Валерий Демин - Тайны русского народа. В поисках истоков Руси Страница 8

Человек привержен, привязан к знакам и символам как некоторым обобщающим реальным ориентирам, отторгнутым в субстратной форме от него самого (им самим или объективно вычлененных природой). Человек и человечество просто не могут существовать без знаков и символов, представляя и сам Космос в виде глобального небесно-звездного символа. Ибо то звездное небо, что дано человеку в виде зрительных ощущений: набор структурно-организованных созвездий, изменяющих свое положение в течение ночи и перемещающихся среди них по определенным законам Луны и планет (а днем — Солнца), — все это всего лишь результат местоположения и размещения самого человека на вращающейся планете Земле. Но познает он Большой Космос, отталкиваясь именно от этой картины-символа звездного неба, проникая в глубь Вселенной и открывая ее подлинные законы. Происходит это путем преодоления самоочевидной и чувственно данной картины и построения на основе достигнутых знаний той или иной научной модели, приближающей нас к постижению истины.

Космический знак (как и всякий знак вообще) — всегда некоторое вторичное явление, указывающее на некоторую скрытую первопричину, далеко не всегда явную и доступную непосредственному познанию. В этом смысле непрерывную смену дня и ночи можно рассматривать как соответствующие знаки, указывающие на подлинную причину — вращение Земли вокруг собственной оси. Точно так же циклическая смена времен года (весна — лето — осень — зима) — следствие движения Земли вокруг Солнца, обусловленное высшими космическими силами. Для людей же смена дня и ночи или смена времен года может выступать в форме определенных знаков, проверенных многократным опытом и служащих точкой отсчета множества других явлений, событий и необходимых действий. Например, спиралевидный орнамент, пронизывающий историю мировой культуры от самых ее истоков, имеет несомненную космическую кодировку. Вопрос лишь в том: воспринял ли человек этот космический символ самостоятельно или же сам Космос обладает неведомыми пока каналами, и по ним передаются и кодируются соответствующие закономерности. Так или иначе, спиралевидные структуры пронизывают не только разумную жизнь на Земле, но и ее бессознательные формы (раковины некоторых моллюсков).

Сущность не только людских отношений, но и отношений всего животного мира — в выполнении разного рода обрядностей. Так считал Николай Алексеевич Умов (1846–1915) — выдающийся русский ученый-космист, еще в начале 70-х годов прошлого века, задолго до первых публикаций по теории относительности выдвинувший идею о взаимодействии энергии и массы, а также о том, что энергия пропорциональна массе. Уже животные метят мочой и экскрементами занятую ими территорию. И эти метки выполняют функции знаков-символов, обусловливая поведение животных на помеченной территории. А брачная обрядность в животном мире? То же и у людей, но в их жизни обряды, ритуалы, знаки и символы играют абсолютно решающую роль, особенно с появлением письма, искусства и т. п. Говоря в общих чертах, в общественной жизни роль метки играют и некоторые канонизированные тексты — священные писания, законы, конституции, уставы общественных партий, множество регламентирующих правил и запретов. Все это может действовать и в устной форме. Но превратившись в утвержденный и принятый текст (заново упорядоченная письменная система), они обретают самодовлеющую, автономную самостоятельность, выступая в форме некоторого окончательного критерия для действий людей. Быть может, это незыблемый природно-обусловленный естественно-исторический закон. Космическая упорядоченность проецируется на общественные отношения в виде определенного строя, обязательных запретов и алгоритмов действий, облеченных в некие ритуалы. А это, в свою очередь, невозможно без многоцветной и строгой вместе с тем системы символов, включающих языковые и знаковые формы.

Такой механизм взаимосвязи между Макрокосмом и Микрокосмом, а также в структуре самого Микрокосма, видимо, запрограммирован в законах природы с самого начала и является ее своего рода самоохранительным началом. Человеку изначально раз и навсегда не дано переступать некоторую запретную границу, он обречен представлять (познавать) глубинные законы материи и Космоса только посредством разного рода символов, включая и мысленные абстракции. Выход за этот символический барьер возможен, но только с помощью теоретического воображения, а оно само по себе также представляет лишь оперирование символами. Воображение питает и фольклорные образы, а также символы-мифологемы.

И античный мудрец, и ведийский жрец, и славянский волхв, и современный ученый говорят примерно об одном и том же, пытаясь описать одну и ту же объективную реальность, но используя при этом различные системы символов и построенных на их основе языков. Здесь, кстати, лишний раз подтверждается известный тезис Алексея Федоровича Лосева (1893–1988), сформулированный в его классическом труде «Диалектика мифа»: всякая наука сопровождается и питается мифологией, черпая из нее свои исходные интуиции.[17] С точки зрения единых закономерностей выражения действительности через символы и постижения действительности через символы современная наука столь же мифологична, сколь научна всякая мифология.

Современные естественно-математические науки, включающие космологию и ее ответвления, ничто без упорядоченных математических символов. Посредством этих символов создается научная картина мира, с их помощью она и прочитывается. Убрать символы — и останется одна пустота, ничто. Следовательно, и тайна космического мышления кроется в символах. Познай их — и ты познаешь все.

Приятно это кому бы то ни было или неприятно, но следует набраться мужества и признать: человек, познавая действительность, практически никогда не имеет дел непосредственно с этой действительностью, но лишь с набором некоторых символов и кодов, включая собственные ощущения, более чем опосредованно данную действительность отражающими. И безразлично, в какой именно форме искажается объективная действительность, представая в мозгу то в виде мифологических картин и сцен, то в виде поэтических или фантастических образов, то в виде метафизических схем, то в виде математических формул.

Таким образом, каналы символизации и алгоритмы кодировки глубинного смысла бытия и его закономерностей одинаковы как для науки, так и для мифологии. Типичны и возможные искажения при обоих способах осмысления действительности. В результате свободного оперирования символами, знаками, образами, словесными догмами, математическими формулами и теоретическими моделями сплошь и рядом возникают некоторые спекулятивные конструкции, настолько далеко отступающие от отображенной в них реальности, что превращаются в прямую противоположность объективной истине. Гете называл это «ложным светом знаний». «Я проклял знаний ложный свет», — так перевел соответствующую строку из «Фауста» Пушкин. Не менее определенно высказался Байрон в «Манфреде»: наука — «обмен одних незнаний на другие» (перевод Ивана Бунина). Густав Шпет перевел эти слова еще резче:

Наука вся — невежества обменНа новый вид невежества другого.

Столь же безапелляционно высказался о сути псевдонаучного теоретизирования Максимилиан Волошин: «Я призрак истин сплавил в стройный бред».

Другими словами, то, что в общественном мнении считается наукой, на самом деле представляет собой сумму более или менее верных взглядов на определенный фрагмент действительности, событие или проблему. Группа интерпретаторов объявляет собственное видение вопроса истиной в последней инстанции и, обладая монополией на владение и распространение информации, всеми доступными средствами старается утвердить в общественном мнении только свою (а не какую-то другую) точку зрения. Однако в процессе естественной смены поколений (в том числе и ученых) ранее господствовавшая парадигма (то есть некоторая теоретическая модель, объявленная эталоном), как правило, претерпевает существенные изменения, а то и отбрасывается вообще. Это хорошо видно на примере разного рода учебников и справочников: казалось бы, именно в них сосредоточена квинтэссенция последнего слова науки. Но нет — сегодня никто не учится по учебникам, написанным несколько десятилетий назад и тем более — в прошлом или позапрошлом веке. Точно так же спустя некоторое время и на лучшие нынешние учебники (а равно — энциклопедии и справочники) будут глядеть, как на допотопный анахронизм.

Безусловно, как существуют научные факты и истины, так были, есть и всегда будут их правильные истолкования, а также новые эпохальные открытия — все, что составляет гордость человеческой цивилизации и обеспечивает ее непрерывный социальный и научно-технический прогресс. Тем не менее общее количество незыблемых истин, отвоеванных человеком у бесконечно-неведомой природы, более чем ограничено, и обретение их никогда не завершится. В этом, собственно, и состоит суть и смысл научного познания. Все остальное — мифы, беллетристика и околонаучные легенды.