Юрий Мухин - Россия — не Сингапур. Какой ВВП нам нужен Страница 8

Понятно, что это не дело, когда десяток человек заявят для референдума какую-то придурь, а весь народ обязан будет тратить время, чтобы эту придурь рассмотреть на референдуме. Здравый смысл требует, чтобы заявляемую для референдума идею поддержало действительно представительное количество граждан. Но сколько конкретно?

Я уже писал, что для того, чтобы заявить референдум по изменению Конституции Швейцарии по инициативе народа нужно собрать всего 100 тысяч подписей в государстве с 8 миллионами жителей. В американском штате Аляска есть инициаторы, которые собираются отделить Аляску от США, им для поддержки референдума об этом нужно собрать 100 тысяч подписей. В процентном отношении это количество в 11 раз больше, чем в Швейцарии, поскольку в Аляске живет всего 730 тысяч человек, но это все те же, что и в Швейцарии, 100 тысяч подписей. Понимаете, если вопрос актуальный, то инициативная группа в несколько сот человек сама без проблем соберет эти 100 тысяч подписей, даже если СМИ будут глухо об этом референдуме молчать.

В штате Калифорния, в котором референдумы проходят очень часто, требования очень жесткие. Вот сегодня там есть инициаторы, которые хотят разделить штат на шесть отдельных штатов. Для этого им нужно собрать 807615 подписей, но этот штат по численности примерно равен Украине — в нем проживает 38 миллионов человек. И это число (более чем 800 тысяч подписей) самое большое, которое я нашел по тем странам, в которых народ действительно имеет возможность выражать свою властную волю. Да, 800 тысяч — это реально много, но в Калифорнии инициаторы могут нанять себе в помощь сборщиков подписей, как я упомянул выше, с оплатой в 2,5 доллара за подпись.

А вот теперь задайте вопрос «демократам» Думы и Рады — в связи с чем они заложили в законы о референдуме число подписей в поддержку референдума в 2 (Russia) и 3 (Украина) миллиона человек! Да еще и требование, чтобы их собрали обязательно только члены инициативной группы, зарегистрированные надлежащим образом в ЦИК? То есть правящие режимы наших стран начисто исключили наем для сбора подписей работников или привлечение для этого волонтеров. Ну, вот зачем это количество голосов депутатам? Зачем требование, чтобы голоса собирали только члены инициативной группы? Для того, чтобы дать народу выразить свою волю, или для рекорда в новом виде спорта?

А теперь о времени на сбор подписей. Разумеется, нельзя растягивать сбор подписей в поддержку референдума на 10 лет, а то первые подписавшиеся забудут, о чем речь. Но и спешить куда? Вот в штате Калифорния разрешили инициаторам разделения Калифорнии начать собирать эти 807615 подписей 21 февраля 2014 года, а принести их приказал 14 июля 2014 года, то есть на сбор подписей отведен жесткий срок в три месяца и три недели. Швейцарцы в 1979 году тоже ужесточили условия проведения референдумов по инициативе народа, увеличив вдвое количество необходимых подписей в поддержку референдума (до 100 и 50 тысяч, как я уже писал) и сократив срок для их сбора всего до 18 месяцев. До полутора лет! В Латвии для сбора 150 тысяч подписей дается один год.

Вот такие сроки устанавливают в демократических государствах или государствах, которые хотят выглядеть демократическими.

А в России местная избирательная комиссия берет себе 15 дней просто на регистрацию списка инициативной группы в 500 человек, и ЦИК берет себе еще 10 дней на регистрацию такого же списка — это, оказывается, такое трудное дело! А после этого выделяет этим инициативным группам на сбор 2 миллионов подписей аж 45 дней! А на Украине для сбора 3 миллионов подписей — аж 40 дней!

Кому нужны эти спортивные достижения? Книге рекордов Гиннесса?

Нет, они нужны власти, нужны для того, чтобы лишить народ даже попыток высказать свою властную волю, для того, чтобы наши государства имели вид гнилого импортного яблока — снаружи красненькие, а внутри коричневые.

ПОД ПЯТОЙ БЕЗОТВЕТСТВЕННЫХ ЗАКОНОДАТЕЛЕЙ

Любой закон — покушение на свободу народа

Кто помнит времена СССР, тот вспомнит, что депутаты Верховного Совета СССР и верховных советов республик в столицах не сидели (не было у них там квартир и служебных машин), да и зарплату депутатов они не получали. Они жили дома и работали на своих постоянных рабочих местах, и имели лишь некоторые льготы, в основном, в виде бесплатного проезда по депутатским делам во всех видах общественного транспорта (кроме такси). И собирались депутаты в столицах на свои сессии всего несколько раз в год. Но их эффективность (если считать эффективностью работу на благо народа) как законодателей была несравнимой с эффективностью нынешних парламентских паразитов во всех странах.

Начиная от первых большевиков, да и просто революционеров, и почти до самого конца СССР в его управлении сохранилось если не понимание, то традиция того, что любой закон — это ограничение свободы народа. Поэтому новых законов в СССР до перестройки практически не было — практически все законы СССР были приняты еще задолго до Великой Отечественной войны, и сам по себе новый закон или новый вариант старого закона были событием для всей страны.

Вот у меня в памяти за 42 года жизни в СССР остались только ужесточение борьбы с хулиганством, какие-то отголоски об ужесточении борьбы с валютной спекуляцией, приведшие к изменению соответствующих статей уголовного кодекса, но изменение всего кодекса я не помню — был очень мал. Почему-то в памяти осталось обсуждение пересмотра кодекса законов о семье и браке, да еще, разумеется, новая Конституция, о которой шумели и обсуждали ее вряд ли менее года. Правда, я не юрист, и до момента, пока я не стал руководить людьми, меня, как и всех граждан, все это законодательство не сильно волновало.

Поэтому и думаю, что депутат Верховного Совета СССР за свою четырехлетнюю бытность членом ВС мог участвовать всего в нескольких правках к существующим законам, да и то — если повезет. Делалось это так.

Новый закон или правки публиковались Президиумом ВС для всенародного обсуждения за много месяцев до своего принятия. Большинству населения это было, конечно, безразлично, но те активные граждане, которых это интересовало, и у которых возникали сомнения или предложения, выражали их своему депутату тут же, по месту жительства, в то еженедельное время, когда депутат обязан был принимать избирателей. Или писали прямо в Президиум ВС. Писали и в газеты, которые повсеместно обязаны были вести и вели обсуждение проектов, намеченных для принятия их Верховным Советом. Если организовывалось собрание избирателей по обсуждению проекта нового закона или правки (а власть и такое требовала), то депутат обязан был присутствовать в президиуме собрания и выслушать всех. Шло обсуждение действительно народное. Активные депутаты сами посылали правки в Президиум. Там все правки оценивали и дельные учитывали в окончательном проекте. Депутатам с дельными предложениями предлагали выступить на сессии. Затем собиралась сессия, депутаты полностью (этого не скроешь) зарежиссированно, по бумажке читали свои выступления, и закон принимали единогласно. Но, с другой стороны, а чего умничать, если закон уже обсужден-переобсужден?

Несколько большая работа была по планам и бюджетам. Бюджеты СССР и республик, годовые и пятилетние планы тоже обсуждались, но они уже прямо касались каждого избирательного округа и требовали сугубо профессиональных знаний. И вот тут к депутатам (в существенной своей части — простым рабочим и крестьянам) обращалось областное начальство и директора предприятий с объяснениями, что там, в планах, к чему и почему «в нашей области надо так, а не иначе», — что и зачем нужно в плане и бюджете иметь. И депутаты еще до сессии писали, ездили в Москву и отстаивали эти пункты плана в Президиуме ВС и в Совмине СССР. И если им отказывали, то они понимали, что отказывают им потому, что так требует благо всего СССР. Ну и чего было на сессии голосовать против плана или бюджета? Хотя особо упорные депутаты просили слово и еще и на сессии выступали со своими предложениями и по своим вопросам к плану.

Внешне, повторю, все это выглядело не уже привычным нам сегодня «демократическим парламентом» с руганью, криками и мордобоем, а глухо зарежиссированным спектаклем — это так, но только внешне. А ведь важен не внешний вид, а суть, а в своей сути это была реальная и полезная законодательная работа.

И еще подчеркну — до Горбачева в СССР как-то понимали, что любой закон — это покушение на свободу своих граждан. Как-то понимали, что закон обязан быть официальным оформлением обычаев народа, поэтому его надо дать народу обсудить, чтобы он проверил закон на соответствие своим обычаям, своим понятиям о справедливости.

А что сегодня?

Безмозглые диктаторы

А сегодня мы имеем в законодателях дорогостоящих паразитов и полный «законотворческий» маразм со всех точек зрения. Наиболее бросается в глаза количественная сторона дела.