Борис Стругацкий - Cтенограмма заседания семинара Бориса Стругацкого Страница 7

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Вы так это говорите, будто кто-нибудь здесь ругал Николаева.

Б.МИЛОВИДОВ: Да дело в том, что никто его не ругал, но никто об этом ничего не сказал. Не надо его хвалить, надо говорить о деле.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Вы совершенно не отвечаете на вопрос, который мне кажется принципиальным: должен стремиться Андрей Николаев со своей редколлегией к тому, чтобы превратить «СИЗИФ» в прозин? Или не должен?

Б.МИЛОВИДОВ: Нет.

Б.СТРУГАЦКИЙ: Это замечательная точка зрения. А тогда скажите мне, чем вот этот вот журнал, третий номер «СИЗИФа», посвященный творчеству Рыбакова, если отвлечься от полиграфического исполнения, отличается от профи? Чем?

Б.МИЛОВИДОВ: Ничем.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Вот, по-моему, тоже.

С.ЛОГИНОВ: Принципиально отличается. Он предназначен для узких специалистов.

Б.МИЛОВИДОВ: Подходом. Потому что здесь позволено то, что ни один профи себе не позволит. Здесь позволена игра. Ни один профи себе этого не позволит никогда!

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Хороший профи позволит.

Б.МИЛОВИДОВ: А где вы найдете хороших профи в нашей стране?

Б.СТРУГАЦКИЙ: Где я ВООБЩЕ найду профессионалов? ГДЕ? [смех в зале]

С.ПЕРЕСЛЕГИН: Я хотел бы обратить внимание аудитории на одну деталь, которую по-моему, и фэны, авторы фэнзинов, и писатели упустили из виду. Дело в том, что очень многие фэнзины представляют собой, и, видимо, почти все фэнзины начинались, как игра. И вот этот момент, по-моему, абсолютно здесь игнорируется.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Почему, вот Миловидов сказал об этом. Правильно сказал.

С.ПЕРЕСЛЕГИН: Ведь на самом деле это чрезвычайно интересное дело. То есть люди просто собираются и превращают игру в подражание. Ну, сперва было подражание тем, кого не было, то есть реальным взрослым редакторам того журнала, о котором все мы давно мечтаем. Вот все ждут, ждут, а мы возьмем напишем, раз сделаем, напечатаем на машинке четыре экземпляра, готов фэнзин. Такой фэнзин даже наш клуб выпускал году этак в 84. А потом получилось вполне естественное дело. То есть для некоторых игра так и осталась игрой, а для кого стало серьезным. Соответственно встает вопрос: почему делаются фэнзины? Да просто потому, что в 99 случаях из каждых ста — это жутко нравится их редакторам и авторам. Им просто хочется этим заниматься. Их меньше всего интересует вопрос: будет ли этот журнал окупаться или не будет. Они это делают для собственного удовольствия. Должен ли такой фэнзин становиться прозином? Ответ: разумеется, каждая игра может дойти до той стадии, что она становится чем-то очень и очень серьезным. Обязательно ли это? Конечно, нет. Соответственно, я думаю, что фэнзины будут существовать очень и очень долгое время. Не потому даже, что у них есть масса читателей, а потому что у них есть масса авторов.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Спасибо. Так, Чертков.

А.ЧЕРТКОВ: Я хотел бы возразить очень многим здесь выступавшим, потому что как-то странно, но не прозвучало в полной мере о тех, кто делает эти журналы фэнзины и прозины. А именно о личности редактора. Любой журнал — это, прежде всего главный редактор, либо группа единомышленников, которые вместе делают материал, обрабатывают его и подают так, как они считают нужным. И вопрос о том хотят ли журналы перейти из фэнзинов в прозины, опять-таки упирается в личность главного редактора. Если для него это игра была, есть и остается, то он останется фэнзином. Если у него есть какие-то амбиции личные, если есть стремление как-то повлиять на фантастику и на литературную жизнь, он станет профессионалом. В данном случае, я считаю, что в лице Андрея Николаева мы имеем одну из ярчайших звезд нарождающейся советской НФ-журналистики, которой у нас не было. Мы можем пока назвать от силы всего лишь несколько имен редакторов отделов фантастики научно-популярных журналов, скажем, Бугрова, ныне покойного Подольного — это были личности, которые по сути сформировали всю наши фантастику, работая в журналах неспециализированных. Это были личности и они очень многое сделали. В конце концов для нас для всех и для фэнов, и для профессионалов. Но пришло новое время и настал период, когда старые редакторы, которые сложились в те годы и нашли точку приложения своих сил в жизни, эти редакторы либо уходят из жизни, либо уже немножко отстают от жизни — по разному бывает. Был период, когда не появлялось новых редакторов, толковых, сильных, интересных. Ну какой например Пухов редактор отдела фантастики? Для меня он не является редактором. Он не имеет элементарного литературного вкуса. Но вот именно эта волна появляющихся фэнзинов и прозинов паралелльных, а порой и переходящих друг в друга, для меня означает очень важную вещь: появление нового сообщества в НФ, в которое у нас почему-то входят только писатели, а на Западе входят и литагенты и художники и, в конце концов, редакторы. Мы называем американскую фантастику 50-х годов золотым веком и эрой не какого-то фантаста, типа Азимова, Бестера или Ван Вогта, а эрой Кэмпбелла почему-то. Эрой редактора, который сделал эту волну. Я считаю, что у нас такие волны просто на подходе сейчас. Потому что как бы ни было тяжело у нас в стране и с продуктам и со всем, но тем не менее будет выходить — пусть тиражи будут невысоки — журналы фантастики. Это вполне очевидно, мы к этому приходим. Тем не менее, найдутся люди, которые будут покупать наши журналы и фэнзины и прозины, и которые будут выбирать именно по критерию отношения к редактору. Лицо журнала, это прежде всего лицо редактора. Андрей Николаев как звезда НФ-редакторской работы возник отчасти стихийно, и до сих пор во многом является еще стихийной звездой, то есть ему во многом не хватает образования, во многом не хватает неких знаний, но который своим трудом, своим горбом доходит до вещей, до которых многие профессионалы многих профессиональных изданий не могут дойти до сих пор. Понимаете, — не понимают они этого! Андрей Николаев это уже понял, несмотря на свою позу, что, мол, я издаю фэнзин и остальное меня не волнует, — я думаю, что это все поза. Я думаю, что в скором времени мы будем иметь одного из редчайших в Союзе редакторов профессионального журнала фантастики — Андрея Николаева. Заметьте, что авторов сейчас много, а редакторов хороших — гораздо меньше.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Спасибо. Борис Владимирович, пожалуйста.

Б.РОМАНОВСКИЙ: Мне кажется здесь упускают один немаловажный вопрос: вопрос фатализма, неизбежности. Мне кажется, что те любительские журналы, которые сейчас есть и которые работают, неизбежно станут профессионалами. Просто неизбежно. Это происходит по двум причинам: во-первых, потому что нет профессиональных журналов. Нет их — кто-то этот ваккум займет. Кроме того, те два номера «СИЗИФа», что я прочитал [# 2, 3 — ред. ] они уже сейчас практически профессиональные. То есть чего, собственно, ожидать? Ожидать возможности появления бумаги, больше ничего им не надо. Бумаги и возможности печатать — он уже на выходе, он уже вылупляется из яйца как профессиональный журнал. И спорить остаться ему фэнзином или не остаться — он даже если и захочет, то не сможет остаться любительским. Потому что сам редактор и редакция растут, улучшается их вкус, они не в вакууме, находятся близко к Семинару, который, в свою очередь, естественно оказывает на них очень воспитывающее влияние. Вот этот номер, где повесть Саши Щеголева и Марианны Алферовой… я не знаю, как редакция будет дальше выдерживать взятый уровень — но этот номер я считаю, сделан на очень высоком уровне. Ну, на очень высоком! Я не знаю сборников, которые бы имели такой подбор, как в этом журнале. Поэтому не стоит даже обсуждать — остаться любительским, не остаться. «СИЗИФ» совершенно естественным путем придет в профессионалы. И это не удержать. И это не один журнал, а несколько. Это просто поступательный ход истории и все.

Б.Н.СТРУГАЦКИЙ: Спасибо. Пожалуйста…

С.БЕРЕЖНОЙ: Я хотел бы постараться ответить на вопрос, заданный Борисом Натановичем, о влиянии фэнзинов на, собственно, писателей, и влиянии писателей на фэнзины. То есть, что они смогут сделать друг для друга. Фэнзин, который начал в 26 году издавать Хьюго Гернсбек выходил, по-моему, тиражом менее пяти тысяч — он не мог выходить большим тиражом в тех условиях этот фэнзин имел последствия, которые не могли быть предусмотрены ни самим Гернсбеком, ни кем либо еще. Во всяком случае развитие фантастики в Америке, начало которому положил именно фэнзин Гернсбека, имело колоссальные последствия, в частности быстрое научно-техническое развитие Америки. Это вариант прогрессивного влияния. Есть пример регрессивного влияния фэнзинов. В пятидесятые годы, когда нарастало недовольство молодых американских и английских фантастов существующими рамками жанра, и когда зрела новая волна в англо-американской фантастике, фэнзины играли роль регрессивною. Редакторы существоваших тогда журналов — я опираюсь на воспоминания Харлана Эллисона — они очень во многом ориентировались на вкус именно фэн-критиков и фэнзинов. А взгляды эти были ортодоксальны до невозможности, любые жанровые границы воспринимались, как аксиома и слом их карался жесточайше. Так, выход романа Фармера «Любовники», если не ошибаюсь в 53 году, получил колоссально разгромную прессу именно в фэнзинах, после чего тема секса в Нф погибла практически до середины 60-х годов, а роман Фармера не переиздавался массовым тиражом до конца 70-х. И прогрессивную роль здесь сыграло именно умение Майкла Муркока, как редактора фантастического журнала отказаться от прислушивания к этим фэн-критикам. То есть он игнорировал эти массовые протесты и публиковал то, что было нужно ему. Это к вопросу о роли редактора и так далее. Вот пожалуйста, собственно, два примера влияния фэнзинов на литературный процесс.