Джордж Паттон - Война, какой я ее знал Страница 8

Где-то высоко над облаками гудели двигатели других машин, иногда доносились звуки разрывов зенитных снарядов и сброшенных бомб. Один раз совсем близко от нашего дома просвистел шальной осколок, но другие пролетели стороной.

Во время бомбежки я отправлял офицеров в разные места для сбора информации; они звонили и передавали донесения. Пока дело касалось нашей системы обороны, у меня не было особенных поводов для волнений, так как она функционировала исправно.

Где-то без четверти пять мы услышали, как сзади заходит еще один четырехмоторный бомбардировщик дальней авиации. Он шел еще ниже, чем первый, и снова зенитчики осыпали его «жемчугом» трассеров; снова вспыхивал, быстро превращаясь в летучие облачка черного дыма, «магний» заградительных снарядов. На сей раз я лично стал свидетелем по крайней мере двух попаданий. Машина получила повреждения и, изменив курс, исчезла, улетев по направлению к Европе.

Не успел этот самолет убраться восвояси, как совсем близко прогудели и громко бабахнули бомбы. Они взорвались рядом с батареей противовоздушной обороны, расположенной всего в каких-нибудь восьмистах метрах от нас. Мой адъютант, лейтенант А. Л. Стиллер, отправился выяснить, куда точно попали бомбы, и установить степень нанесенного ущерба, однако, по счастью, как выяснилось, никто не пострадал.

Шум в небе стих, и я, решив, что налет завершился, ушел спать, правда, раздеваться предусмотрительно не стал, и, как оказалось, правильно сделал. Примерно в 5.30 стрельба возобновилась. Немцы не скупились и щедро осыпали нас бомбами, в ответ наши ребята без устали молотили по ним из зениток всех калибров, и не только с земли, но даже и с моря. Никакие фейерверки в честь Четвертого июля не могут сравниться с тем, что творилось сегодня в небе.

Облачность поднялась на высоту тысяча двести метров, и вот наконец прямо перед нами в перекрестия лучей прожекторов угодил неприятельский бомбардировщик. Вспышки разрывов буквально облепили машину. Она спикировала метров до шестисот, чем вызвала крики радости у многих из тех, кто с самых разных мест наблюдал за тем, что происходило в небе. Как бы там ни было, бомбардировщик выровнялся, но, пролетев всего километров пять, повторил нырок, спустившись почти к самой поверхности [31] моря. Один из двигателей бомбардировщика дымил, оставляя за машиной длинный шлейф. Ясно было, что «утке» не жить, однако туман поглотил самолет раньше, чем он, ударившись о воду, исчез в морской пучине.

Когда рассвело, я отправился на позиции, чтобы лично выяснить, каковы последствия бомбежки, и поговорить с солдатами. Они были само спокойствие; ребята из одного зенитного расчета, с которыми я имел беседу, сказали мне, что, хотя бомба легла всего менее чем в пятидесяти метрах от них, никакого вреда она им не причинила, только осыпала с ног до головы грязью, комьями земли и камнями.

Воронки были размером с хорошую спальню, и в них осталось немало уцелевших фрагментов бомб, которые мы извлекли, чтобы определить маркировку. Без проблем справившись с данной задачей, мы установили типы самих бомб, а также типы взрывателей.

Несмотря на то что немцы для нас бомб не пожалели, труды летчиков увенчались более чем скромным успехом – ни один из наших солдат не погиб и лишь немногие получили ранения. С арабами противнику повезло больше. Всего одна бомба, упавшая на соседний городок, убила больше арабов, чем я прожил лет на свете. И это еще не считая раненых. Я направил письмо с соболезнованиями на имя паши, что, конечно, отчасти компенсировало горечь потери, но не вернуло жизнь погибшим.

Около десяти часов я собрал всех командиров эскадрилий и офицеров зенитчиков, чтобы обсудить с ними план противовоздушной обороны и внести соответствующие коррективы. Мы пришли к мнению, что глобальные изменения не нужны, так как оборона построена грамотно, однако кое-что желательно улучшить, что и было проделано. Материальный ущерб и вовсе равнялся нулю – похоже, вражеские летчики прилетали лишь затем, чтобы перепахать поля и разбомбить пустынные улицы. В гавань не попало ни одной бомбы.

Когда последний вражеский самолет протащился совсем низко над домом, на крыше которого мы находились, Джордж Микс{25} заметил: «Сэр, будь теперь при мне седло, я бы накинул его ему на спину и отправился на прогулку».

Приезд султана в Касабланку

12-13января 1943г.

Недели две тому назад живший в Касабланке дядя султана предложил мне посетить здешний дворец племянника. Потом он сказал мне, что султана взволновало известие о том, что я был в его [32] дворце, а он не мог приехать без подобающей причины. В общем, мы в нашем штабе решили предоставить такую возможность – устроить демонстрацию военной техники и оружия, словом, что-то вроде парада, на который мы пригласили также и французов, что вполне годилось как повод для приезда султана в Касабланку.

Однако у парада, назовем его так, имелась и иная задача. В первую очередь нам не мешало произвести впечатление на французов и арабов, продемонстрировав нашу мощь, а заодно успокоить французов, показав им, что, имея в распоряжении их техсредства и их оружие, они просто не могли победить наших ребят, экипированных по последнему слову техники. Мы сочли вполне уместным забыть о том факте, что, когда мы громили французов на берегу, все наше тяжелое вооружение оставалось еще на кораблях.

10 января после полудня я отправился во дворец к султану, где был встречен главой дипкорпуса. Туда же явились и некоторые другие офицеры, включая французов, и все мы вместе удостоились аудиенции у султана, хотя говорил при этом с ним практически один только я. На данное обстоятельство немедленно обратил внимание глава дипслужбы, который в ходе беседы почти не сводил с меня глаз. Мы продолжали старую игру: я обращался к главе дипкорпуса по-французски, он переводил султану на арабский, затем переводил его ответ с арабского на французский для меня. По дороге к месту проведения парада нас сопровождал почетный эскорт, состоявший из роты легких танков, подразделения французских пехотинцев на мотоциклах и французских же полицейских-мотоциклистов. Султан, его сын и глава дипломатического корпуса ехали в первой машине, а мы с генералом Кейзом во второй. За ними следовали «двенадцать апостолов», которые, как я недавно открыл для себя, все были визирями. Затем ехали машины с американскими и французскими офицерами. Всего автомобилей в кортеже насчитывалось штук около тридцати.

Обустройство поля для проведения мероприятия взял на себя полковник Уильямс{26}, который прекрасно справился сданной задачей. Экипажи и расчеты стояли по стойке смирно. Личное оружие находилось при них, а боеприпасы были аккуратно сложены, как полагается, перед каждой единицей тяжелого вооружения, будь то танк или орудие.

Когда мы прибыли на полигон, я пригласил султана в мою персональную машину командующего и, после того как оркестр сыграл один за другим гимны трех наших стран, помог его величеству подняться в нее. Генерал Ногэ поспешил известить меня, что ни один иностранец не имеет права ехать в одной машине с султаном, но султан возразил, заметив, что это его дело и что мы поедем вместе. [33] Я занял место справа от султана, а тот пригласил Ногэ сесть слева. Кронпринц уселся перед нами, держась за поручень. Как уверяют, это был первый в истории случай, когда султан ехал в одной машине с иностранцем.

Объезд мы совершали очень медленно, останавливаясь у каждого орудия, танка или вспомогательного технического средства, и я, выжимая все из своего знания французского, старательно объяснял султану назначение той или иной единицы техники. Как я имел возможность убедиться, он владел этим языком куда лучше, чем я. Когда мы подъехали к передвижной прачечной, я обнаружил, что не помню правильного французского термина, и честно признался: «Не помню, как эта штука называется». – «Вы имели в виду передвижную прачечную?» – поинтересовался султан на прекрасном английском, развеяв мои последние сомнения относительно того, знает или не знает он наш язык.

Поработав экскурсоводом в этом музее наземных средств вооружения, я повез своего спутника на летное поле, где полковник Бим{27} подготовил отличную экспозицию самолетов. Султан продемонстрировал неподдельный интерес к военной авиации, а кронпринц забирался во все самолеты по очереди и крутил там ручки, нажимал на кнопки и щелкал тумблерами.

После воздушных сил настал черед флота, и мы отправились в порт, где обошли причалы. Затем адмирал Холл пригласил султана и самых знатных вельмож из его свиты, включая визирей, на борт эсминца «Уэйнрайт» и устроил для них небольшие военно-морские учения.

Так как большинству визирей было за девяносто, не все из них оказались в состоянии подняться по крутому трапу, и я остался с ними поболтать и обменяться шутками. Заявляю с полной ответственностью: гипотеза относительно отсутствия у арабов чувства юмора абсурдна.