержимо влекло к установлению союза и причем как можно в кратчайшие сроки, необходимо сделать небольшое отступление.

Начнем с псковского князя.

Того, что произошло в Новгороде, мы только-только коснулись. Владимир, как младший брат, не мог не участвовать в этой авантюре. Старший практически всегда держал его при себе для решения именно практических вопросов. То есть для тех случаев, где одним лишь словоблудием не обойдешься. А теперь, когда предприятие потерпело жуткое фиаско, союзники нужны были как никогда.

Итак, на Руси противовеса владимирским князьям на тот момент было не найти. А вот в Ливонии начинал понемногу завоевывать себе репутацию новый рыцарский орден. Имя «крестоносец» во всей Европе звучало гордо, можно сказать, гремело. Совсем недавно епископ Альберт вернулся из Германии в сопровождении большого числа пилигримов, желающих распространять свет христианской веры в дремучей Прибалтике, меняя к лучшему жизнь закоренелых язычников. «Среди них были: Рудольф из Иерихо, Вольтер из Гамерслевэ и множество других знатных людей, рыцарей, клириков и всякого народа; все они, не побоявшись опасностей морского плавания, прибыли в Ливонию» (Ливонская хроника). И такой поток добровольцев должен был только нарастать.

Еще раз напомним, что сами по себе ни Рижское архиепископство, ни орден меченосцев врагами Руси, а Пскову и Новгороду в частности, на данный момент еще не являлись. Конфликт только набирал силу. Крестоносцы лишь недавно, да и то краем, потревожили псковские земли. Но то, что Рига должна была стать плацдармом для всего североевропейского рыцарства и купеческой Ганзы в продвижении на Восток, не могло не быть угрозой для Руси. Со временем крестоносцы должны были превратиться в страшную силу. Владимир это разглядел уже тогда и сделал первый шаг навстречу.

Для начала он попытался наладить прочные мирные отношения с орденом путем заключения династического брака. Этот путь был не раз опробован. Просто, проверено, надежно. Таким образом, дружба Владимира с меченосцами получила документальное подтверждение и официальную основу. К чему это приведет, не мог еще предсказать никто.

Епископ Альберт как личность производил приятное впечатление. Сам по себе он вообще был неплохой человек. Умеренный, деятельный, выдержанный и главное, не фанатичный, трезво оценивающий обстановку. Он умел много работать и заводить себе друзей. А дружба с псковским князем для епископа была просто подарком. Так что союз, скрепленный личной приязнью, был сейчас выгоден обоим. И что с того, что один немец, а другой – русский князь. Мстислав Удатный все время ориентировался на Запад. Всеволод Большое Гнездо при нужде обвенчал своего сына Ярослава с дочерью половецкого хана Кончака, чем обрел себе сильного, беспринципного, но верного союзника. Опять же обезопасив от степных хищников границы своих земель. Вот и призадумаешься, кому с кем дружить и кому с кем родниться. Псковскому князю Владимиру многие современные историки именно эту дружбу ставят в вину, забывая при этом, что никакой вражды у русских ни с крестоносцами, ни с немцами доселе не водилось. И за это объявлять его чуть ли не предателем по меньшей мере глупо.

Каким именно был этот брак?

Историки расходятся в версиях. По сведениям Генриха Латвийского, нашедшим отражение у С. М. Соловьева, дочь Владимира была замужем за Дитрихом (братом самого рижского епископа Альберта). По версии Л. Войтовича, Владимир был сам женат на дочери упомянутого Дитриха Буксгевдена. Достоверные источники, где упомянут брак обеих (как «дочери Дитриха», так и «дочери Владимира»), – пока не известны. Скорее всего, здесь можно положиться на мнение Генриха Латвийского. Он должен был знать, о чем пишет. Во-вторых, жена князя Владимира больше известна как Агриппина Ржевская. У нее имелись свои владения. Вряд ли немку русские летописи стали бы именовать таким титулом.

Дальше все развивалось так, как и положено было по логике сюжета. Изгнав Мстислава Удатного из Новгорода, Всеволод Большое Гнездо и не думал останавливаться на достигнутом успехе. Особенно теперь, когда можно было подмять под себя и своенравный Псков. Он хоть и не Новгород, но тоже может быть полезен. Вот здесь сторонниками суздальской партии и был грамотно разыгран козырь о тайной и крепкой дружбе Владимира с немцами. Возможно потенциальными врагами, которые причиняли все больше и больше неудобств интересам Руси и постепенно становились явной угрозой для ее северных границ. В таких городах, как Псков и Новгород, для изгнания князя порой было достаточно и более глупого и беспочвенного обвинения. Главное было не в нем, а в том, чья партия в городе на данный момент сильнее. В этот раз Всеволод победил. Ему было недосуг разбираться в личных качествах псковского князя. Достаточно того, что он принадлежал к иному, враждебному ему клану.

Так Владимир остался без княжества, зато с новыми родственниками. Его место занял Всеволод Борисович. Новгородская IV летопись в рассказе об этом событии именует Владимира князем Торопецким, так сказать, по предыдущему месту работы;: «Изгнаша Псковици от себе князя Володимеря Торопьскаго». Кстати, дальше в тексте идет интересное дополнение. Как только литва узнала, что князь Владимир покинул Псков, то есть был изгнан, как тут же она совершила на город дерзкое нападение и многих людей побила. Это нельзя рассматривать как случайность, скорее это и есть закономерность. Литовцы быстро сообразили, что бояться больше некого. А вот некоторые «особо ученые головы» даже пытаются приписать организацию этого нападения самому Владимиру Мстиславичу. Видимо, в качестве мести. Может, по себе они судят русских князей, для которых само понятие чести было отнюдь не пустым словом.

А что же рижский епископ? Что нужно было ему?

Епископ Альберт умел разбираться в людях, и такой союзник, как Владимир, ему сейчас был просто необходим. А что – умелый в бою и к тому же неплохой политик. Особенно если учесть то, что княжил он на тот момент во Пскове. В отличие от своих несколько туповатых друзей-противников из самого ордена, которым лишь бы мечом во славу Господа махать, епископ был более прозорлив и дальновиден. Он видел, что конфликт с Русью вот-вот грянет. Пришла пора стелить соломку.

Первый, с кем конфликт уже был готов разгореться, – князь Владимир Полоцкий. А крестоносцам и такой противник сейчас не по зубам. Хорошо, что Полоцкий князь отличался нерешительностью, мнительностью и мягкотелостью. Это играло на руку крестоносцам.

Дальше – больше. В 1209 году немцы покусились на земли Южной Эстонии, а затем впервые вторглись на территории, подконтрольные Пскову и Новгороду.

Альберту до зарезу нужен был союзник из числа русских князей. Это и люди, и сила, и авторитет. То, что Владимир являлся лишь младшим братом в семье, Альберта не останавливало. Он предпочитал отдавать дань личным качествам русского князя. У него самого в ордене таких «младших братьев» было пруд пруди.

К тому же, 20 октября 1210 года епископ Альберт вместе с магистром Волквином получают от папы Иннокентия III долгожданную привилегию на раздел Ливонии и Семигалии, а также новое разрешение на полное отпущение грехов. Это серьезный успех.

Именно через эту буллу происходит действительное утверждение ордена папой. Это говорило не только о том, что понтифик оценил в полной мере деятельность рижского епископа, но и о том, что теперь крестоносцы должны были взяться за Прибалтику всерьез. Количество вооруженных паломников, прибывавших в Ригу, свидетельствовало в пользу того, что это время наступит в самом обозримом будущем. А значит, менялась политика, проводимая епископом и крестоносцами.