Елена Съянова - Десятка из колоды Гитлера Страница 8

Но все же «человеческий материал», который представлял собой Юлиус Штрейхер, был чересчур уж испорченным. Хотя человеческие пороки фюреров принято преувеличивать, приписывать им всевозможные извращения и прочее, пороки Штрейхера раздуть трудно, поскольку он и сам не только не скрывал их, а напротив, как-то сладострастно выпячивал. Однажды, садистски избив заключенных нюрнбергской тюрьмы, он прямо сказал сотрудникам своего аппарата в штабе партии: «Мне это было просто необходимо. Теперь мне значительно полегчало». Или: придя как-то в свой штаб в одних плавках, он смеялся над смущением своих молоденьких сотрудниц, говоря, что им не может «это» не нравиться; смущены же они оттого, что до сих пор «такого » не видели.

Подобные, на первый взгляд, «байки» о Штрейхере фигурируют в деле Нюрнбергского трибунала и подтверждены многочисленными свидетельскими показаниями [3].

Штрейхер был к тому же настоящим растлителем детей. Именно он стал главным инициатором раннего полового воспитания в школах и массовых детских организациях. Снова приведу любопытный и показательный факт.

В системе немецкого образование были так называемые «школы Адольфа Гитлера» – первая из трех ступеней по подготовке будущей нацистской элиты. Инициатива их создания принадлежала Роберту Лею. Замороченная пропагандой молодежь мечтала попасть в эти заведения, открывавшие, к тому же, перспективу быстрого карьерного роста. Когда о своем желании учиться в такой школе заявил старший сын Бормана Адольф Мартин, мать мальчика и его дед – тот самый партийный судья Вальтер Бух (он и его дочь принадлежали к старой немецкой аристократии), пришли в ужас. Сам Борман тоже не был в восторге, но в пропагандистских целях согласился. Однако сначала все же просмотрел программы, как ему иронически посоветовал Лей. И сам пришел в ужас, не меньший, нежели его жена и тесть, которые этой программы не читали. Одним из пунктов «обязательного спортивного воспитания» десятилетних(!) мальчиков значилось… насилование еврейских девушек. Поскольку этот пункт вызывал у всех его читающих законную оторопь, Штрейхер позаботился о «пояснении» для преподавателей. Цитирую: «Произведенное действие закономерно вызовет у не имеющего пока инструмента мальчика сильное неудовольствие и раздражение. <…> Мальчик запомнит, как мерзко все у него произошло с еврейкой, и именно с ней. По прошествии же всего лишь четырех-пяти лет тот же юноша получит с арийкой неожиданное наслаждение».

Я, конечно, не стояла рядом с Борманом, когда он это читал, но если верить его любовнице фройлейн Беренс, то реакция была вполне адекватная: Борман фыркнул, плюнул, выругался и вычеркнул «пункт».

Тираж «Дер Штюрмер» в 1938 году составлял 800 тысяч экземпляров. В годы войны он снизился, как и тиражи всех остальных газет, однако влияние штрейхеровской пропаганды даже усилилось. Теперь уже не только в экономических трудностях, но и в военных неудачах можно было обвинять евреев.

В мае 1939-го, за два с половиной месяца до поездки Риббентропа в Москву, газета писала: «В большевистской России должна быть проведена карательная экспедиция против евреев. Советских евреев постигнет судьба всех убийц и преступников – немедленная расправа и смерть. Все советские евреи должны быть истреблены. Тогда весь мир увидит, что конец евреев – это конец большевизма». 31 октября – в той же газете: «…Мы знаем своего врага, мы открыто называем его по имени все последние двадцать лет: это мировое еврейство. И мы знаем, что оно должно погибнуть».

В январе 1940 года, в передовице – «Близится время, когда придет в движение машина, готовая вырыть могилу мировым преступникам – евреям, и им не найти от нее спасения»; 4 июля: «Погромы во все времена были проявлением воли народа. <…> Еврейский сброд должен быть изведен, как сорная трава, как грызуны, как паразиты».

Нельзя сказать, что позиция Штрейхера была для нацистского руководства единственной и безальтернативной. Были планы бескровно избавиться от евреев путем их высылки (предварительно избавив от собственности, конечно), например, на остров Мадагаскар. В рейхе существовал и действовал особый еврейский сенат, разбиравший некоторые получившие огласку дела. Работал «Союз евреев-фронтовиков», выходили две еврейских газеты, причем, в Нюрнберге – «Свет» и «Антиштюрмер». Штрейхер же продолжал «трубить» свое: никакой эмиграции, а только физическое уничтожение, никаких «союзов», газет и прочего – вешать, стрелять, топить, травить ядом. Иногда он заходил слишком далеко или просто надоедал; тогда его слегка одергивали. В январе 1938 года по просьбе Гесса Гитлер на время даже запретил выпуск «Дер Штюрмер». Гесса возмутило требование Штрейхера гильотинировать еврея, женившегося на арийке. Правда, вскоре после отлета Гесса в Англию и начала войны требование Штрейхера обрело форму закона уже для всех аналогичных случаев.

Нужно ли удивляться тому, что Штрейхер как личность на Нюрнбергском процессе выглядел особенно «ярко»: он трусил – это было слишком видно и вызывало у его соседей по скамье подсудимых, более стойких духом, возмущение и отвращение. Но в особенно трудном положении оказался его адвокат – доктор Ганс Маркс. Как защищать человека, в самом начале судебных заседаний объявившего этот процесс «триумфом международного еврейства»?! Адвокат посоветовал Штрейхеру вспомнить хотя бы один эпизод, когда его подзащитный открыто и однозначно проявил гуманность по отношению к евреям или заключенным. «Гуманность к евреям – никогда!» – был ответ. В отношении заключенных он, впрочем, по его словам, проявлял гуманность. Например, устраивал ежегодные рождественские гуляния для узников концлагеря Дахау, выпуская их для этого из-за колючей проволоки на целый день. Однако, уже немного зная Штрейхера, можно предположить, что подобное «благодеяние» было всего лишь одной из изощренных пыток…

К сожалению, нельзя не согласиться с историком Юджином Дэвидсоном, что самый откровенный расизм, без всякого налета респектабельности, завоевал сердца миллионов немцев. На Нюрнбергском процессе Штрейхер постоянно издевательски напоминал американским судьям о тех же проявлениях расизма в их прославленной своей демократией стране по отношению к неграм, не говоря уже об индейцах. Он напоминал также, как «славно поработал, открывая миру глаза на опасности, идущие от всех неполноценных». Судьи в этих случаях чаще всего брезгливо отмалчивались. «Вы меня еще вспомните, когда ваша Америка станет черной», – каркнул он на одном из последних заседаний.

На заседании Нюрнбергского трибунала 30 июля 1946 года советский обвинитель Р. А. Руденко в адрес Юлиуса Штрейхера сказал так: «Наряду с Гиммлером, Кальтенбруннером, Полем, всеми теми, кто замышлял, конструировал и приводил в действие газовые камеры и „душегубки“, наряду с теми, кто непосредственно осуществлял массовые акции, Штрейхер должен нести ответственность за наиболее жестокие преступления германского фашизма.

Разжигание национальной и расовой розни, воспитание извращенной жестокости и призывы к убийствам были не только долголетней партийной обязанностью, но и доходной специальностью этого человека.

Штрейхера можно считать подлинным «духовным отцом» тех, кто разрывал надвое детей в Треблинке. Без «Штюрмера» и ее хозяина германский фашизм не смог бы так быстро воспитать те массовые кадры убийц, которые непосредственно осуществляли преступные планы Гитлера и его клики: уничтожение более шести миллионов евреев Европы». (Приложение 3.)

Штрейхер лгал всю свою жизнь. Он пытался лгать и здесь, во время суда. Я не знаю, рассчитывал ли он обмануть кого-нибудь этой ложью или лгал по привычке и от страха. Но мне кажется, что самому подсудимому было ясно: его последняя ложь уже никого не обманет и не принесет ему спасения.

Штрейхеру было предъявлено обвинение в «публичном подстрекательстве к убийствам и истреблении евреев » и других преступлениях против человечности – в общей сложности по четырем пунктам. (Приложения 3, 4.) Его не признали виновным в причастности к агрессии, так как он не являлся ни политиком, ни дипломатом, ни военным.

Кем же он был?

Фанатиком? Примитивным психопатом и садистом? Добросовестным функционером? Просто несчастным человеком, павшим жертвой безумного времени и утащившим с своем падении миллионы безвинных?!

Пожалуй, можно остановиться на определении, данном ему Герингом в самом начале главы.

В любом случае Штрейхер – это еще один урок. Из тех, которые должныбыть усвоены.

И последний штрих к портрету:

16 октября 1946 года около двух часов дня Юлиус Штрейхер, поднявшись по тринадцати ступеням, встал под железный крюк, с которого свисала веревка. Пастор прочел короткую молитву. Палач – сержант армии США Джон Вуд стоял наготове с черным колпаком из плотной ткани, который должен был надеть на голову приговоренного. Те, кто поднимались сюда до Штрейхера, вели себя по-разному: кто-то молчал, уйдя в себя, кто-то молился, просил у Бога прощения… Кейтель стоял навытяжку, когда Вуд надевал на его голову мешок. Кальтенбруннер ухватился обеими руками за веревку на горле и не выпускал. Розенберг попросил пастора повторить для него молитву, и тот повторил. Заукель повторял слова за пастором…