Александр Огнев - Правда против лжи. О Великой Отечественной войне Страница 8

Быстрый разгром польской армии стал неожиданностью для нашего правительства, сначала оно не намеревалось вести военные действия в Польше. А. Орлов в «Великой Отечественной…» отметил: «Сразу же после вступления в войну Англии и Франции Риббентроп настойчиво предлагал СССР ввести свои войска в Польшу». Но это могло привести к тяжелым последствиям: «не было никаких гарантий, что Англия и Франция не объявят войну СССР, если Красная Армия перейдет советско-польскую границу» (Т.1. С. 30). 12.09 Гитлер в беседе с главнокомандующим сухопутными войсками генерал-полковником Бра-ухичем сказал: «…русские, очевидно, не хотят выступать… Русские считают, что поляки будут согласны заключить мир» (Нг.23.06.2000). Р. Жюгжда необоснованно считал, что «поход Красной Армии был для Германии неожиданностью, вызвал ее беспокойство: он отрезал рейх от румынской нефти, не дал возможности закрепиться в Галиции» (СР.24.08.1988). Можно как угодно бичевать секретный протокол о сферах влияния Германии и СССР (Верховный Совет СССР осудил его), если исходить с позиций некого абстрактного идеала и пренебрегать исторической реальностью. Кто скажет: как надо было поступить нашему руководству, когда польское правительство бежало, а немецкие войска подходили к Бресту и Львову? Позволить им занять Западную Белоруссию, Западную Украину, Прибалтийские государства и позже начать войну против нас нападением на Минск и Ленинград?

14.09.1999 г. «Мемориал» посчитал нашу защиту Западной Белоруссии и Западной Украины «трагедией для их жителей» и призвал руководство России «публично назвать это преступлением» (Рм.1999.№ 4287). Но в 1939 г., как писал тогда бывший английский премьер-министр Ллойд Джордж польскому послу в Лондоне, «СССР занял территории, которые не являются польскими и которые были силой захвачены Польшей после первой мировой войны… Было бы актом безумия поставить русское продвижение на одну доску с продвижением Германии» (Пр. 1.09.1988). Доктор исторических наук Бережков в книге «Рядом со Сталиным» писал: «…мне как свидетелю событий, происходивших осенью 1939 года, не забыть атмосферы, царившей в те дни в Западной Белоруссии и на Западной Украине. Нас встречали цветами, хлебом-солью, угощали фруктами, молоком. В небольших частных кафе советских офицеров кормили бесплатно. То были неподдельные чувства.

В Красной Армии видели защиту от гитлеровского террора Нечто похожее происходило и в Прибалтике». В 1999 г. народы Белоруссии и Украины отметили 60-летие своего воссоединения как праздник.

По-иному оценивают это русофобы. Д. Хмельницкий писал, что реальное вступление СССР в войну «произошло 17 сентября 1941-го» (Рм.2000.№ 4323). Ю. Афанасьев оценил «подписание пакта Молотова — Риббентропа в августе 1939 г.; парад советских и немецких войск в Бресте осенью того же года; оккупацию Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии в 1940 г.; поздравления Сталиным Гитлера с каждой из одержанных побед в Европе вплоть до июня 1941 г.; тосты в честь фюрера в Кремле… как фактическое участие СССР до середины 1941 г. в войне на стороне Германии против западных союзников». Анфилов в статье «Против Истории» (Нг.27. 01.2000) указал, что СССР был вынужден заключить договор с Германией: Чемберлен и Даладье не откликнулись на его призывы. Не было «совместных военных действий» германских и советских войск в Польше. Спекулятивным остается и вопрос о «параде победы» в Бресте, который «принимали» генерал Гудериан и комбриг Кривошеий. Для Красной Армии «парад» был «дипломатическим» шагом во избежание нежелательных последствий. Эту же цель преследовали тосты и поздравления Сталина Гитлеру.

Гитлер намеревался захватить большую часть Прибалтики. 25.09.1939 г. он подписал секретную директиву № 4, предусматривавшую «в Восточной Пруссии держать в боевой готовности силы, достаточные для быстрого захвата Литвы даже в случае вооруженного сопротивления». Включение в нацистскую Европу не сулило ничего хорошего прибалтийским народам. Глава СС Гиммлер в 1942 г. выдвинул задачу «тотального онемечивания» Прибалтики в течение 20 лет. Осенью 1939 г. СССР заключил с Литвой, Латвией и Эстонией договоры о взаимопомощи и на их основе ввел в эти государства свои войска 26.07.1940 г, лондонская «Тайме» отмечала, что их «единодушное решение о присоединении к Советской России» «отражает… не давление со стороны Москвы, а искреннее признание того, что такой выход является лучшей альтернативой, чем включение в новую нацистскую Европу». Это укрепило безопасность наших северо-западных границ, помогло подготовке к отражению гитлеровской агрессии.

К. Коликов объявил, что СССР напал на Бессарабию, Литву, Латвию, Эстонию. Не нападал он на них. До 1918 г. Бессарабия никогда не принадлежала Румынии, которая, воспользовавшись нашей тогдашней слабостью, захватила ее, а в 1940 г. СССР возвратил ее себе, восстановив историческую справедливость. В октябре 1939 г. Черчилль говорил советскому полпреду Майскому: «С точки зрения правильно понятых интересов Англии тот факт, что весь Восток и Юго-Восток Европы находится вне зоны войны имеет не отрицательное, а положительное значение. Главным образом Англия не имеет оснований возражать против действий СССР в Прибалтике. Конечно, кое-кто из сентиментальных деятелей может пускать слезу по поводу русского протектората над Эстонией или Латвией, но к этому нельзя относиться серьезно» (Пр. 11.08.1989). Он заявил: «В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной». Этого не понимали Д Тренин и В. Макаренко, когда писали: «В 1939 году Сталин совершил грубую стратегическую ошибку, заключив сделку с Гитлером о разделе Польши. Ликвидация независимой Польши лишила Советский Союз естественного буфера между ним и Германией. Никогда бы немцам не удалось осуществить столь внезапного нападения, если бы не было пресловутой «линии разграничения обоюдных государственных интересов СССР и Германии», как стала официально именоваться осенью 1939 года советско-германская граница» (Тж.28.07.1992). Но ведь ясно, что после разгрома Польши общая граница с Германией am нас стала реальностью.

Глава 2. О трагической ошибке Сталина

В печати отмечали, что «одна из причин трагического исхода начального периода войны — это грубейший просчет политического и военного руководства Советского Союза в отношении сроков агрессии, которая оказалась для Красной Армии внезапной». А. Мерцалов посчитал ее «той неожиданностью, которую ожидали…. Внезапность — это и шок, поразивший руководство» (КмЛ990.№ 6. С.60). Главную опасность вероломного нападения немцев Жуков увидел в том, что «для нас оказалось внезапностью их шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях, для нас оказались внезапностью и масштабы сосредоточения их войск, и сила их удара» (Маршал Жуков. Каким мы его помним. С.104), Стаднюк опубликовал в «Правде» (22.06.1993) письмо доктора технических наук А. Хрулева, опровергавшего тезис, согласно которому «Сталин старался оттянуть начало войны, принимал меры к пресечению действий, провоцирующих конфликт»: «Сталин сделал все возможное (может, больше, чем допустимо), чтобы Гитлер мог напасть на СССР в момент, наиболее благоприятный для Германии, то есть тогда, когда Красная Армия и советская экономика не были достаточно подготовлены к войне. Сталин прекрасно понимал ситуацию: если в 1941 году Гитлер пойдет на Англию, он ее, без всяких сомнений, покорит. Затем Германия захватит Ближний Восток… К Германии и ее европейским сателлитам присоединятся Турция, Иран, Египет… Сомкнётся Германия и с Японией… Итог мог быть тяжелейшим: в 1942 году СССР оказался бы один на один со всем капиталистическим миром, что означало его безусловную гибель. Взвесив все, Сталин… пришел к выводу, война СССР с Германией должна начаться в 1941 году, /^ разгрома Англии, пусть и в невыгодных для нас условиях. Они, эти условия, должны будут улучшаться в ходе войны с учетом многих факторов, что, в общем-то, оправдалось». Молотов, познакомившись с письмом, сказал: «Война с Германией уже не зависела от нашего желания или нежелания. А мы к ней не были готовы. А стремиться к тому, чтобы она вспыхнула скорее… Зачем?! Хотя действительно понимали: если Англия будет разгромлена, нас ждут тяжкие испытания: военные нападения уже в сорок втором-третьем годах с Запада, Юга, Дальнего Востока…Гитлер не хотел упустить для начала агрессии против нас момент нашей неподготовленности к серьезному сопротивлению. Но война на два фронта все-таки остерегала его. Он тоже понимал, что с Советским Союзом можно будет разделаться и позже, однако не ведал, как поведет себя Красная Армия, когда его войска начнут вторжение в Англию». Несмотря на договор с Германией о ненападении, советское правительство не делало никаких заверений о своем «желании соблюдать нейтралитет, если она начнет агрессию против Англии». Лишь непониманием тогдашней военно-политической обстановки можно объяснить придумки А. Козловича «Гитлер и Сталин тайно поделили мир» (Лг.№ 18,2000) и В. Белоконя о том, что в 1941 г. Сталин хотел «рука об руку с Гитлером сокрушить Британскую империю и поделить с ним ее колониальные владения» (Ог.1998.№ 25).