Журнал Русская жизнь - Массовая культура 08.05.2008 Страница 8

Я с почтением смотрю на это торжество философии, на лучистый ленинский лоб мыслящего Швыдкого и в честные, теплые глаза Устиновой, - и понимаю, что да, культурная революция свершилась бесповоротно.

Она такая.

Не то чтобы выть хочется, но и забить не получается. Потому что «дети смотрят». Потому что их догоняет - в первую очередь.

III.

Роман с попсой - непременное приключение детства и отрочества. В любой культурной резервации (забор, бонны, - а что такое телевизор? - Рахманинов, двенадцать приборов на тарелку) «естество свое берет» - и организм потребует своей дозы «пародии на катарсис» (Т. Адорно), что же говорить про наши хрупкие жилища. Дитя грязи найдет - можно не сомневаться. Девочки в этом смысле намного уязвимее мальчиков - кич как «сентиментализация обыденного и конечного до бесконечности» совпадает прежде всего с девичьим (мелодраматическим) строем души, мальчики же больше ориентированы на брутальные субкультуры. У девочек же засада на каждом шагу: не музыка - так поганые книжки, не телевизор - так журналец с рассуждениями Ксении Собчак о духовности.

Но чего мы, собственно, боимся? Не эгоистично ли наше отвращение? Ведь попса по большей части своей - благопристойна и целомудренна, ее преобладающая тематика - в рамках вечной «любви и разлуки», тоски и преданности, одиночества и встречи. Если пересчитать на деньги Серебряного века, всходит та же Дева-Заря-Купина, через речку несут Вечную Радость, а я с гордостью ношу его кольцо. Но тягота в том, что нынешние селебритиз оказались практически монополистами в роли романтических героев времени и лиц эпохи. Нам, подросткам начала 80-х, жилось, как ни странно, много проще: помимо попсы (тяжеловесной советской и смутно представляемой западной) был пантеон идеологических, исторических и литературных героев - было из чего выбирать. Лица Гули Королевой, Олега Кошевого, Зои Космодемьянской и Рубена Ибаррури - право же, были не худшими лицами (может быть, их и канонизировали, среди прочего, из-за романтического потенциала). Пугачева, опять-таки, существовала не во вред здоровью, проявлялась по выходным и праздникам, функцию девичьих глянцев выполнял журнал «Работница» с рубрикой «Подружка». Уже умерла Анна Герман, но дурманом сладким все равно веяло, и из каждого второго окна звучало «Эхо любви». Комсомольский дуэт Рузавина-Таюшев откровенно признавался: «Звенит высокая тоска, не объяснимая словами». Типажи мужественности и женственности были на удивление разнообразны, мода задавала направление, но не стандарт, настоящее же (искусство, музыка, красота, литература) было где-то за кадром, его достраивали воображение и вечная неудовлетворенность, стремление в «иные области», знаки и частные приметы альтернативного языка культуры (рока, западной литературы, интеллектуальных и религиозных учений, недоступных - и от этого по-настоящему значительных - книг). Еще незрелые для разрешенных Гоголя, Толстого и Достоевского, но уже переросшие «ешь что дают», советские старшеклассники вечно пребывали в состоянии «эстетического поиска», - иногда комического, иногда болезненного, но очевидного, кажется, для всех.

Нынче что ж: плюрализм, принципиальная внеиерархичность, интеграция классических образов в эстрадное хозяйство. Например: «И невозможное возможно», - утверждает Дима Билан, бедный крепостной мальчик (недавно Савеловский суд отказал ему в праве выбирать продюсера), - «сойти с ума, влюбиться так неосторожно». По естественному ходу вещей, Билан должен лечь на Блока, тогда будет забавно и безобидно. Но у ребенка нет культурной памяти, и Блок для него станет эпигоном Билана. Рэп-группа «Многоточия» забавно вплетает в речитатив цветаевские «рас-сто-яния, версты, мили», - но что взрослому постмодернизм, то ребенку - путаница, и уродливые отражения забивают оригинал.

Печаль даже и не в том, что нынешняя «звездная» женственность, за немногими исключениями, - шлюховата, а мужественность - гоповата либо педерастична. И не в том, что ликвидированы многие табу (культура - единственная сфера, где утвердились подлинная свобода и демократия). По-настоящему задевает антиромантичность и антилиричность нынешней попсы. Ее ценностный императив травой прорастает сквозь иллюзорное разнообразие типажей и посланий: это en masse потребности юного жлобья, желающего приобретать и наслаждаться, наслаждаться и приобретать - любовь, секс, красоту, Лондон-Париж, черный бумер, ветер с моря, нежность и страсть. Это пропаганда недорогих гедонистических практик и бодрой, задорной, животной легкости бытия.

Да, конечно: так и должно быть, «так во всем мире», такова онтология попсы. Но это не детское питание.

IV.

В журнале «Русский репортер» недавно опубликовали оптимистическое исследование - характеристику «новой молодежи». Авторы определили новое поколение как равнодушное к карьере, равнодушное к консьюмеризму и - о счастье! - отвергающее ценности массовой культуры. Богу бы в уши эти слова! Одна деталь: изучению подверглась молодежь «блогосферы» - авторы сетевых дневников, их обозвали «трендсеттерами». Но если эти чудесные юноши и девушки и в самом деле «задают тренд», то кто же тогда танцует в партерах, скупает тиражи глянца, разоряет родителей на тряпочки и «кремА» (люблю это слово, Ксюша Собчак так говорит), «колбасится» в Гоа и на Ибице, горбатится за алую машинку в кредит, обеспечивает аудиторию «Дому-2» и покупает лицензионные диски какой-нибудь, господи боже, Валерии. Нет, голосующее рублем большинство знать не знает своих трендсеттеров и в авторитетах держит лиц из телевизора, а не видных писателей Живого Журнала. Даже при желании прикоснуться к модному антибуржуазному дискурсу, боюсь, многие из них не поймут половины слов. (Давеча один главред мужского глянца, бывший историк, попытался в своем блоге постулировать новую моду на «идеалы» и «роскошный минимализм». И попал под лошадь: интеллектуалы («задроты», по его выражению) простебали его по самое не могу, наиздевались всласть, а мажорные вахлаки хоть и одобрили, но так и не поняли, о чем речь. Горька судьба поэтов всех времен, тяжеле всех судьба казнит гламурных.)

Но представить себе, что и твоя деточка окажется в этом сообществе, - как-то совсем печально. Совсем невыносимо.

V.

Конструктивное родительское отношение к попсе исключает только одну реакцию: возмущение. Все можно - гневаться нельзя; тем более исключено прямое морализаторство. Если не терять отчаяния, то из террора попсы можно извлечь определенную педагогическую благодать.

Во-первых, попса может поработать полигоном для опытов поощряемого злоязычия. Всякий родитель рано или поздно сталкивается с необходимостью воспитывать у ребенка то, что называется «критическим отношением к жизни», а это, в свою очередь, довольно-таки сложно без бытовых практик злословия - при известном дефиците поводов. Но много ли в повседневной жизни субъектов пошлости, не вызывающих хоть какого-нибудь сострадания; достаточно ли в ней подлинно дурного, уродливого, страшного - того, что нельзя было объяснить несовершенством, странностью, неудачей, слабостью?

Вообще же поводов для такого отменного духовного удовольствия, как глум, в действительности очень мало: слишком перепутано все причинно-следственное, да и внутреннего шендеровича следует периодически прижигать керосином, чтоб знал свое место. Не смеяться же, к примеру, над Марьиванной из ДЭЗа - у нее на лице написана такая женская доля, что мы бы сошли с ума и удавились, а она - сильная женщина! - всего лишь выросла дурой и хамкой. Политик нынче тоже пошел скучный, застегнутый, без былой фриковатости, глазу отдохнуть не на чем. Но вот всего этого повсеградно обэкраненного - сытого, наглого, агрессивного, ликующего, праздноболтающего (насчет рук в крови не знаю, но ничего не исключено), огнедышащего - не жалко, и если может быть в нем какая-то прагматика, пусть это будет прагматика боксерской груши для вербальных тренингов.

В шоу-индустрии, конечно, тоже люди, но даже то уважаемое обстоятельство, что все они суть великие труженики, пахари (а это так), стахановцы репетиций и ударники гастрольных галер, люди со сломанным здоровьем, противоречивой личной жизнью и трагической, в общем-то, участью, не должно служить оправданием Делу, Которому Они Служат. Женщина, которая в здравом уме и твердой памяти поет «Мой мармеладный, я не права», не должна рассчитывать на снисхождение публики. Мужчина, ничтоже сумняшеся рифмующий кровь с любовью, - тоже.

Конечно, попса - это тренажер короткого действия. Не великая доблесть - презирать Петросяна, «бороться с пошлостью - пошлейшее занятье» (В. Павлова), да и само издевательство над попсой - одно из самых попсовых занятий. Но почему бы не защищаться от врага его же оружием?