Алексей Челноков - Россия не для русских? Косовский сценарий в Москве Страница 8

— Патенты — нет. Не выдает. ФГУП в принципе вообще ничего не должен был выдавать. Так как он построен — это отдельная история, абсурд полнейший, издевательство над здравым смыслом. Но опять-таки никто ничего не спрашивает, никто ни за что не отвечает. От этой бесконтрольности и безответственности и происходит такое страшное отношение к людям: любой чиновничек любого уровня творит, что хочет. А он не чувствует ответственности ни перед кем.

— Да, совершенно справедливо. Концепция — хорошая идея, давно необходимая. Обсуждали, привлекали лучших экспертов, «Опору России», бизнес, группу «Стратегии 2020». Процесс мне нравился. Все было красиво обставлено. Лучшего подхода я не видел. Ну а к чему пришли — не совсем понятно. Отмена квот, на мой взгляд, — не концепция. Кроме пиара, больше ничего нет. Декларативная. Но и ее принять-то не могут.

— Я думаю, что ее и не примут, поскольку есть параллельные предложения. Вот здесь четко видно: вот вам игрушка для институтов гражданского общества, занимайтесь, играйте. А в это время готовятся совершенно другие документы. Я не против, потому что я с этой концепцией не согласен. Но то, что готовится ведомством, тоже вызывает много вопросов.

— Я не совсем согласен с некоторыми отдельными положениями. Мы об этом говорили и писали. И наши предложения должны быть учтены, по крайней мере, есть такое решение у правительственной комиссии. Мы же с вами этим занимались. Мне кажется, что это происходит потому, что наш Фонд представлен сотрудниками миграционной службы. Мы не теоретики, мы еще и практики. Мы очень хорошо знаем, как реализуются законы, как любая норма сказывается на реализации. Поэтому когда мы пишем, мы исходим из того, как это все будет реализовываться. Я поэтому и не согласен с некоторыми положениями концепции, потому что ясно понимаю, что они просто не будут работать, останутся декларативными и более того: под них можно делать все, что угодно. И сложилась такая ситуация, когда среднего уровня чиновник, пользуясь этой ситуацией, может практически реализовывать истинную миграционную политику, которая будет совершенно отличаться от той, которую декларируют наши руководители. Иногда складывается ощущение, что наши руководители просто потеряли контроль над миграционной ситуацией. Я думаю, что они просто не видят, что происходит. Им показывают красивые картинки, и они успокаиваются. Может, сказывается боязнь, нежелание углубляться, поскольку это трудные темы. Но, к сожалению, если ей не заниматься, она в конце концов займется нами. Очень хорошо было сказано автором нашего очередного номера, что все эти «мы — многонациональный народ» и так далее как заклинания звучат. Все понятно. Но а что мы делаем, чтобы укрепить дружбу между народами, чтобы это все поняли? Что толерантность для нас как воздух, это среда, в которой мы должны обитать? Практически же ничего не делается. Более того: все делается ровно наоборот. Русский народ подвергается унижениям в наших национальных республиках.

— Да, вот яркий тому пример. Взять на работу нашего соотечественника — это проблема. Органы занятости на это не реагируют, им без разницы: китаец ли, соотечественник ли — все равно. Это разве нормально? Вот наша реальная политика.

— Да. За китайца руководство этой службы само подпишется. А за соотечественника — нет. Что с него взять? Вот это поражает. Поэтому я и говорю, что у нас в стране две миграционные политики. Одна — витринная, для показа. Это напоминает мне сталинские времена, когда Горького возили и показывали, что ГУЛАГ — это хорошо, это требование времени. И он соглашался, все одобрил, хотя и был гуманистом. И сейчас такая же ситуация: нам показывают, а мы не хотим копаться дальше, мы не хотим это видеть. Но нашим детям здесь жить. И если мы хотим, чтобы Россия сохранилась как цивилизация, как культура, то мы срочно должны что-то делать, иначе мы просто развалимся. Как Ходорковский сказал, что пора становиться национальным государством. Вот сейчас мы и действуем так, что в конце концов мы и будем национальным государством русских, а все остальные от нас уйдут сами. Мы к этому идем. Но хотим мы этого или не хотим, мы не можем остаться одни, сами по себе. Мы обязаны будем к кому-то примкнуть. Сейчас ведь, видимо, такое время, когда процесс глобализации заканчивается, и мы будем рассыпаться на региональные куски.

— Я вижу, как разваливается экономика. Вся глобализация держалась на глобальной экономике. Основа ее — транснациональные корпорации. А сейчас все рынки шатаются. В конце концов, все заботятся о своем: американцы — о своем долларе, Евросоюз — о евро, Китай — о юане. Скорее всего все закончится распадом. Поэтому Россия, если она станет национальным государством, должна будет куда-то примкнуть: или к Евросоюзу, или к Китаю, или к Востоку.

— В принципе это правильный подход. Таможенный, Евразийский союз, свободное экономическое пространство — это все правильно, на мой взгляд. И мне кажется, что это не имперский подход, как некоторые говорят. Это способ существования нашего общества. Многонациональный. Сначала была Великая Русь, затем она стала Россией, Российской империей, потом — СССР. Заметьте: границы примерно одни и те же, население одно и то же. Сейчас — Российская Федерация. Мы пытаемся создать Евразийский союз. Мы пытаемся удержаться на этой территории в рамках православной русской цивилизации. Потому что основа, нас объединяющая, — русская культурная идентичность. У американцев сейчас точно такая же ситуация: либо остаться западной страной, либо качнуться в латиноамериканскую цивилизацию. И им надо выбирать, кем они станут. Но они об этом говорят прямо. Проблема есть, и они пытаются ее решить. Но у нас ничего не решается.

— И это меня пугает. И в этом контексте ведет себя все руководство миграционной службы. И, к сожалению, экспертное сообщество идет на поводу. Им бросают кость — они ею занимаются. А жизнь — сама по себе.

— А надо погружаться в жизнь. Почему-то наши русские эксперты, правозащитники и теоретики считают, что есть какая-то практическая деятельность, которую они не понимают и поэтому, наверное, там все правильно. Это очень тяжелая деятельность, нужно много знать.

— В любом ведомстве. И благоговеют перед этим. А там работают обычные люди, ничем не умнее. А порой глупее и необразованнее. Крутятся, как винтики, продуцируя то, что до них уже было разработано лет 50 назад, не создавая ничего нового, плодят инструкции, переписывая из одной в другую. Поэтому любой эксперт, если он действительно считает себя экспертом, должен жестко придерживаться своей политики и менять эту ситуацию, менять практику. А наше экспертное сообщество дает молчаливое согласие, обсуждая второстепенные вещи. Сами механизмы не трогают, даже не обсуждают. Попытки в Общественной палате поднять вопрос смягчаются, микшируются: у нас все хорошо, большую работу проводят.

— Да. Работа ведется, есть отдельные недостатки.

— Да, я говорил в Общественной палате: если мы хотим что-то изменить, мы должны быть в процессе, внутри него. Только так его можно проконтролировать. Почему мы не можем иметь доступ к центральному банку учета иностранных граждан? В Норвегии и ряде стран, у которых такие регистры имеются, любой эксперт может получить доступ к этим базам и получить нужную информацию. Не просить, ждать, когда дадут. А работать с источниками этой информации. Как это все устроено? Никто даже не знает. Должна быть прозрачность, иначе создается ощущение, что нас дурят. И не только нас, но и руководство страны.

— А вопрос для нашей страны просто судьбоносный. Это не ОВИР 70-х годов, когда выпускали евреев-отказников или не выпускали и речь шла о тысяче, не более. И то, помните, какая была помпа, их считали врагами народа. Пиар-акция была, и с ними овировцы возились. И знаете, все это осталось. Теперь вместо этой тысячи отказников — миллионы мигрантов, а заодно и русские.

А методы точно такие же. Раньше были враги, над которыми можно было поиздеваться.

— Я считаю, что, к сожалению, это дело коррупции. Коррупция просто выгодна, но она очень хорошо прижилась на этот менталитет. Все запретительные, тяжелые ситуации стали очень выгодны. Помните, эксперимент проводили энтэвэшники: 5-10 тысяч долларов — и вот вам паспорт российский. 5 тысяч не у всех есть, а наши люди, которые живут в Узбекистане, Таджикистане, просто не имеют таких денег. Те, кто имеет, уже давно уехали.

— И причем все это прикрывается заботой об интересах российских граждан, о безопасности страны. Но это все — слова, продается все легко. Когда любой документ купить легко, какая это безопасность? Попробуйте купите в Америке заграничный паспорт. Это сложно, даже при наличии денег.

— Я считаю, что процессы должны быть прозрачными. Какие государственные секреты могут быть в том же Центральном банке? Говорят, что если у кого-то будет доступ к этому банку, можно будет легко внести изменения.