Игорь Шафаревич - Записки русского экстремиста [Политический бестселлер] Страница 8

Но изменения эти не поспевали за требованиями жизни. И произошло то, что часто, по-видимому, происходит в истории. Верхний, образованный слой как бы не выдержал испытания своей властью, своим привилегированным положением. И начало этого можно увидеть гораздо раньше — в том, что освобождение дворян от их обязанностей перед государством, так называемое провозглашение дворянских вольностей, произошло почти ровно на сто лет раньше, чем освобождение крестьян от их крепостной зависимости. И когда произошло провозглашение дворянских вольностей, крестьяне стали ждать, что за этим должно произойти их освобождение, а когда оно не произошло, то это вылилось в пугачевское движение. Так по крайней мере его причину толкует Ключевский (да и многие другие историки).

И мне кажется, что с данного момента и началось проникновение в Россию этой западной концепции — концепции прогресса, разделения стран на передовые и отсталые, причем Россия оказывалась именно отсталой страной. Это как бы оправдывало такое пренебрежительное, если угодно, эксплуататорское отношение к этой стране. В среде высшего, образованного слоя — дворянства, интеллигенции и т. д. — произошел некий раскол. Выделилось движение западников, которые при противостоянии России и Запада оказывались союзниками не России, а Запада — вплоть до парадоксальных, крайних примеров. Например, была послана телеграмма с поздравлением японскому императору в связи с победой японского флота над русским при Цусиме. Данилевский пишет: «Взгляд на Россию как на весьма трудно преодолимое препятствие к развитию и распространению «настоящей» человеческой, то есть европейской, цивилизации, в сущности, распространен между корифеями нашего общества. С такой точки зрения становится понятным (и не только понятным, но и в некотором смысле законным и, пожалуй, благородным) сочувствие и стремление ко всему, что клонится к ослаблению русского начала на окраинах России».

А Розанов писал уже в 1911 году: «Дело было вовсе не в славянофильстве и западничестве. Это цензурные и удобные термины, покрывающие далеко не столь невинное явление. Шло дело о нашем Отечестве, которое целым рядом знаменитых писателей указывалось понимать как злейшего врага некоторого просвещения и культуры. И шло дело о христианстве и Церкви, которое указывалось понимать как заслон мрака, темноты и невежества, заслон и, в сущности своей, ошибку истории, суеверие, пережиток, то, чего нет». (И надо заметить, что в том, что касается христианства и Церкви, эта характеристика в значительной степени относится к произведениям самого Розанова. В этом и проявляется конфликтность жизни России в дореволюционную эпоху.) Дальше он очень ярко описывает западнический взгляд: «Россия не содержит в себе никакого здорового и ценного зерна. России, собственно, нет, она кажется. Это ужасный кошмар, фантом, который давит душу всех просвещенных людей. От этого кошмара мы бежим за границу, эмигрируем, и если соглашаемся оставить себя в России, то ради того единственно, что находимся в полной уверенности, что скоро этого фантома не будет и его рассеем мы».

Впрочем, как и во многих случаях, Пушкин намного раньше и намного короче сформулировал эту мысль:

Ты просвещением свой разум осветил,Ты правды чистой свет увидел,И нежно чуждые народы полюбил,И мудро свой возненавидел.

В русском образованном, ведущем слое общества возник как бы авангард, заброшенный Западом в Россию. И всю историю того времени невозможно понять иначе, если не рассматривать ее по Данилевскому — как некоторую борьбу, столкновение цивилизаций. Россия была препятствием на пути — но вовсе не трудноопределимого прогресса, а на пути западной цивилизации. И только это может объяснить тот загадочный факт, что русская революция в течение всей своей подготовки, развития финансировалась банкирами в основном западными, но также и находившимися в России. Хотя логически это кажется очевидным: а кто другой, кроме банкиров, может финансировать что бы то ни было? Ведь только у них деньги! И как может революция развиваться без финансирования? Кто-то сказал, что для революции нужны три вещи: во-первых, деньги, во-вторых, деньги и, в-третьих, тоже деньги. Это подтверждается не только логикой, но и целым рядом поразительных фактов, впоследствии выплывших наружу. Например, американский банкир Шиф, который в разговоре с Витте заявил, что, если евреям не будет предоставлено равноправия в России, они произведут революцию, которая утвердит республику, которая даст это равноправие. И он финансировал революцию, в частности революционную агитацию среди русских пленных в Японии во время войны. Существует поразительная книга на эту тему. Ее написал Сеттон — американский историк — по материалам госдепартамента, которые через пятьдесят лет рассекречиваются автоматически. Он опубликовал поразительные материалы. Книга переведена на русский язык и издана Михаилом Назаровым. Она называется «Уолл-стрит и большевистская революция» и показывает, например, что очень скоро после большевистского переворота один очень крупный американский финансист в Петрограде перевел правительству миллион долларов. А он был представителем банка Моргана, и целый ряд американских банков финансировали революцию и утвердившееся после революции правительство. У Советской России не было тогда представительства на Западе, потому что она не была признана западными странами. Но они организовали некое неофициальное представительство, через которое оказывали давление на свои правительства ради того, чтобы они оказывали помощь большевикам. Или такой факт. Некий старый большевик Валентинов, участвовавший в большевистской партии в период ее возникновения, потом отошел от нее. Он написал очень яркие воспоминания, где рассказывает, что он работал в Киеве, в начале века, и деньги шли от Бродского — киевского миллионера, который, как он говорит, «был великим революционером». Как это банкир может быть великим революционером? Но большевикам помогал известный капиталист Савва Морозов. Эта загадка может быть разрешена, только если смотреть на все это противостояние как на средство разрушить цивилизацию, которая была препятствием для западной цивилизации. Тогда это становится понятным.

7. РЕВОЛЮЦИЯ 1917 ГОДА

Вот эти силы (западничество) и обеспечили победу революции, причем на обоих ее этапах — на февральском и на октябрьском. Я хочу обратить ваше внимание на то, что и в Февральской, и в Октябрьской революции победило именно западническое направление. Что касается Февральской революции, то тут уже никаких сомнений нет, с этим согласны были и ее руководители. Все руководители оппозиции в Думе и те, кто был во Временном правительстве, исходили из концепции прогресса, по которой Россия оказывалась отсталой страной, будущее ее зависело от того, будет ли она догонять и копировать западные страны, перенимая их государственную систему, основанную на прямом, равном, тайном и общем голосовании, так называемой четыреххвостке. Речь шла о парламентской системе, основанной на борьбе партий, на власти парламента утверждать правительство и т. д.

Деятели Февральской революции сами декларировали, что они западники. Но и большевики, которые пришли к власти в Октябрьской революции, тоже были западниками, потому что марксизм, конечно, был чисто западным течением — радикальным западническим течением. Марксизм прежде всего исходил из той же самой концепции прогресса, которая в нем формулировалась как смена разных экономических формаций. Пять их было или шесть — этот вопрос сейчас мало кого интересует, хотя когда-то он вызывал бурные дискуссии. В любом случае марксизм исходил именно из концепции прогресса, в свете которой Россия оказывалась отсталой страной. Так считали не только Маркс или немецкие социал-демократы — так считал и Ленин. Даже уже после Октябрьской революции он писал, что да, у нас произошла социалистическая революция, и вот в этом смысле мы временно оказались передовой страной, но через несколько месяцев непременно произойдет революция в Европе, и мы тогда опять окажемся отсталой, только в другом, социалистическом смысле, страной.

Марксизм, будучи именно западным течением, впитал в себя внутреннюю враждебность к России. Например, Маркс писал, что «не в суровом героизме норманнской эпохи, а в кровавой трясине монгольского рабства зародилась Москва. А современная Россия является не чем иным, как преобразованной Московией». Эти высказывания Маркса были настолько яркими, что у нас их даже не печатали в собрании сочинений Маркса. Кардинальную близость марксизма к западной цивилизации можно видеть и в его отношении к крестьянству. Например, согласно его основным принципам, в «Коммунистическом манифесте» можно прочитать, что «общество все более раскалывается на два больших враждебных лагеря, на два больших, стоящих друг против друга класса: буржуазию и пролетариат». Крестьянству в этой картине вообще не остается места. Схема марксизма разворачивается только тогда, когда крестьянства нет, когда оно частично превратилось в пролетариат, а частично в мелкую буржуазию. Это соответствует и взгляду западной цивилизации: крестьянство там фактически уничтожается и рассматривается как чуждый элемент. Занятие сельским хозяйством играет такую же роль, как работа с опасными радиоактивными материалами. Например, в Соединенных Штатах на земле заняты 3–4 процента населения, но неверно, что на это тратится такая же часть усилий: от 25 до 30 процентов экономики работает на сельское хозяйство — машиностроительная промышленность, химическая промышленность и т. д. Но от этого «опасного» контакта с природой максимальное количество людей защищено. И в «Коммунистическом манифесте» написано, что первые меры, которые должны быть приняты после прихода пролетариата к власти, после осуществления пролетарской революции, — это создание трудовых армий, причем именно в деревне. Это в точности тот рецепт, который был у нас осуществлен в «трудармиях» Троцкого, это крайняя форма пролетаризации деревни.