Публикации на портале Rara Avis 2018-2019 - Владимир Сергеевич Березин Страница 72

Да, привычки возникают, разумеется, но это же неплохо — с ними интересно бороться.

У каждого автора арсенал свой, да и представления о том, как должна выглядеть книга. У меня некогда образовался перекос «всяко лыко в строку», пришлось избавляться. От одних избавишься, другие возникнут, в молодости автор чаще толкал персонажей с обрыва, в возрасте стал сентиментален.

Веркин Э. Остров Сахалин. — М.: Эксмо 2018. — 480 с.

— И повествование закончено или может иметь продолжение?

— Продолжения «Острова Сахалина» не будет, ну, разве что вбоквел. «Озеро Байкал», «Сихотэ-Алинь», «Пик Коммунизма». Шутка.

— И вот ещё — мне кажется, с этой книгой случится резкий всплеск вашей популярности. Я, разумеется, не хочу никого обидеть, и вы человек известный, но у меня есть такая теория, что по-настоящему собирает вокруг себя адептов книга, в которой сказано что-то про то, как устроен мир. Если бы «Мастер и Маргарита» была бы просто блестящей картиной Москвы начала тридцатых, это никогда бы не привлекло к ней адептов. А вот то, что Булгаков там говорит, как нужно читать стихи, и нужно ли просить, и, наконец, сообщает о том, что мир вовсе не такой, каким вы его представляли, и есть горние тайны, перводвижетели — тут сразу все сбегаются и начинают говорить цитатами.

— Каждый писатель рассчитывает, что с новой книгой случится резкий, ну, или хоть какой-то всплеск его популярности. Я тоже неоднократно на это рассчитывал. Мне кажется, для того, чтобы быть разобранным на цитаты, вовсе не обязательно рассуждать о горних тайнах и звездном небе над головой. Можно рассказать об охоте на стулья в тех же примерно, что и в «Мастере и Маргарите» декорациях, или о путешествии остолопов по Темзе — и сто лет будут цитировать. Но, пожалуй, да, с Аннушкой и маслом тягаться бесполезно.

Определенный интерес к книжке поместил автора во вполне себе цугцванг. Согласитесь, странно автору объяснять на пальцах, кто на ком стоял, почему-таки многострадальный рений неразменный и проч. А, насколько мне представляется, публика надеется именно на это. Не менее нелепо обсуждать и некоторые технические косяки, увы, их несколько есть. Про «как она сделана» тут вообще трясины начнутся…

— Увы, вопросов про рений не избежать. Тут дело ещё в том, что у меня есть друзья, которые воспринимают вашу книгу вообще как новое Евангелие, и трактуют её религиозным способом. От вас они далеко, а мне от них отвертеться не получится. То есть всё равно придётся говорить о символах. Нет, конечно, можно хлопнуть дверью перед носом ждущих и сказать, что символов нет, но это не решит вопроса.

— Владимир, вот зачем мне знать, каким ветром Горбовский спасся с Далекой Радуги, если мы уж о фантастике? Понятно, что читателю интересно… вот мне уж тридцать лет интересно — и хорошо.

— Мне честно говоря, не совсем интересно. Даже вовсе не интересно. Другое дело, что есть достаточное количество адептов, то споры как уцелел Горбовский (или спасся Шерлок Холмс в исполнении Бенедикта Камбербэтча) сильно подогревают интерес к продукту. Но это уже не зыбкое вещество литературы, а вполне конкретная её социология. Тут, я думаю, есть несколько стадий: читатель подозревает ошибку, потом придумывает выход, затем отстаивает решение etc. Но я согласен, что писателю унизительно помогать в этих поисках. Вот у меня есть друзья, которые уже начали трактовать роман как новое «Хождение Богородицы по мукам», видя в двенадцати столбах двенадцать апостолов. Я понимаю, что на такие вопросы у хорошего писателя всегда есть ответ: «Если вы там это увидели, то там-то это всё и есть». Но, с одной стороны, я на стороне писателя, а с другой — у меня, как у честного обывателя, должна быть уверенность, что там действительно что-то закопано. Ведь история абстрактной живописи в прошлом веке научила нас тому, что в «Композиции № 15» может ничего не заключаться. И несколько раз за произведение искусства принимали пакеты и сумки, забытые посетителями в экспозиции.

— Вряд ли, Владимир, вы в данном случае «честный обыватель», как мастер версии «напечатали черновик» — вы уже вполне себе «ненадежный рассказчик».

— Нет-нет, я меланхолический рассказчик. Я недоверчивый читатель (а зачем вам доверчивые? Да я и писатель, что ещё хуже), при этом я из той компании, которая говорила: «Митьки никого не хотят победить». Я вослед одному моему товарищу могу сказать: «Рений и золото не являются редкоземельными металлами; миноносец не может быть рейдером, эти корабли выполняют совершенно разные задачи; зольные поля — это следствие переплава, а не обогащения», но не скажу — потому что автора не нужно побеждать. Вам ещё дадут массу премий за этот роман, и будет такая же огромная масса обиженных чужим успехом. Это ужасно гибельный путь, нужно всякому успеху радоваться, как своему.

— Так получилось, что «Остров Сахалин» вызвал обсуждения с амплитудой от «Хождения Пресвятой Богородицы» до «мало зомби в кадре», хочу поблагодарить читателей за интерес и терпение. Но, как вы уже сами говорили, стоять у входа выставки и доказывать, что я не забывал пакет в радиусе поражения «Композиции № 15» по меньшей мере странно.

— Однако тут тонкость — есть группа читателей, что использует бритву системы «Оккама»: если нет достоверных сведений о том, что перед ними сюжетный ход, то они подозревают авторскую небрежность. Можно их прогнать в сад, но часто изощрённость деталей играет злую шутку.

— Как многие советские любители фантастики об Оккаме я узнал из чудесного рассказа Старджона. Много позже догадался, что рассказ саму возможность принципа высмеивает, поскольку «бритва» может быть использована в любую сторону, в зависимости от предпочтений «брадобрея». Собственно, как и бытовавшие во времена Оккама бритвенные принадлежности, обоюдоострые и нескладные. Забытая предыдущими организаторами на выставке современного искусства «Девушка с жемчужной сережкой» будет воспринята ценителями как: а) объект современного искусства б) календарь-фотокопия вахтерши в) подражательная мазня студента третьего курса.

— У меня есть по этому поводу любимая история: Куприн в 1929 году написал рассказ «Ольга Сур» — про циркача, что, добиваясь руки дочери хозяина, придумывает замечательный цирковой номер. Номер действительно замечательный — с полётами и гирями, но: «Да, мы многого ждали от этого номера, но мы просчитались, забыв о публике. На первом представлении публика, хоть и не поняла ничего, но немного аплодировала, а уж на пятом — старый Сур прервал ангажемент согласно условиям контракта. Спустя много времени мы узнали, что и за границей бывало то же самое. Знатоки вопили от восторга.