Александр Фурсенко - Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 Страница 8

За день до взрыва на «Ля Кубр» Че Гевара обратился к Алексееву с вопросом, готов ли Советский Союз оказать Кубе поддержку «в случае экстремальной ситуации»{23}. На завтраке в присутствии Рауля Фидель повторил этот вопрос: «Может ли Куба рассчитывать на помощь Советского Союза поставками товара и вооружения в случае блокады или интервенции?» Впервые кубинский руководитель попросил о прямой военной поддержке. Два года кубинцы стремились не афишировать эту сторону своих отношений с восточным блоком. Теперь просьба была высказана в открытой форме.

На этом необычном завтраке Кастро рассказал Алексееву, что на Кубе есть множество «пустынных бухт, куда могли бы заходить советские пароходы и подводные лодки», разгружая оружие в пещеры, которые на Кубе имеются в изобилии.

Для предотвращения диверсий со стороны США, которые Кастро считал неизбежными, необходимо получить разрешение на закупку стрелкового оружия, снаряжения и советских МИГ-17 в Чехословакии и их транспортировку на судах социалистических стран.

«Скорее обстоятельный, чем последовательный» Кастро 6 часов продержал Алексеева за завтраком{24}. Охваченный гневом по поводу злостных махинаций Вашингтона, он не переставая говорил о многих проблемах, включая, конечно, оружие, в чем Москва может оказаться особенно полезной. У Гаваны не было экономистов, имеющих опыт в создании социалистической экономики, и Кастро надеялся, что Советский Союз направит ему таких профессионалов. Наиболее важным для Алексеева было то, что теперь Кастро рассматривал СССР как модель для Кубы.

Кастро дал понять, что готов посетить Советский Союз, хотя еще рано говорить о точной дате визита. Он хотел довести до сведения Хрущева, что намерен провести в Союзе около 15 дней, а затем посетить Пекин. Расставаясь уже перед ужином, Фидель подчеркнул, что кроме него только три члена кубинского руководства — Нуньес Хименес, Рауль и Че — осведомлены о размахе предполагаемого советско-кубинского сотрудничества. Все дальнейшие обсуждения будут проходить только с ним или с «революционной тройкой».

В последующие дни Фидель неоднократно говорил о своей уверенности в том, что, во-первых, переход Кубы к социализму должен осуществляться в быстром темпе, а во-вторых, вторжение США на Кубу неизбежно. Хотя он отводил на переходный период 3 года, он не сомневался, что США не отпустят ему этого срока.

Тем не менее революция не остановится. Она «пойдет по пути концентрации всей экономики», возглавляемой Институтом аграрной реформы (INRA) под руководством друга Фиделя Нуньеса Хименеса. INRA станет правительством в правительстве. Кастро сказал Алексееву, что INRA добьется «постепенной ликвидации крупной части собственности», чтобы слишком поспешными действиями не вызвать сильной оппозиции.

У кубинского лидера четко очерченные цели: INRA возьмет под свой контроль все средства массовой информации Кубы и «через несколько лет сможет заменить собой правительство». В июне Кастро направит Нуньеса Хименеса в турне по столицам восточного блока, чтобы заручиться финансовой и технической поддержкой, необходимой для построения на Кубе коммунистического общества.

Фидель Кастро правильно предсказал реакцию каждой сверхдержавы на его обвинения в адрес администрации Эйзенхауэра. Куба оказалась на разломе тектонических пластов холодной войны. США и Советский Союз готовились сыграть главные роли в спектакле «Социалистическая революция на Кубе». Взрыв на «Ля Кубр» застал врасплох американское посольство в Гаване. Посол Филип Бонсал был вызван в Вашингтон за инструкциями; его отсутствие служило знаком, что Вашингтон теряет терпение, наблюдая за действиями Фиделя Кастро. Американский поверенный в делах Дэниэл Брэддок не полностью владел ситуацией; по крайней мере, в течение нескольких недель после отъезда Бонсала он был не в состоянии составить сколько-нибудь вразумительный доклад о влиянии коммунистов на Кубе, о чем его постоянно просил Вашингтон. К началу марта Брэддок уже не мог спокойно реагировать на многочисленные депеши из Вашингтона. По иронии судьбы за день до взрыва французского судна он писал в письме госдепартаменту, что посольство не в состоянии выполнять запросы Вашингтона. «У вас на месте имеются такие опытные эксперты, которые лучше любого из нас отличают коммунистические манифестации от националистических»{25}.

Брэддок не знал, что специалисты по Латинской Америке в Вашингтоне разделились на два лагеря по вопросу «Куда идет Кастро?» Более того, он, как и остальной штат посольства за исключением резидента ЦРУ Джима Ноэла, не должен был знать, что настойчивые просьбы Вашингтона о предоставлении информации были связаны с необходимостью принятия решения о тайной операции против Кастро.

Обзор ЦРУ, начатый в декабре 1959 года, был завершен и на его основе составлен рабочий план, представленный на подпись Эйзенхауэру. Новая специальная группа по Кубе при Управлении планирования ЦРУ направила людей в Центральную Америку с целью поиска подходящих мест для лагерей и аэродромов, где кубинские эмигранты могли пройти подготовку к проведению диверсий, радиоперехватов и шпионажа не территории Кубы{26}.

Кастро оказался провидцем: Вашингтон прореагировал на его речь на похоронах, как он и ожидал. Специальная группа, которая при Эйзенхауэре курировала тайные операции, собралась 15 марта для рассмотрения плана свержения кубинского режима{27}. В начале года ЦРУ определило основные принципы работы секретной разведывательной «организации», действующей на Кубе от имени группы кубинцев в изгнании. Для снабжения «организации» был подобран аэродром и несколько самолетов. Планировали также привлечь коммерческие лайнеры для расширения возможностей поставок. Но самое главное: надо было создать антикастровскую группировку, способную выполнить поставленные задачи. Целью тайной операции было сместить правительство Кастро и заменить его другим, «более преданным подлинным интересам кубинского народа и приемлемым для США». Таким образом, США пытались избежать открытого вторжения. ЦРУ докладывало, что объединенную политическую оппозицию Кастро можно создать за 2 месяца, а полувоенные формирования — за 6–8 месяцев. Эта группа должна быть готова прийти на помощь борцам сопротивления на Кубе в момент их выступления{28}.

«Мне кажется, что в сложившейся ситуации это единственно возможный план», — отреагировал Эйзенхауэр, выслушав доклад Аллена Даллеса. По мнению Даллеса, полувоенные формирования в состоянии свергнуть режим Кастро и привести к власти правительство в изгнании. Обеспокоенный тем, что кубинцы или Кремль узнают о готовящейся операции, Эйзенхауэр проинструктировал специальную группу: «Каждый должен поклясться, что ему ничего не известно о подобном плане». Он решил свести к минимуму контакты США с кубинскими повстанцами. Операция, которую кубинцы и КГБ ожидали с декабря, обрела реальные черты{29}.

Риторика Кастро возымела действие и привела к изменениям в политике США. Москва тем временем рассматривала частные переговоры Кастро как благоприятную возможность влиять на ситуацию. Отчет Алексеева о завтраке 6 марта попал к советскому руководству. «Я не писал об этом Хрущеву, — вспоминал Алексеев, — но он узнал об этом».

Советское руководство придирчиво рассматривало просьбу Фиделя. Впервые сам кубинский лидер просил не только об экономической помощи. 15 марта Президиум ЦК одобрил решение передать устное послание Хрущева Кастро через Алексеева.

Послание начиналось так: «Вы можете не сомневаться, что наши симпатии и сочувствие целиком на стороне революционного правительства и что мы с оптимизмом смотрим на кубинские дела»{30}.

Кремль хотел уверить своего союзника в дружеских чувствах, а также деликатно дать понять, что Кастро ошибается, думая, что США постараются воспрепятствовать построению социализма на Кубе. Кремль был убежден, что США готовы к улучшению отношений с СССР, к одобрению политики разрядки и ради этого могут не обращать внимания на ситуацию на Кубе. «Несмотря на сложность и дальнейшее обострение положения, — сообщала Москва Кастро, — США сейчас довольно сильно связаны благоприятным для мира развитием международной обстановки и накануне предстоящих встреч вряд ли решатся предпринять открытую интервенцию против Кубы»{31}.

Бодрый тон этого послания отражал личный оптимизм Хрущева по поводу будущих отношений с Вашингтоном. Он надеялся на встречу на высшем уровне США и СССР, запланированную на май 1960 года в Париже, где Эйзенхауэр в очередной раз услышит его высказывания по поводу присутствия западных держав в Западном Берлине.