Владислав Крапивин - Струна и люстра Страница 8

Итак, надо стараться усмотреть в человеке самое хорошее, ценить его именно за это и сделать это хорошее достоянием всех.

Разные люди в отряде. Что-то не ладится у Игорька на занятиях по фотоделу, но зато какой веселый репортаж он сочинил для газеты «Гардемарин». Не получаются у рассеянной и малость неповоротливой Катерины повороты фордевинд на яхте, но ведь она недавно сшила удивительные платья для постановки «Золушки»…

Однажды озабоченный папа привел в отряд двенадцатилетнего худого нерешительного мальчугана. Неловко объяснил, что у мальчишки после давней болезни осталось нарушение координации в движениях. «Но ему так хочется к вам… Столько книжек про паруса прочитал…»

Ну, если прочитал, если хочется… У нас ведь не училище с медкомиссией и отбором. При плаваниях можно определить новичка на двухмачтовую яхту, где экипаж помногочисленнее, там проследят, чтобы мальчишка не растерялся при откренке, не запутался в снастях… Конечно, трудно ему участвовать в фехтовальных турнирах, но быть боковым судьей в таком турнире он может вполне (а это ведь тоже участие), и в массовках фильма, где кипит лихая схватка мушкетеров с гвардейцами, вполне можно помахать рапирой… А зато какие стихи он сочиняет! И какие рисунки появляются из-под его не всегда послушных пальцев!.. И как он улыбается навстречу тем, кто искренне рад его стихам и вообще тому, что он есть … А за то, что на целый час задержал обещанную заметку для «Флибустьера», можешь и нахлобучку получить от дежурного редактора, не жди снисхождения. И в этом, если хотите, тоже уважение к его, к Сережкиной, личности.)

«Старайтесь, ребята, понять каждого, — постепенно складывается в отряде неписаный закон. — В том числе и непохожих…»

Несколько лет назад появились в отряде трое братьев-погодков — светлоголовых, курносых, голубоглазых, а фамилия Гофман. Славные такие ребята, дружелюбные, будто давно знакомые, только одно поначалу казалось странным: всегда ходят в плоских круглых шапочках на темени (называется «кипа»). Ну и что? Старшие, наиболее понимающие ребята, символически показали младшим и любопытным кулаки: не суйтесь, мол, с расспросами. А инструктор Сева сказал другому инструктору, Евгению, составлявшего недельное расписание вахт:

— Ты зачем эту лихую тройку записал на субботу? Соображать надо…

Бывает, что уважение следует проявлять в терпеливом внимании старшего к младшему. Был в отряде Алешка, старательный матрос, рассудительный книголюб, общий любимец. Один у него имелся «недостаток»: очень любил пересказывать прочитанные сюжеты. Однажды он с помощью мамы (тоже «той еще читательницы»!) осилил совсем не детский и громадный роман «Унесенные ветром». Потрясенный этой эпопеей, он напрашивался «волонтером» (то есть сверх экипажа) в какую-нибудь яхту или в дежурный катер и начинал во время плавания повествовать о похождениях Скарлетт и ее друзей и недругов. Народ стонал про себя, и случалось, что под каким-нибудь убедительным предлогом командир судна старался избавиться от рассказчика. Но пока Алешка говорил, матросы, подшкиперы, штурманы и капитаны самоотверженно слушали, понимая, как он сострадает персонажам этого американского эпоса. И не знаю случая, чтобы кто-то сказал: «Да помолчи ты, пожалей нас, несчастных».

Кстати, Алешка через год ушел из отряда. Без обид, без какой-то особой причины — просто изменились у него в жизни интересы, бывает такое. Проводили его с сожалением, но без всяких упреков, с пониманием. Через месяц он пришел на занятия, улыбнулся, как прежде, доверчиво и ясно:

— Я по вам соскучился.

— Молодец, что пришел! Мы по тебе тоже соскучились, — раздались сразу несколько голосов. — Ты заходи почаще!

И Алешка стал заходить. Просто так. Иногда принимал участие в занятиях и плаваниях («волонтером», по старой памяти), иногда опять рассказывал про книжки… Этакое светлое пятнышко в памяти у всех… А у меня он остался не только в памяти, а еще и на обложке журнала «Уральский следопыт», где печатался роман «Острова и капитаны». Там он снят в обнимку с большущим глобусом, в роли одного из героев романа, второклассника Ванюшки Ямщикова. Было это два десятка лет назад…

Впрочем, я отклонился от сюжета, потянуло на лирику. А возвращаясь к теме уважения личности, хочу заметить, что не обходилось и без осложнений. Когда с одной стороны эта самая личность со своими справедливыми взглядами, а с другой отряд — тоже со справедливостью своих требований и традиций.

В начале «перестроечных» времен возникла вдруг в «Каравелле» непредвиденная ситуация. Командир группы барабанщиков — всеми уважаемый, заслуженный, рассудительный и авторитетный Тимка (двенадцати лет) вдруг заявил, что не будет больше носить красный галстук. Не шумно заявил, не декларативно, а так, в узком кругу инструкторов. Вроде и виновато и в то же время твердо. И с вопросом: «Как теперь быть?»

— Да что случилось-то? — не на шутку встревожились командиры.

— Мы с отцом разговаривали. Про веру. И я понял, что, раз я верю в Бога, галстук носить не должен. Пионеры ведь боролись против религии…

Времена были не нынешние, и само по себе заявление мальчишки о своей приверженности к вере требовало определенной смелости. Но, впрочем, не столь уж большой — в «Каравелле» к таким явлениям всегда относились понимающе. Больше смелости нужно было пойти вразрез со сложившимися за три десятка лет традициями отряда.

— Но Тима, — осторожно сказал я. — При чем здесь твоя вера? Это твое личное дело. А галстуки — отрядное, это форма. Сказано ведь, что Богу Богово, а кесарю кесарево. И к тому же наши галстуки давно уже не имеют отношения к большевизму, они — символ алых парусов. На эмблеме флотилии — сделанные из галстуков три красных кливера…

— Я понимаю. Но все равно…

— Что «все равно»? Некоторые ребята носят крестики под каравелловскими галстуками, и одно другому не мешает…

— Я знаю. Но я не хочу. Не могу… Будем собирать совет, да?

— Этого еще не хватало, — сказал кто-то из инструкторов.

— А что делать? — угрюмо спросил Тимка.

Мы не знали что делать. И знали Тимку. Мы… пожали плечами и никто не стал принимать никакого официального решения. Только один из инструкторов, знаток романов Вальтера Скотта, сказал:

— Однажды в рыцарском лагере случилось ЧП: кто-то похитил королевское знамя. Разгневанные рыцари требовали казни часового. А король Ричард рассудил: знамя, даже всякое героическое и славное, все-таки лишь кусок ткани. А жизнь человека — это жизнь человека, ее не вернешь. И нельзя отнимать ее из-за куска материи.

Аналогия была так себе, неуклюжая. Но почему-то после этого разговора никто больше не поднимал вопроса о командире барабанщиков. И он ходил без галстука. И все делали вид, что не обращают на это внимания, даже члены его лихой барабанной команды. Так он и барабанил на всех линейках, пока не подошло время ему передать барабан одному из младших ребят.

Не знаю, правильным ли было наше «решение не принимать решения». Но, по крайней мере, уважение к Тимке было проявлено, понимание тоже, отряд не пострадал, а молчаливое снисхождение порой лучше суровой принципиальности. По крайней мере, оно во многих случаях помогает ребятам сохранять доверие к отряду. А отряду — доверие к каждому из ребят.

От этого тезиса можно плавно переехать к вопросу именно о доверии.

«Я обещал…»

Опять же речь идет о том уровне отношений, который достигается постепенно, по мере развития и становления отрядного коллектива. Возникает атмосфера, в которой ребята чувствуют себя уверенно, в безопасности, в понимании, что никто их не обидит, не обманет, не подведет и они не обманут, не подведут, не обидят. (Разумеется, бывают горькие исключения, досадные недоразумения, сбои, но мы пока рассуждаем не о них, а о закономерности.) Такая атмосфера возникает из уважения друг к другу и к отряду в целом (об этом уже говорили), из глубокого понимания дисциплины, когда она уже не перечень требований, за невыполнение которых может влететь, а внутренний стержень, нормы этики, нарушение которых делает твое мироощущение очень даже некомфортным. А еще — и это, пожалуй, прежде всего — из впитанной в душу простой истины, что нам хорошо вместе и это «хорошо» будет крепким лишь тогда, когда мы верим друг другу…

Проявляется влияние такой атмосферы чаще всего незаметно, в мелочах. Если инструкторы флотилии поручили проводить по домам задержавшихся допоздна маленьких новичков, они, эти инструкторы, уверены, что ребятишек доставят до дверей и «сдадут с рук на руки мамам и бабушкам». Барабанщики знают, что никто не возьмет без спросу их барабаны и не станет забавляться с ними, как с игрушками, потому что «так у нас не делают». Командир вахты понимает, что никто не полезет в оружейную кладовую, которую открыли для приборки, и не станет баловаться с фехтовальными клинками и пневматическими ружьями, потому что… ну, так нельзя! Получится что нарушишь общий закон и обманешь всех.