Н Демурова - Алиса в Стране чудес и в Зазеркалье Страница 8

Известными вариантами "дарителя" являются и многие другие персонажи обеих сказок: они также испытывают героиню известными способами, однако подготавливается этим не снабжение "волшебным средством", а пересылка к следующему дарителю. Вариантом враждебного существа-дарителя выступает Королева в Стране чудес; однако и ее функция ослаблена - она лишь грозит нападением и расправой, но не осуществляет своих угроз.

Подобным же образом ослабляются и другие функции: пространственные перемещения между двумя царствами, путеводительство (в "Стране чудес" используется вначале "неподвижное средство сообщения", туннель, в "Зазеркалье" - перемещение, но по земле ли?), "снабжение", "получение волшебного средства" (здесь часты случаи неожиданного нахождения средства или его появления "само собой"), борьба (имеющая чаще всего форму словесного состязания, зачастую близкого по характеру своему к перебранке) и пр. Ослабление этих и некоторых других канонических сказочных функций происходит не только за счет нарушения причинно-следственных связей или нарушения состава и взаимодействия первичных элементов сказки, но и за счет иронического осмысления всего происходящего, того особого романтического свойства, которое было в высшей степени свойственно Кэрроллу. Прием сна, упомянутый выше, - один из наиболее эффективных способов ее проявления.

Сказки Кэрролла, при некоторых внешних чертах сходства с юмористической народной сказкой, на самом деле отстоят от нее очень далеко. Это объясняется прежде всего принципиальным отличием в характере самого смеха.

В своем внимании к фольклору Кэрролл не ограничивается одной лишь волшебной сказкой. Он обращается к песенному народному творчеству, также подвергая его переосмыслению. Однако характер этого переосмысления качественно иной. В тексте обеих сказок немало прямых фольклорных песенных заимствований. Они сосредоточены в основном в "Зазеркалье": народные песенки о Шалтае-Болтае, Льве и Единороге, Труляля и Траляля. Впрочем, и заключительные главы "Страны чудес" - суд над Валетом - основаны на старинном народном стишке. Кэрролл не просто инкорпорирует в свои сказки старые народные песенки; он разворачивает их в целые прозаические эпизоды, сохраняя дух и характер фольклорных героев и событий.

Помимо прямых заимствований из фольклорного песенного творчества, в сказках Кэрролла играют свою роль и заимствования опосредованные. Одним из каналов такого опосредованного фольклорного влияния служили для Кэрролла лимерики Эдварда Лира, эксцентрического поэта и рисовальщика, выпустившего в 1846 г. "Книгу нонсенса", оригинально разрабатывающую особую часть фольклорного наследия Англии, связанного с "безумцами" и "чудаками" {В дальнейшем творчество Лира и Кэрролла обнаруживает черты двусторонней связи и взаимодействия. Не вдаваясь в подробности этого сложного процесса, отметим здесь лишь даты публикаций отдельных произведений двух авторов.

1846 г. - "Книга нонсенса" Лира

1865 г. - "Алиса в Стране чудес"

1871 г. - "Бессмысленные песни, рассказы, ботаники и алфавиты" Лира

1871 г. - (декабрь) - "Алиса в Зазеркалье", "Еще нонсенс" Лира (дат. 1872 г.)

1876 г. - "Охота на Снарка" Кэрролла

1877 г. - "Смешные стихи" Лира.}.

Возможно, что некоторые образы Кэрролла навеяны лимериками Лира, в свою очередь находящими себе "аналоги" в фольклоре. Вспомним некоторые из самих известных нонсенсов Лира.

А вот господин из Палермо,

Длина его ног непомерна.

Он однажды шагнул из Парижа в Стамбул,

Дорогой господин из Палермо.

. . . . .

А вот человек из-под Кошице.

Он меньше, чем нам это кажется:

В ненастный денек его сцапал щенок

И погиб человек из-под Кошице.

. . . . .

А вот господин из Бомбея.

Он сидел на столбе не робея.

А когда холодало - он спускался, бывало,

И просил ветчины посвежее.

. . . . .

А вот господин с бородой.

Он знаком с верховою ездой.

Если лошадь взбрыкнула - словно пуля из дула,

Он летел, господин с бородой {*}.

{* При переводе стихов Лира нередко приходится менять географические и прочие приметы для того, чтобы сохранить "драматургию". По этому пути идет О. Седакова и другие переводчики Лира.}

Господин из Палермо с непомерно длинными ногами заставляет нас вспомнить эпизод, где Алиса прощается со стремительно убегающими от нее вниз ногами. Сходство это подчеркивается рисунками обоих авторов (Лир неизменно сопровождал свои нонсенсы очень смешными и выразительными рисунками). Лировским господином, сидящим на столбе, был, возможно, навеян сидящий на стене старик из баллады Белого Рыцаря; а сам Рыцарь, то и дело падающий со своего коня, - многочисленными героями Лира, страдающими тем же недостатком. (Примечательно, что и Лир, и Кэрролл вкладывали в этих злополучных героев много личного. Лир неизменно рисовал их похожими на себя; Белый Рыцарь Кэрролла также содержит немало черт самопародии.)

Число примеров подобного рода можно было бы умножить: эпизод со щенком (гл. IV "Страны чудес") находит свою параллель в лировском лимерике о крошечном господине из-под Кошице; сад, где цветы говорили, и зазеркальные насекомые - в "Бессмысленной ботанике" Лира {Р. Л. Грин указывает и на другой источник зазеркальных насекомых: это юмористические "Образчики, еще не включенные в коллекцию Риджент Парка" ("Punch", June - August, 1868). АА, p. 27.} и пр. Не будем приводить их все; для нас важно установить самый факт воздействия нонсенсов Лира, через которые Кэрролл воспринял один из аспектов народной традиции.

Помимо сказочного и песенного творчества, музу Кэрролла питал еще один мощный пласт национального самосознания.

В сказках Кэрролла оживали старинные образы, запечатленные в пословицах и поговорках. "Безумен, как мартовский заяц" - эта пословица была записана еще в сборнике 1327 г.; ее использовал Чосер в своих "Кентерберийских рассказах". Мартовский Заяц вместе с Болванщиком, другим патентованным безумцем, правда, уже нового времени, становятся героями "Страны чудес". Характер Чеширского Кота да и самый факт его существования также объясняются старыми пословицами. "Улыбается, словно чеширский кот", - говорили англичане еще в средние века. А в сборнике 1546 г. находим пословицу: "Котам на королей смотреть не возбраняется". Старинная пословица: "Глупа, как устрица", была, по словам Р. Л. Грина, "возрождена к новой жизни" в "Панче" карикатурой Тенниела (19 января 1861 г.).; возможно, отсюда возник эпизод с устрицами у Кэрролла в "Стране чудес" {Ibid.}. Значение этих образов трудно переоценить. Уходя корнями в глубину национальной культуры, они реализовались под пером Кэрролла в развернутые метафоры, определяющие характеры персонажей и их поступки.

Особую роль в контексте сказки Кэрролла играют его патентованные безумцы и чудаки. Они связаны (прямо или опосредствованно, через Лира) с той "могучей и дерзкой" {К. И. Чуковский. От двух до пяти. М., 1956, с. 258.} фольклорной традицией, которая составляет одну из самых ярких черт национальной специфики английского самосознания. Именно эти безумцы и чудаки (а таковыми, за исключением самой Алисы и некоторых второстепенных персонажей, являются все герои обеих сказок) создают тот особый "антимир", ту "небыль", чепуху, изнаночный мир с его нарочито подчеркнутой "нереальностью" {См.: Д. С. Лихачев, А. М. Панченко. "Смеховой мир" древней Руси. Л., 1976, с. 17.}, которые в Англии составляют самую суть нонсенса. В них слышатся отдаленные отзвуки могучего карнавального смеха прежних эпох, сохраненного фольклорной традицией. Правда, смех этот отдается лишь эхом, карнавал "переживается наедине", "переводится на субъективный язык новой эпохи" {М. Бахтин. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965, с. 43, 44. См. в целом характеристику романтического гротеска (с. 40-52).}. Все же, несмотря на отдаленность во времени и редуцированность форм, принявших "формализованный, литературный характер", правильно понять особый характер нонсенса середины XIX в. нам может помочь концепция карнавала и карнавального мировоззренческого смеха, выдвинутая M. M. Бахтиным. Она подсказывает нам ответ на ту загадку, над которой в течение многих лет бьются критики различных направлений: Доджсон с его приверженностью к порядку, религиозностью, законопослушанием - и подчеркнуто внерелигиозный, внеморальный, алогический характер его сказок. Существует множество попыток объяснить ЭТУ двойственность: одни говорят о "раздвоении личности" Доджсона-Кэрролла, другие видят в его сказках признаки психопатологии, трактуемой в духе фрейдизма ("заторможенность развития", "бегство в детство" как своего рода защитная реакция от сложности реального мира, осмыслить которую сознание отказывается, и пр.). Интересное объяснение "феномена Кэрролла" предлагает Честертон, эссе которого мы приводим в нашем томе. Он называет нонсенс Кэрролла "интеллектуальными каникулами", "праздником", который разрешает себе респектабельный, закованный в броню условностей ученый-викторианец. Бурные, дерзкие, безоглядные, смеющиеся каникулы, во время которых он создает "перевернутый вверх ногами" мир и "учит стоять на голове не только детей, но и ученых". Каникулы, праздник... Возникает соблазн добавить: "карнавал". Впрочем, здесь надо быть предельно осторожным. Как известно, М. М. Бахтин развивает концепцию о двумирности средневекового ренессансного сознания и связанных с ним обрядовозрелищных смеховых форм. "Они давали совершенно иной, подчеркнуто неофициальный, внецерковный и внегосударственный аспект мира, человека и человеческих отношений; они как бы строили по ту сторону всего официального второй мир и вторую жизнь, которым все средневековые люди были в большей или меньшей степени причастии, в которых они в определенные сроки жили. Это - особого рода двумирность, без учета которой ни культурное сознание средневековья, ни культура Возрождения не могут быть правильно понятыми. _Игнорирование или недооценка смеющегося народного средневековья искажает картину и всего последующего исторического развития европейской культуры_" {М. Бахтин. Творчество Франсуа Рабле, с. 8 и далее.} (курсив наш. - Н. Д.).