Юрий Тавровский - Уроки Второй мировой. Восток и Запад. Как пожать плоды Победы? Страница 8

Конечно, замечательный отечественный мыслитель Александр Зиновьев был абсолютно прав, когда писал, что «холодная война не ограничивалась сдерживанием советского проникновения в Европу. Целью её стало вообще полное разрушение Советского Союза и всего блока коммунистических стран. И этому служила «разрядка» и не в последнюю очередь Хельсинкские договоренности как и многие другие соглашения, которые проталкивались в СССР группой высокопоставленных аналитиков во главе с шефом КГБ Ю.В. Андроповым. Их мотивировки облекались в псевдогуманистические задачи такие как спасение земного шара от ядерного уничтожения, продвижения идей социализма в капиталистический мир, создание условий для базовой конвергенции, при которой силы социализма «возобладают».

В свою очередь, Запад во главе с США делал ставку на многовекторное наступление на идеологическом фронте по всем возможным азимутам. Конечно, замечательный отечественный мыслитель Александр Зиновьев был абсолютно прав, когда писал, что «холодная война не ограничивалась сдерживанием советского проникновения в Европу. Целью её стало вообще полное разрушение Советского Союза и всего блока коммунистических стран. Это облекалось в идеологическую фразеологию освобождения народов от ига коммунизма, помощи в овладении западными (в первую очередь американскими) ценностями, борьбы за мир и дружбу между народами, за демократические свободы и права человека… Организаторами и исполнителями холодной войны ставилась задача атомизировать советское общество идейно, морально и психологически, лишить массы способности к сопротивлению… В эту работу были вовлечены многие десятки (если не сотни) тысяч специалистов и добровольцев, включая агентов секретных служб, университетских профессоров, журналистов, туристов. Работа велась с учетом опыта прошлого – особенно геббельсовской пропагандистской машины, а также достижений психологии и медицины, особенно психоанализа».

Но успеха вся эта активность могла достичь только при отсутствии адекватного ответа со стороны «стратегического противника», в условиях «игры в одни ворота». То, что именно такая игра шла и всё более усиливалась, начиная с эпохи правления Н.С.Хрущева, сегодня сомнений практически не вызывает.

«Косыгинская» реформа 1965 года, она же «реформа Либермана» (по имени истинного её автора, профессора Евсея Либермана), стала в определенной мере экономическим аналогом антисталинского доклада Хрущева XX съезду КПСС, поскольку лишь запутывала систему показателей для предприятий и влекла за собой хаотизацию народнохозяйственного процесса вместо того, чтобы сделать ставку на применение рыночных механизмов в определенных отраслях – таких, например, как сельское хозяйство и легкая промышленность. Всё это привело к откату назад, к усилению централизованного планирования, которое чем дальше, тем больше не справлялось с целым рядом экономических проблем. Внутри Советского Союза это впоследствии подавалось как «брежневский застой» и «неэффективность плановой экономики».

При этом альтернативные «косыгинским» реформам разработки советских экономистов, впоследствии использованные группой Дэн Сяопина для реализации «китайского экономического чуда», были отвергнуты, а их авторы – подвергнуты различным формам давления.

Одновременно высшая народнохозяйственная номенклатура уже в середине 60-х гг. стала входить в прямое взаимодействие с истеблишментом Запада. В частности, зять Косыгина академик Джермен Гвишиани, потомственный чекист, инициировал вместе с академиками Арбатовым и Иноземцевым участие СССР в работе Римского клуба с момента его основания, а также в ряде других совместных системных проектов. Именно эта группа, которой из-за кулис руководил Андропов, стала в лице Гвишиани соучредителем Международного института прикладного системного анализа (МИПСА) в Лаксенбурге (Австрия), вместе с британским лордом Солли Цукерманом (в багаже которого – расчетное обоснование массированных бомбардировок городов в годы Второй мировой войны) и американским политологом Макджорджем Банди (выпускником Йельского университета, который в 1964–1966 гг. возглавлял 303 Committee, отвечая за координацию государственных тайных операций США). Гвишиани был не только председателем научного совета МИПСА, но и «пробій» создание в 1976 году Всесоюзного НИИ системного анализа ГКНТ и АН СССР (ВНИИСИ), который был задуман как советский филиал МИПСА и который Гвишиани возглавил в качестве директора. Кстати, через ВНИИСИ и МИПСА прошли все члены команды «молодых реформаторов», включая Егора Гайдара, Петра Авена и Анатолия Чубайса. Таким образом формировалось взаимодействие и сотрудничество отечественной элиты с высшими кругами Запада. В кругу западных контрагентов находились семья итальянских миллиардеров Аньелли, американские фонды Карнеги и Форда, а также многие другие лица и структуры Запада, перечислять которые здесь нет никакой необходимости.

Однако следует понимать, что подобная активность Гвишиани, Арбатова, Иноземцова и др. вовсе не была их самодеятельностью, проявлением каких-то личных или групповых предпочтений – без санкции высшего политического руководства СССР такие «художества» пресекли бы в течение нескольких часов, невзирая на любое «высокое родство». Кстати, когда в конце 1979 года сам Косыгин высказался против ввода советских войск в Афганистан, он был очень быстро освобожден от должности «по состоянию здоровья» и действительно вскоре скончался. Но на положении академика Гвишиани карьерный крах его тестя никак не сказался.

Не удивительно, что все геополитические шансы, которые имелись у СССР после 1973 года для усиления своего влияния в Европе и в мире (социалистическое правительство в Чили, «революция гвоздик» в Португалии, ситуация в Испании после смерти Франко, сандинистская революция в Никарагуа, британо-аргентинская Фолклендская война 1982 года и т. д.), странным образом не использовались. Зато «интернациональный долг» в Афганистане, напротив, взялись выполнять так, что это привело к «возрождению исламского фундаментализма» на мировой арене и осложнению отношений Советского Союза со всем мусульманским миром. Так что дело тут вовсе не в «вялости брежневской геронтократии» – дело в том, чем эта видимая «вялость» на самом деле была обусловлена…

6. «Машина перестройки» и уничтожение СССР («дорожная карта» распада сверхдержавы)

Обстоятельства, которые предшествовали приходу к власти в СССР Михаила Горбачева и сопровождали этот приход, свидетельствуют о том, что «машина перестройки» к тому времени была уже полностью собрана и «готова к работе».

Итоги этой работы мы наблюдаем в течение последней четверти века. Они уже слишком хорошо известны и какому-то фактическому пересмотру не подлежат. «Большая Россия» в форме Советского Союза утратила почти 20 % своей территории и более половины населения, её экономический потенциал сократился в пять раз (Российская Федерация образца 2014 года так и не вернулась на уровень РСФСР образца 1989 года), а средний уровень жизни населения, без учёта «сверхбогатых» 5 % – практически втрое.

Еще одним важнейшим международным аспектом «перестройки» следует считать результаты «бархатных революций» в странах Восточной Европы, политическая и силовая верхушка которых в значительной степени контролировалась из Москвы. Сценарии этих политических постановок (как это видно сейчас на примере Украины, Грузии и даже СССР образца 1991 года) делались по одним лекалам и схемам, хотя методы и подходы могли варьироваться применительно к местным условиям в весьма широком диапазоне. Общность «цветных революций» заключалась в формировании массовых выступлений на улицах столицы с демагогическими популистскими лозунгами, которые проходили в обстановке, когда высшее политическое руководство государства было связано прозападной агентурой и не могло использовать силовые методы. Возникало двоевластие и распад режима с его заменой на угодные политические группировки. Отличия также допускались.

Где-то, как, например, в Чехословакии или Венгрии, были сильны антисоветские настроения, и поэтому западной агентуре удавалось ограничиться верхушечной сменой власти через более-менее легитимные политические механизмы, а где-то, как, например, в Румынии, пришлось прибегать к иным, более кровопролитным сценариям «советского» образца в тесном взаимодействии с «секуритатя» и с совместным участием не только советского спецназа, но также его коллег из ряда западных стран, включая США и Израиль. Показательно, что во всех случаях агентура США блокировала прежде всего силовые структуры: через внедрение своей агентуры или через коррупционные схемы.

В результате были фактически демонтированы итоги Второй мировой войны в Европе, разрушена вся ялтинско-потсдамская система международных отношений. Кроме того, уничтожение СССР после провала ГКЧП позволило США и странам НАТО «по умолчанию» не считать себя более связанными прежними формальными и неформальными обязательствами перед советским правительством: наподобие нерасширения НАТО на Восток или неразмещения на территории бывших стран Варшавского договора и СЭВ, а также в бывших союзных республиках, часть из которых также вступила в НАТО, своих военных баз, в том числе оружия массового поражения и высокоточного оружия. Территориальные и прочие уступки на долгие годы стали «фирменным знаком» российской дипломатии – достаточно вспомнить соглашения 1990 года с США по Берингову морю и с Норвегией 2010 года по Баренцеву морю.