Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6334 ( № 30 2011) Страница 7

Но не всё так просто в нашем мире. Ещё недавно другому американскому автору представлялось, что наступил конец политической истории и отныне будет повсюду и навсегда глобальный либерализм. С тех пор прошло совсем немного времени, но уже никто о конце истории не вспоминает. Ибо он просто-напросто не наступил. Так что вопрос о судьбе и трансформациях капитализма в ХХI веке далёк от разрешения.

Игорь МИТИН

Статья опубликована :

№32-33 (6334) (2011-08-10) 5

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,5 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Инна КАБЫШ: "Хвалу и пустоту приемли равнодушно"

Литература

Инна КАБЫШ: "Хвалу и пустоту приемли равнодушно"

РАКУРС С ДИСКУРСОМ

Недавно услышалось: «Кабыш? А что, она ещё что-то пишет? Да она же давно пропала…» О том, куда и почему «пропадают» поэты, мы и говорим сегодня с Инной.

– Начнём пусть и с банального, но достаточно интересного вопроса: вы поэт или поэтесса?

– Этот вопрос, как вы понимаете, мне задавали неоднократно. Так что я вполне определилась с ответом. Конечно, в поэзии, как и вообще в мире, существует «мужское» и «женское». Понятно, что у женщины свой жизненный опыт, взгляд на мир, отношение к быту, но всё это как бы «почва». Предложу такую метафору: цветок. Он укоренён в «почве», но на определённом уровне – уровне «чашечки» – это перестаёт быть важным: происходит прорыв в «небо», в «общечеловеческое» (если угодно, «слишком человеческое»).

Могу пояснить это на примере своего, не побоюсь этого слова, хрестоматийного стихотворения «Кто варит варенье в июле».

Казалось бы, там абсолютно женские реалии: кухня, варенье, муж, любовник. При этом выруливает оно в совершенно другую сторону:

Кто варит варенье в России,

тот знает, что выхода нет…

«Тот» – это кто, мужчина или женщина? Непонятно. Точнее, неважно. Русский человек. Я поняла это гораздо позже, чем написала. Да и то не сама: «объяснил» Евгений Евтушенко. Он сказал: «Посмотри, какой у тебя парадокс: ведь логически здесь должно быть «та», а не «тот»!..

Но, как сказал другой поэт, бывают странные сближения.

– Вы когда-то работали пионервожатой, теперь – долгое время уже – учительницей. Это даёт что-то в плане творчества? Или напротив?

– Для меня работа – это жизнь. Даёт она что-то или отнимает? Поди разберись. Одно я знаю точно: между мной – учительницей, мной – поэтом и мной – женщиной нет никакого зазора. Иго моё благо, и ноша моя легка.

– Если бы вы взялись писать объёмный очерк о современной русской поэзии, то какое место в ней отвели бы себе?

– Как известно, «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся».

О себе же могу сказать, что я одиночка и всегда ею была. Я совершенно не тусовочный человек. Богема для меня – нечто чуждое и отвратительное. Если я куда-то еду и выступаю, то только из уважения к пригласившим и понимания, что публичные выступления – это часть профессии (если поэзию можно назвать профессией). Я не люблю литературных групп и объединений (хотя уверена, что для начинающих они нужны). У меня есть несколько друзей-поэтов, чьё мнение для меня важно. Это люди разных поколений и эстетических пристрастий. И когда мне нужен отклик на что-то только что написанное, я звоню этим «может быть, трём» и читаю. Иногда по их совету что-то правлю, иногда – нет. Что касается моей значимости как автора, то, смею надеяться, что мне удалось выразить какие-то чаяния (и отчаяние) своего поколения.

Боже упаси думать, что я одна сказала за всех, но свою лепту, безусловно, внесла. И мой голос не потерялся.

Вообще же жить нам довелось в непростое время: детство – отрочество – юность пришлись на одну страну и век, а взрослость – на другие. Это, безусловно, тяжело. Но времена ведь не выбирают: в них, как сказал ещё один поэт, живут и умирают.

– Считается, что гений приходит вовремя, то есть тогда, когда он имеет возможность развиться, в полный голос заявить о себе. Когда условия этому благоприятствуют. Одна поэтесса рассказывала мне, что после дебютной публикации в «Нашем современнике» в 89-м году проснулась знаменитой – ей писали письма, звонили, начали всюду приглашать. Причём «Наш современник» был не самым популярным изданием, но и его тираж тогда достигал полумиллиона экземпляров. А сейчас что? Да опубликуйся ты хоть в десяти, хоть в двадцати «толстых» журналах, всё равно никакого серьёзного резонанса не будет. Как быть новоявленным гениям?

– Насчёт гениев не знаю: не видела. Что же касается нашего поколения, то с эпохой, несмотря ни на что, нам повезло.

Все мои плюс-минус ровесники: Дима Быков, Вадим Степанцов, Виталий Пуханов, Вера Павлова, Лена Исаева – состоялись.

Ведь чем были перестроечные годы?

Страна заново открывала для себя свою литературу, в частности, Серебряный век и русское зарубежье.

«Толстые» журналы распирало от публикаций, за ними стояли в очереди, зачитывали до дыр. Но всякой эпохе перемен нужны не только мёртвые, но и молодые писатели: она реабилитирует тех, кого гнобила, и лихорадочно ищет новые имена. Мы тогда пришлись ко двору: нас печатали, читали, приглашали выступать.

Моя первая публикация состоялась, что показательно, в 85-м году в альманахе «Поэзия».

Через пару лет вышла подборка в «Юности». Вы не поверите, но эта «юношеская» публикация повлекла за собой шквал звонков и гору писем.

Когда я приехала в редакцию, мне вручили мешок с этими письмами. Сегодня такое даже представить трудно.

Нас вынесла волна перестройки.

Думаю, мы последнее поколение, чьи стихи вызвали какой-то резонанс в обществе.

Ведь перестройка была как бы второй «оттепелью», а мы как бы «шестидесятниками». Но именно «как бы».

На нынешних молодых смотрю с глубоким сочувствием: тяжело начинать в такое глухое время, когда всё можно и ничто не нужно, когда все разбрелись по тусовкам, группам, салонам, союзам.

Один лагерь ничего не хочет знать о другом, в каждом свои кумиры, свои премии.

Не представляю, как сегодня можно заявить о себе, какими качествами нужно обладать, чтобы стать по-настоящему – в масштабах страны – известным. Разве что действительно нужно быть гением.

– А сейчас вы ощущаете пристальное к себе внимание со стороны читателей, критиков?

– Читателей ещё туда-сюда, а критиков абсолютно нет. Меня в упор не видят и, что хуже, не слышат. Но я по этому поводу не переживаю – просто констатирую факт.

Наверное, в молодости такое внимание нужно (и оно, кстати, у меня было), а сейчас, когда уже написан определённый корпус вещей, когда ты уже сказал своё слово, – не особенно.

Приходит понимание того, что, – как бы пафосно это не звучало, – если тебе дан дар, его нужно реализовать, выполнить своё предназначение.

Я для себя, перефразируя классика, придумала девиз: «Хвалу и пустоту приемли равнодушно».

– Тут ещё, наверное, уместно будет вспомнить о негласном заговоре сетевиков – людей, которые пришли в литературу в конце 90-х и в «нулевые» годы. Есть такое мнение, что многие из них, ставшие в последние годы культуртрегерами, критиками, руководителями популярных интернет-порталов, стараются «не замечать» тех, кто был известен раньше. Мол, вы свою порцию славы получили, и будет с вас, а теперь пришло наше время, мы будем решать, кто тут поэт и о ком следует говорить.

– Иногда действительно приходит мысль: почему все так упорно молчат? Вот я начала писать рассказы, они выходят в «толстых» журналах – и тишина. Я, конечно, давно с этим смирилась, но думается, что это неверно по сути.

– А что должно произойти в стране, чтобы ситуация изменилась? Чтобы люди начали снова интересоваться поэзией и покупать книги стихов по своему вкусу, а не по корпоративным рекомендациям, часто грешащим избирательностью?

– Если в школе урезают часы, отведённые на литературу, если грозятся снова понизить ставки и урезать зарплаты учителям, то о чём вообще можно говорить? Я глубоко убеждена: исчезнет литература из школы – исчезнет из жизни. Школа – последний бастион.

Нужно решить сначала судьбу Пушкина и Достоевского, а уж потом говорить о статусе современного писателя, о тиражах, критике, гонорарах.

– Тем не менее количество писателей не уменьшается. Все говорят о кризисе в литературе, но в той же поэзии сейчас масса замечательных авторов, сколько новых имён!

– О кризисе в литературе говорят те, кто ничего не читает. А поэзия у нас, на мой взгляд, цветущая: столько имён – и старых, и новых. И это неудивительно: русских человек жив словом. Нужны планомерные и длительные усилия, чтобы сломать этот механизм.