Андрей Буровский - Вся правда о российских евреях Страница 7

А есть еще и географический механизм смешения народов; состоит этот механизм в том, что жители любой территории, как бы они исходно ни отличались, постепенно становятся внешне похожи друг на друга. В конце концов, пресловутые расы ведь не просто так взяли и образовались, в их существовании есть смысл, есть закономерность. Существует не очень понятная нам логика природных процессов, в силу которой в Центральной Азии люди становятся вот такими, а в Африке — вот такими. В середине 1970-х годов в Южной Африке, тогда государстве совершенно расистском, у африканеров-буров начали рождаться вдруг темнокожие дети. Европейский народ, сформировавшийся на самом юге Африканского материка, буры хранят жесточайшие расовые законы. Для них, кучки европейцев, живущих отдельными фермами в окружении негров, расизм стал способом сохраниться. В случае африканеров можно почти гарантировать: этнографический способ если и «работал», то в одну сторону — европейцы ходили к чернокожим рабыням.

Но, словно в насмешку над их расизмом, темнокожие детишки стали рождаться у самих африканеров. Причем рождались в семьях старых переселенцев, отдаленные предки которых поселились в Африке в XVII, в XVIII веке, гордившихся своей древностью рода не меньше, чем европейские дворяне… Почему?! Я могу дать только один полунаучный ответ: потому, что природа решила: через двести пятьдесят или триста лет жизни в Африке пора семье становиться темнокожей.

…Может быть, и в этом тоже причина того, что датские евреи — люди крупные, рубенсовского сложения, а итальянские — тощие и смуглые, с мясистыми тяжелыми лицами. Как знать, с какой силой и в какие сроки действует закономерность?

— Но ведь все равно же я берусь определить! И даже запах от них другой! — будут настаивать многие.

К вопросу о запахе… Почти десять лет продолжался мой брак с еврейской женщиной, и в этом браке родилось двое сыновей. Расстались мы с женой по причинам, которые имеют касательство к отношениям и судьбам мужчин и женщин, но к историческим судьбам народов, очевидно, не имеют ни малейшего отношения. Специфического запаха вполне определенно не было, и вообще пахло от этой женщины хорошо. Специально для читателей «Библиотечки русского патриота» и прочей расистской гадости сообщаю — от некоторых моих знакомых русских дам пахло хуже. Даже значительно хуже. Случайность? Но я и помимо своей первой жены имел тесное знакомство с дамами еврейской национальности. Запаха не было. Врут.

Грешен, пытался я и определять национальность по внешности… Соблазн велик, а этнография и археология — слабы. Последние попытки этого рода я предпринял весной 2001 года, когда в мои руки попал журнал «Новая Польша».

Вот пан Ежи Гедройц… Сама фамилия, которая оканчивается на «ойц», характерная внешность… Возникло даже умиление: еврей, а ведь польский патриот! Сколько пользы он принес своему отечеству, издавая в Париже, в эмиграции, газету «Культура»!

— Да вы что?! — ужаснулись моему невежеству поляки. — Пан Гедройц — из литовской знати; он хоть и без титула, а до войны на улицах Кракова торговцы величали его князем…

Или вот пан Адам Михник. Какое тяжелое, значительное лицо зрелого красивого человека! Какая спокойная уверенность в себе, ироничное знание о своей элитности, неотъемлемых правах. В Польше вообще много красивых, видных мужиков средних лет, но пан Михник даже и на их фоне выделялся. Словом — ярко выраженный польский интеллектуал, и скорее всего, родом из шляхты.

— Не болтайте… Он же еврей… — тихо шепнули мне польские знакомые.

— Не может быть!

— Может, может…

Совсем уж роковая попытка определять по внешности национальность имела место в Германии, во Франкфурте. Редко я видел такой ярко выраженный нордический тип: узкое костистое лицо, тощая фигура, холодные светлые глаза…

— Bitte… Woh befindet sich die Strasse…[24]

Нордический тип реагировал с завидной быстротой:

— Маша! Тут один ихний герр спрашивает, где тут улица…

Через пару минут мы все трое жизнерадостно хохотали — и я, и «нордический тип», и его Маша. Но урок был, поверьте мне, впрок, и больше я так делать не буду. И вам, дорогой читатель, не советую.

Евреев объявили расой, и притом расой враждебной, в Германии. Причины этого сугубо политические и никак не биологические.

Наполеоновские войны вызвали в Германии мощный национальный подъем. Шло прославление своего языка, религии и крови германцев, истории и культуры страны. Евреи не вписывались в эту картину единого народа с его арийскими корнями.

Тем более, в Германии именно французские оккупанты уравняли евреев с остальными жителями страны. Дело все равно шло к эмансипации евреев. Даже без французов и Наполеона еще 10… ну, 20 лет — и в правах бы евреев уравняли. Но получилось, что «восстановление евреев в гражданских правах осуществлялось под присмотром французских оккупантов, оно было вдвойне непопулярно, и германский патриотизм, как следствие, принял форму „антисемитизма“».[25]

А тут еще евреи оказались очень уж активными и захватчивыми. Не успели они получить гражданские права, как в их руках сконцентрировалось до половины всей винной и хлебной торговли в Германии. До половины банковского дела было в их руках и раньше. Совсем не евреи основывали в Германии производство фарфора. Немцы справедливо гордятся своим фарфором как немалым народным достижением. Но к началу XX столетия то ли 65 %, то ли даже 80 % всех акций производства фарфора оказалось в руках евреев и выкрестов.

В науке до 20 % всех открытий и изобретений делалось евреями, а в медицине и в математике — до половины.

Можно как угодно относиться к творчеству Гейне и Цвейга — но попробуйте представить без них германскую литературу XIX века. А ведь это — лишь надводная часть айсберга, наиболее яркие имена, которые светят и через полтора столетия.

Результат — сильнейшая вспышка явления, которую я назвал «антисемитизм страха».[26] Это и страх проиграть конкуренцию, и страх, что твоя страна будет захвачена этими юркими инородцами. И страх, что привычное тебе с детства изменится до неузнаваемости.

Для нацистов такой антисемитизм был прекрасным способом создать образ врага. Такого врага, против которого могли бы сплотиться жители Германии… большинство жителей.

Явление это многоликое и непростое, но самое главное — влиятельные люди в Германии, многочисленные слои немецких жителей хотели, чтобы немцы и евреи были бы как можно дальше друг от друга. Политика сделала заказ, и наука старательно взяла под козырек, выдала то, что требовалось: арийскую и семитскую расы.

Расовая теория применительно к евреям стала способом сводить счеты, убирать неугодных людей, разбираться с врагами режима… И неукоснительно лепить образ врага — коварного, чудовищного, подлого.

Тогда же было изменено законодательство: ведь задуманное нацистами никак невозможно было осуществить согласно законам и морали цивилизованного общества. Отменить законы? Нет, мы в Германии… Нацисты стали изменять сами законы.

«Закон о защите народа и государства» от 18 февраля 1933 года фактически аннулировал Веймарскую конституцию, дал Гитлеру и его партии исключительные права и возможности.

Тогда же, в феврале 1933 года, введен закон, запрещавший «мучить животных». Он фактически запрещал кошерный убой скота и тем самым — кошерную пищу.

Ну, допустим, это еще так, мелкий укол. Но «Закон об упорядочивании национального состава управленческого аппарата» от 11 апреля 1933 предполагал изгнание евреев из управленческого аппарата всех уровней и прием на работу исключительно арийцев. Этот закон впервые формулировал понятие о неарийце.

Режим окреп; безработица уменьшилась, народ все сильнее поддерживал нацистов, и 15 сентября 1935 года приняты были нюрнбергские расовые законы: «Закон о гражданстве рейха» и «Закон о защите немецкой крови и немецкой чистоты».

Эти законы поставили евреев вне гражданства, вне системы регистрации актов гражданского состояния, вне имущественных и социальных отношений — словом, вне жизни общества. 550 тысяч евреев превратились в одночасье в существ, на которых не распространяется закон, которые должны жить отдельно от немцев, не имеют права на престижную и высокооплачиваемую работу, на собственность, и должны нашивать на одежду желтые звезды, чтобы их на расстоянии можно было легко опознать.

Расовые законы ударили по гораздо большему числу людей, потому что, не говоря ни о чем другом, и законных браков между немцами и евреями было очень много. У такого известного человека, как А. Шпрингер, первая жена была еврейка, и развелся он с ней после введения расовых законов. Не говоря о тех, кто введение этих законов считали позором, а ведь их было не менее трети всей нации.