Алексей Бердников - Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души Страница 8

Там, как за каменною за стеною,

Я -- скотницей и мой малыш со мною.

Подумайте -- молочная река -

Ну что там в сказке -- в берегах кисельных!

Нет, мама, нет, работа нелегка -

Да я ведь не из барышень кисейных.

А радость-то там на помин легка -

Не в облацех -- в вещах минутосейных.

Сестра моя там Валя и к тому ж,

Узнав, где я, воротится и муж.

Грибов-то, ягод! Не увяжешь гужем -

В Касимове так было до войны -

Когда на выработке жили с мужем,

Бывало рыбы -- подолы полны,

Поужинаем, служим, да не тужим,

Икру набалтывали до весны, -

Да Павел ведь не мастер уживаться...

Нам в путь, а вам -- счастливо оставаться!

Все лишнее -- давно уже у вас,

Да одеяло, да подушек ворох...

За мной Курындин явится сейчас...

Проверим -- не забыли ли что в сборах,

Шесть мест, не меньше -- вот и весь мой сказ.

Что ж не идет Курындин? Не из скорых...

Да, вы тростите про велосипед -

Какое же добро велосипед?

Но я должна подумать о ребенке!

Конечно, где вам помнить прошлый март

И как у сына вспыхнули глазенки,

И счастливый ребяческий азарт,

С которым он вцепился в колесенки.

Он только удивлялся: Не стандарт? -

Слетит с седла, как рыбка, но не плачет,

Лишь спросит -- Не стандарт? -- и озадачит.

А как же он расстроился, когда

Узнал, что "нестандарта" с ним не будет,

Как он рыдал! Я думала тогда,

Его отчаянью конца не будет...

Я не могу быть так жестока, да,

Беру и этот -- что с меня убудет?

Подумайте -- семь бед -- один ответ,

Так что возьму седьмым велосипед.

Как рад он -- слушайте! Ведь колокольца

Звенят не так, как этот райский смех -

Не огольца, папаши-добровольца! -

Или органа самый чистый мех!

Ведь и когда вам смыливали кольца -

Так звонко не смеялись вы на грех, -

Тогда вы шли с отсидки по порошам,

А смех ваш был негорьким и хорошим.

Отец, я помню хохот ваш густой,

Когда вам били зубы со сноровкой.

Как вы смеялись, человек простой,

Уйдя со свекловичкой иль морковкой

И возвращаясь с сумкою пустой

Ко мне -- пустой девчонке и неловкой,

Но не порожней бедами, в один

Из месяцев задолго до родин.

Я вас любила! Да! Ну что ж молчите!

Безмолвия не надо на порог!

Ах, даже молча, молча -- вы кричите!

От ваших уст отъемлется парок...

Зачем вы слезы из меня точите!?

Я поняла уже! Какой урок!

Так невиновной долго мне виниться?

Как вы посмели вновь во сне явиться?

Какая пытка -- словно наяву -

И эти сборы в долгий путь без прока!

Ах, мама, мама, я вот так живу!

Так вы из-под земли, где стебли дрока -

Вот отчего вы шли не смяв траву -

Ах, как не жестко! Только так жестоко!

Как обогнули вы, взойдя на двор,

Кусты вам ненавистных помидор?

Ну вот опять тоска меня снедает,

Что вас она сгубила на корню -

Ведь помидора не надоедает -

Откушивай хоть десять раз на дню -

А мама между тем недоедает -

Подумать мне над этим, не возню

Затеиватъ с кустами! Сколько срама!

Не снитесь больше мне, отец и мама!

Подите прочь, не вешая голов!

Не попадайтесь больше, ради Бога!

По вашим лицам видно и без слов,

Что чувствуете вы себя неплохо.

Отец немножко лишь седоголов -

Бритоголова ты. Ступай без вздоха,

Без жалобы -- что пользы горевать -

И горечью нам сердце надрывать!

Ну что же ты не говоришь, что рада?

Ты, верно уж, не рада ни черта!

И крошечный кусочек рафинада

У внука не изъемлешь изо рта...

Уходишь так, не подымая взгляда?

Ну и родительница -- срамота!

Ну хоть в последний раз-то оглянитесь...

Подите вон и больше мне не снитесь!

А я проснусь и побегу стремглав

Послушать сына легкое дыханье,

Себя поверх неслышно распластав,

Вся содрогаясь в рыке издыханья...

И он, во сне ручонку опростав,

Вдруг переменит позу и дыханье,

Проснется, помолчит и горячо

Шепнет мне: Мама, мамочка, ты чо?

-- Ты не уйдешь ведь от меня? -- Смешная...

Мне некуда покамест уходить.

Вот если утро подойдет -- не знаю... -

-- Побудь со иной! -- Могу и погодить...

-- Я так несчастна! -- Правда. Я ведь знаю.

Так я могу на двор не выходить! -

-- Ну что ты! Нет, без воздуха, как можно?

Ступай, играй! Да бегай осторожно.

Смотри-ка что за утро занялось!

День обещает быть весьма погожим.

Побегай, а дыханье занялось -

Сядь на скамью и приглядись к прохожим -

Быть может, и увидишь... Занялось

Во мне опять все... А чуть позже сможем

Съесть миску помидор в один присест...

Вот тоже кушанье... не надоест...

АВВА МАРИЯ

"Я убит подо Ржевом..."

ИЗ ПИСЕМ ОТЦА

Иду и думаю -- на кой мне ляд

Отец мой ветреный, сей муж вальяжный,

Пускай глаза по нем еще болят...

В ярчайшей клумбе некий старец, влажный

От глины и песка, метнул мне взгляд

Младенчески доверчивый и важный.

Он тырк лопатой в землю, что-то бурк!

-- Жидков... -- а он мне мягко: Эренбург...

Средь скопища негодников есть малость

Порядочных людей, но то скоты...

(Должно быть, многим в тот момент икалось).

Что я? Я, Эренбург, ращу цветы... -

Взгляд искоса: и гордость и усталость,

Улыбка слабости и доброты,

И руки быстрые, как если клавиш

Касанье -- о, ты нежишь их и давишь, -

Комки, где брызжет соками навоз,

Где смотрит сотня глаз из-подо Ржева...

Он продолжал: За саженцами роз

Я шел -- мне их прислала королева.

С цепи тут не один был спущен пес.

Я что? Стою и жду, без страха, гнева

И этому подобного. А псы,

Остервенясь, уж рядом. -- Подлецы, -

Сказал я им, -- и злобные придурки,

Конечно, могут рвать до срамоты

Штаны на этом старом Эренбурге,

Но он не бросит взращивать цветы! -

Собаки сели, вылизали шкурки

И отошли мочиться на кусты.

Когда я занят делом, пресно ль, квасно, -

Псам делать нечего, им это ясно! -

Я улыбнулся, отошел и сел

В сторонке, Эренбургу не мешая.

Он все возился и жужжал и пел,

Песок с землей и с семенем мешая,

Он был как шмель, что в чашечке шипел,

Ну, он растил цветы, как бы решая

Задачи необъятной полноты.

Я не мешал: он взращивал цветы!

Лишь иногда проронит свой особый

Чуть хитрый взгляд: мол здесь еще ли ты?

И все эти друзья: гелиотропы,

И те меланхоличные листы,

Ну, как их, огородные укропы, -

Под пальцами его как бы персты

Живых детей над клумбами качались

И в светлой ласке рук его касались.

Бокалы маков, тоненьких гвоздик

Полетные пылающие пачки,

Из зева львиного пыльцы язык

И парусники лилий в легкой качке,

Многоповерхностный шумливый бриг

Высокой липы, чернозем на тачке,

Веранда в сорок два цветных огня,

Зрачки двух крупных птиц, навоз коня,

Колючки роз бельгийской королевы,

Осетр на цинковом холодном дне,

Псы, раки, злобные придурки, девы,

Я сам, воздевший руки как во сне,

Воздушные струи, холмы, посевы

И пожилой поэт, кричавший мне

Слова привета и насмешки вместе, -

Все мчалось в белый грозный блеск созвездий...

А дома непременно спросит мать:

Где ты шатался? -- и возьмет линейку.

Она отвыкла сына понимать -

Выстраивает, словно на линейку,

И с ней опять комедию ломать,

Чтоб не сломать о задницу линейку,

Чтоб в теле не зацвел гелиотроп -

И это, разумеется, не троп!

Ну как же троп? Тропаться мать не любит:

Оттроплет так, что хоть живой, а труп:

По первому, иль даже по нолю бит,

Лежишь, визжишь, почесывая круп.

Вот тут она тебя и приголубит,

Заметив, что ты с ней "немного груб",

Не хочешь петь (в тетрадке кол по пенью),

И что пришел конец ее терпенью.

Тут станет восклицать она "доколь",

На зверский русский перейдя с латыни,

Речь запестрит ее "не оттого ль",

Унизясь до "ниже" и до "отныне",

Взвиясь до "все-таки" (такая боль!)

"Днесь оступишеся своей гордыни!"

И станет жженье вовсе невтерпеж.

-- Сейчас споешь! -- Не стану! -- Ты споешь! -

-- Нет! -- Несмотря на боль и униженье?

Подумай, ты ведь сам себе не враг! -

И тело увеличивает жженье,

Под задом, точно, разведен очаг,

И в мысли входит головокруженье,

Как будто переходишь вброд овраг,

Бурлящий по весне кипливым током -

Оступишься и сгинешь ненароком!

А как снежна и холодна вода!

Как быстро ни идешь -- она обгонит!

И горло разверзается тогда

На некий крик, что так же тонет, тонет

В пространстве, где бежит одна вода -

Дрожит и "то не ветер ветку клонит",

И крик из непрожеванных острот

Внезапно покидает жаркий рот.

Он вьется над водой пока бескрылый,

Как по утрам туман, стесняя грудь -

Ах, если бы теперь собраться с силой -

Вдохнуть его в себя, но нет: отнюдь, -

Вон кто-то молит в тучах: Спой мне, милый!