Дмитрий Быков - Статьи для «АПН — Агентство Политических Новостей» Страница 7

Причин, на мой взгляд, было две. Первая — роковое сознание собственной неправоты, неизбежной расплаты. Они много наворотили и понимали это, своими руками выстроили пирамиду, которая теперь их давила. Русская революция и гражданская война создали ситуацию, в которой неправы оказались все. Чистой, безупречной, эскапистской позиции в те годы — не было. Виноваты были красные и белые, левые и правые, народ и интеллигенция; боровшиеся с властью (ибо она все-таки вытягивала страну из бездны) — и принимавшие ее (ибо из одной бездны она тотчас ввергала в другую). Всем было чего бояться, у всех в душе была трясина, каждый многократно предал себя во время этой борьбы — потому что и главное требование этой борьбы было: переступи через себя, через личность и совесть, во имя идеалов, сначала одних, а потом других. Смирись перед партией. Искорени в себе человеческое. Вот в результате человеческого и не осталось, и не на что стало опереться, когда накатил ужас: у всех этих людей, десятки раз отказавшихся от себя, не было опор, позволяющих достойно переживать смутные времена. Партия постоянно отрекалась от себя, петляла, переписывала собственную историю. И вертикаль, к которой можно прислониться в душевной смуте, исчезла: кроме ужаса, не осталось ничего. Властные вертикали ее не заменяют.

Но разве нам самим не случалось в девяностые и позже предавать себя, когда на наших глазах сначала под предлогом освобождения, а потом под предлогом восстановления государственности то и дело совершались дела бессмысленные, аморальные, корыстные и глупые? У нас тоже не осталось ни одного нескомпрометированного идеала, ни одной необолганной ценности. Чем обернулась свобода — все видели. Чем оборачивается государственность — тоже видят все: трибунными ткачихами, например. Или «Нашими». Или «Единой Россией» с ее первой троицей, единой в одном лице. Для ослабленного организма и насморк — серьезное потрясение; для обессмыслившейся, лишенной стержня души и самый мелкий страшок оборачивается вселенским ужасом.

Есть, впрочем, и вторая причина: человек вообще-то давно борется со страхом смерти. Столько, сколько существует. Он придумал массу замечательных отвлечений — культуру, общественную жизнь, философию. Но когда люди сами у себя отобрали все, что делает жизнь жизнью, — им и отвлечься не на что: они смотрят на Петросяна, на «Ледниковый период», на «Программу-максимум» — и трясутся. Это не может отвлечь от главных проблем бытия, поскольку лежит в другой плоскости: все равно что мазать больной зуб йодом. Проблема глубже, и справиться с ней может только то, что проникает в душу достаточно глубоко. А у нас ничего этого не осталось. Даже йод уже под вопросом.

Тут есть и всякие привходящие моменты — я упомянул бы о двух, наиболее существенных. Во-первых, раньше, в те же семидесятые, существовали какие-никакие правила игры. Оглядывались на Запад, то, се. А сегодня у нас суверенитет — в том смысле, что мнение Запада нам по барабану, да и мы Западу, если честно, тоже. Нефть качаем, и ладно, а сажают при этом пусть хоть каждого второго. Как раз останется ровно столько народу, сколько нужно для нефти. Сегодня власть привыкла не просто побеждать, а доламывать и дотаптывать: побежденного не милуют, война идет на уничтожение, это как раз одна из немногих методик, которыми спецслужбы овладели в совершенстве. Почти ничего другого они толком не умеют — отсюда и почти стопроцентная уверенность в том, что на ближайшее время это станет их основным занятием. Это и есть их главная нанотехнология.

А во-вторых, привычный вывих не так-то легко вылечить. Есть многолетний опыт подхалимажа и вранья, и выстраивания в затылок по первому требованию, и азиатчина в смеси с византийщиной, и государственный садомазохизм, вошедший в кровь и плоть населения, и разврат вседозволенности, и генетическая память. Иначе никак не объяснишь, почему двадцати- и тридцатилетние, не заставшие не только сталинщины, а и брежневщины, — с такой легкостью копируют в «Русском журнале» стилистику советских заметок о Буковском, так самозабвенно прорабатывают колеблющихся и клеймят отщепенцев. Историю не отменишь постановлением — она копится в генах. И в генах у нас с вами, дорогой Аркадий Петрович, ничего особенно хорошего нет.

Но есть и главная причина этого страха, о которой я покамест ничего не сказал, а надо бы.

У нас на глазах, на ровном месте, без всяких усилий со стороны президента — и, убежден, не по его инициативе, — колесо русской истории вновь делает предсказуемый поворот. И тот факт, что это практически в неизменных формах происходит в ХХI веке, среди остального мира, давно преодолевшего подобные соблазны, при общем ясном понимании происходящего, в здравом уме и твердой памяти, — как раз и есть самое жуткое: мы боимся не нового Сталина, не конкретного человека или ведомства, а иррациональной, грозной и неопределимой силы. К Богу она, конечно, никакого отношения не имеет, скорее уж к его главному оппоненту. Назовите это роком, или судьбой, или русской матрицей, как принято сейчас у верховных идеологов, — это почти так же страшно, как яма из «Страшной мести», от которой колдун пытается убежать, но она караулит его на всех путях, а когда он стоит на месте, сама ползет к нему.

Страшен Сталин, но фатум страшнее Сталина. А именно фатум явлен нам сегодня в полный рост: страна, полная талантливых, умных и честных людей, на глазах становится все бездарнее, глупее и бесчестнее, и двадцать лет спустя все опять будут спрашивать себя, как маньяк после оргии: что это мы?! Неужели это мы?! «Умопомрачение какое-то», как сказал Владимир Путин, посещая Бутовский полигон. Боюсь представить, как страшно ему самому.

Что делать? — вопрос отдельный. Да вы мне его и не задаете, Аркадий Петрович. Вы спрашиваете, почему мы все боимся.

Ну вот, я ответил. Если не вам, так хоть себе.

2 ноября 2007 года

Патрохамы

Теперь госидеологию делают подонки, так как нормальных людей под это подписать невозможно.

Сначала две цитаты.

Да, я поддерживаю Владимира Владимировича Путина. Я за него дважды голосовал, и при случае не премину сделать это еще раз…

Мне пох… вопли демшизы и импотентозной «интеллигенции», не способной даже отнести свой х… посс… Я голосую только за конкретные дела. Мнение жж-шного унылого говна мне тоже пох… Кремль не платит мне зарплату — я там не работаю, да и не за что Кремлю мне её платить. Рыков не платит мне зарплату — я работал у Рыкова всего три недели, в сентябре прошлого года, за этот период он заплатил мне сполна, гыгы; сейчас он мой продюсер, а еще мы друзья, и я поддержу любое его начинание. Путин здесь совершенно ни при чем. Я за Путина совершенно искренне.

Любой непредвзятый читатель, увидев подобный пассаж, в котором количество обсценной лексики сравнимо только с частотностью упоминаний президента, примет его за злобную пародию на новый патриотический дискурс или на худой конец за попытку его дискредитации.

И ошибется. Прозаик и публицист Эдуард Багиров, мотивируя таким образом в своем живом журнале свое желание отметиться на сайте www.zaputina.com, пафосно серьезен.

Такова сегодня стилистика нового русского патриотизма, куда более красноречивая, чем его скудноватая суверенно-сырьевая идеология.

Честное слово, самому страшно, что главные слова в этой новой стилистике — Путин и… ну, вы поняли.

Вероятно, это действительно два самых значимых слова в лексиконе современного россиянина.

Для этой стилистики характерен ряд признаков блатного дискурса, в частности — сочетание истерического пафоса и агрессивного самоподзавода; своего рода «порву за маму-Родину». На идеологическом уровне все даже слишком понятно: Америка хочет нашу нефть, оппозиция хочет продать страну Америке. Вербальное оформление этой нехитрой программы состоит из стертых молебствий о «восстановлении вертикали» и чередующихся с ними яростных оплеваний, что создает непроизвольный, но тем более разительный фарсовый эффект.

В публицистике таких авторов, как Виталий Иванов или Павел Данилин (последний возглавляет ресурс «Кремль. Орг»), визг достигает ультразвука. Вот Иванов предваряет вводкой книгу Данилина (в соавторстве с Натальей Крышталь и Дмитрием Поляковым) «Враги Путина», только что вышедшую в издательстве «Европа»:

В этой книге Каспаров персонифицирует гордыню, Березовский — гнев, Лимонов — похоть и т. д. Принято считать, что нежелание прогибаться, встраиваться и мириться с неизбежным есть добродетель и даже геройство. Но так можно дойти (и многие доходят, как какая-нибудь Латынина) до апологий бандитов и террористов. Впрочем, не так уж важно, почему человек отвергает путинский режим и становится его врагом. Важно, что в текущей ситуации, он при этом автоматически становится врагом государства и нации, врагом нашей Родины. Они сделали свой выбор. Они стали врагами. И ними нужно поступать как с врагами.