Тициано Скарпа - Венеция - это рыба Страница 7

Закрой глаза и читай пальцами лица скульптур, барельефы, лепные украшения, буквы, высеченные на досках в человеческий рост. Венеция — это нескончаемый шрифт Брайля, алфавит для слепых.

Лицо

Итальянское vólto — лицо — по-венециански значит "маска", как и "персона" по-латыни. Антропологические исследования о венецианском карнавале показывают, что между Крещением и Великим постом мир переворачивался. Сын проявлял неуважение к отцу, люди предавались повальному греху, дозволялось глумиться над королем. Все это было нужно, чтобы подтвердить привычный миропорядок. Преступить закон означало восславить его. Однократное нарушение закона во время установленного праздника было равносильно признанию его верховенства на все остальное время.

По Венеции ты ходишь с таким лицом, каково оно в самом деле: общественным местом. В этом городе нет частной жизни. Здесь все постоянно встречаются, люди то и дело здороваются, продолжают говорить на удалении метров в двадцать, повышая голос в толпе прохожих. Расстояние между противоположными окнами на одной и той же калле один метр. Очень трудно делать что-то тайком, вести двойную жизнь, скрывать собственные знакомства, интрижки, измены.

Если ты местный, тебе так и хочется встряхнуться и пройтись, оставив дома себя самого. Прогуляться и передохнуть от собственного "я". Отрешиться от своих мыслей, позабыть о себе. Выйти и просто смотреть по сторонам. Пусть за тебя думает пейзаж, ты же будешь созерцать его проявления: звуки, запахи, мимолетные виды. Но вот тебя уже окликают, называя по имени, и ты вновь становишься собой, вспоминаешь, кто ты.

Генри Джеймс писал, что Венеция похожа на квартиру с множеством коридоров и гостиных. Здесь без конца перемещаешься внутри и ни разу толком не выходишь наружу, даже на улице нет признаков внешнего. По-видимому (именно эту видимость маска и создает), венецианская страсть к маске возникла из этой самой необходимости в инкогнито, в защите своего личностного начала. Ибо в этом городе общественная жизнь заставляет тебя показывать свой характер на самой поверхности лица, отображая на лице свои душевные порывы. Ты тоже становишься своеобразным персонажем, отчасти карикатурным, стилизацией самого себя.

Арлекин, Панталоне, Коломбина — все это уличные типажи, постоянно пребывающие вне себя. Чудится, будто они без передышки делают себе татуировку, в точности воспроизводящую с ног до головы их облик. Они живут на поверхности собственного тела. Они объявляют тебе обо всех своих намерениях. Они раскрывают перед тобой всякую побочную цель. В них нет никакой двойственности. Они действуют без оглядки, рубят сплеча. Голод у них всегда зверский (Арлекин); честолюбие — ненасытная жадность (Панталоне); любовь — сентиментальная слащавость (Коломбина). У них нет фильтра между мотивом и поступком. Они ведут себя комично, смешат, кажутся простаками, но вовсе ими не являются. Они олицетворяют собой то, что происходит с душой, когда та вынуждена покинуть свои тайники, переместиться на поверхность и постоянно быть на виду. Каждый из них есть совокупность выразительных жестов, сгусток сочной речи, шумных перебранок, общительного нрава. Их маски — не двойная личина, не наносной лоск или, того хуже, притворная бессмыслица. Они сами как загустевшие, уплотнившиеся, намозоленные лица. Они настолько притерлись к своей публичной роли, что их кожа задубела. Что происходит с душой, когда ее приковывают к коже и ссылают на поверхность лица, когда ее заставляют самовыражаться в любую минуту? Комедия дель арте и масочные комедии Гольдони — это не фарс, это трагедия поверхности.

Из многочисленных традиционных масок, используемых во время карнавала, я хочу напомнить тебе лишь об одной. Это женская маска. И она ведет себя достаточно коварно по отношению к женщинам. Это полумаска мореты,[34] черный овал с разрезом для одних глаз. Держалась она без завязок. Нужно было зажать зубами шпенек, прикрепленный изнутри маски на уровне рта. Поэтому носившие эти маски женщины вынуждены были молчать.

Еще одной женской микромаской была искусственная родинка. Ее называли мушкой, москетой.[35] Она не то чтобы не скрывала, а, наоборот, выделяла точку на лице или декольте, как будто кожа обуглилась под пристальными взглядами, обращенными на женщину сквозь увеличительное стекло желания.

Лавок, торгующих масками, превеликое множество, на любой вкус и кошелек. Самые дорогие маски сделаны из папье-маше. На них уходит много времени и кропотливого труда. Только эти маски делаются по старинке. Если тебе всучат маски из других материалов: прессованного картона, керамики, пластилина — да-да, из пластилина тоже! — знай: они очень хрупкие и по сути бесполезные, разве что на стенку повесить.

Какой город является мировой карнавальной столицей? Рио-де-Жанейро, Виареджо, Венеция? А какие праздники, отмечаемые в лагуне на широкую масленицу, ни за что нельзя пропустить? Расслабься, хватит думать, будто ты постоянно находишься не в том месте и живешь не в то время. Сейчас я скажу тебе, куда пойти, как попасть на нужный прием. Выйди из дому в твоем родном городе в самый обычный день. Вот где праздник! Потоки машин наводняют улицы с утра до вечера. Приглядись к их нарядам из листовой стали, фар, шин, кузовов. Они маскируют тело целиком, а не только лицо, укутывают всю внешность, подменяют собой облик. Карнавальный дух настолько укоренился в горожанах, что у каждого есть собственный выходной автокостюм и собственная карнавальная мелодия, разносящаяся из салонной стереосистемы. Каждый участвует в карнавальном шествии, либо извлекая из клаксона трубные звуки, либо производя взрывы петард. Участники парада обмениваются репликами пьяных собутыльников, соседи по движению переругиваются, звучат проклятия в адрес усопших и матерей, дружно поносится церемониймейстер со свистком и в белых перчатках, нарушаются запреты, несоблюдение правил царит во всем, мир летит вверх тормашками. Венецианский карнавал — это еще пустяк. Он длится пару недель. Зато остальной мир рядится с первого января по тридцать первое декабря.

В Венеции нет и следа автомобиля. Богатые и бедные ходят пешком, не выставляя напоказ эту передвижную декларацию о доходах. Значит ли, что венецианские улицы демократичны? Или они только маскируют истинное социальное неравенство? Верно и то и другое. При желании ты можешь на какое-то время выдать себя за важную персону, не арендуя лимузина. Тут гораздо легче обманывать и соблазнять, тем более что оба эти глагола означают одно и то же. Венеция — идеальный город для Казанов на мели.

Уши

Ты должна привыкнуть к тишине и грохоту. В мгновение ока ты выходишь с подбитых ватой двориков на Большой канал, клокочущий пароходами и катерами. От одинокой гондолы ты переносишься к флотилии серенад. Под аккомпанемент фисгармонии их исполняет пончик-баритон, промочивший горло несколькими стаканчиками вина. А туристы знай себе прихлопывают. У гондольеров есть портативный клаксон в виде нёбного язычка. Гондола подплывает неслышно, поэтому перед крутым поворотом гондольер выкрикивает: "Эй-ое, на попе!" Речь идет не о православном священнике. Так называется место для гребли на корме.[36] Кое-где во избежание столкновений установлены выпуклые зеркала. Кроме того, развешены "дорожные" знаки с ограничением скорости для моторных лодок. Они словно взяты из другого времени: максимальная скорость на Большом канале не должна превышать 5 км в час, на канале острова Джудекка 11 км в час, в акватории Сан-Марко 20 км в час. Полицейские, таксисты, "скорая помощь" и плавучие катафалки включают сирену Если тебе интересно увидеть красные пожарные катера с брандспойтами на борту, то они пришвартованы под арками центральной казармы у Ка' Фоскари.

Сирены растягивают корабли в отдалении, расширяют пределы порта, простирая их в небо.

По ночам тебя будят кошачьи разборки. Их участники вызывают друг друга на поединок, заливаясь неистовым визгом заодно с течкой. Шмыгают в узкие проходы кошки, остервенело лают собаки, тишком возятся мыши. Около часа ночи на улицы выходят серые крысы пантеганы[37] — дырявить выставленные наружу пластиковые пакеты с мусором. Они ныряют в каналы и переплывают их, чтобы подобраться к залежам мусора. Название пантегана происходит от mus ponticus — мышь понтийская, то есть приплывшая к нам с Понта Эвксинского — Черного моря. В Средние века эти серые крысы занесли к нам на торговых галерах с Черного моря "черную смерть" — чуму, скрытую в укусе блох. Церковь Реденторе[38] на Джудекке и базилика делла Салюте знаменуют победу над чумными мышами, это памятники истреблению грызунов.