Игорь Свинаренко - Записки репортера Страница 82

– Я работаю без посредников, мне надо из первых рук узнавать, что нужно людям!

Рядом с ним торгует жена. Тридцать лет назад в Гамбурге она была юной манекенщицей. Ей тогда срочно понадобились к розовой мини-юбке, которую он как сейчас помнит, длинные зеленые сапоги. Влюбленный Фернандо все бросил и стачал ей требуемое. Немецкая красавица с тех пор при нем безотлучно и все вдохновляет, вдохновляет…

Как, в каких условиях это все делается? Каким манером эти красоты природы и культурное наследие эпохи Возрождения переплавляются в блеск и роскошь модных ботинок? Из вас мало кто бывал в обувных итальянских цехах, где простой пролетарий, не очень образованный и не шибко озабоченный мировой гармонией, вовсе не высокооплачиваемый, играючи, с шутками и прибаутками делает туфли, за пару которых в торговом комплексе на Манежной просят – и дают – долларов четыреста. В традиционной обувной области Марка вокруг городка Анкона (знаменитого тем, что его с моря брал наш адмирал Ушаков) полно таких маленьких фабричек, где рабочих в цеху всего-то человек тридцать да еще столько же прочих – дизайнеров, слесарей, компьютерщиков и т. д. Когда производство такое компактное, легко его переналаживать на выпуск новых моделей! Этим итальянцы, кстати, побили менее мобильных французов, которые еще не так давно дышали им в затылок. Фабрички повырастали из маленьких мастерских, на которых после войны, а то и вовсе в войну шили бедные примитивные тапочки. А теперь они ссылаются на эти жалкие штиблеты из автомобильных покрышек, надувают щеки и хвастают, что у них-де давние обувные традиции! Да наши бабки в трудные времена тоже шили тапочки на дому. Правда, они пошили-пошили, да почему-то бросили, и все, никакого вклада в глобальную моду из этого не вышло…

Ну вот. Заходишь – через вахтера, с разрешения менеджера – в цех, весьма, кстати, чистый, светлый, тихий. Вид иностранных пролетариев может шокировать неподготовленного человека. Представьте себе скромных деликатных мужчин почти сплошь с испанскими бородками – такие обычно пририсовывают карточным валетам, – с виду совершенно непьющих, которые тихими голосами что-то обсуждают, не отрываясь от своих станков; вот обжимают фигурным прессом кожаную заготовку, тупо мажут ее клеем, после приваривают подошву, наждачком снимают заусенцы, далее ластиком стирают следы клея – всего-то, казалось бы, делов! А вот женщины с торжественными – на наш взгляд – прическами, которые сидят у конвейера в распахнутых халатах, накинутых поверх купальников, – хоть не лето, но страна-то теплая и в цеху жарко. Полуобнаженных тружениц, заметьте, никто не достает сальными шуточками. Кому-то не с кем было дома оставить собаку, и она неторопливо прогуливается по фабрике, демонстрируя хорошие манеры.

Это я вам описываю с натуры фабрику с названием Loriblu. А можно зайти и на фабрику Fabiani, названную так, как вы догадываетесь, не в честь партсъезда или героя революции, а просто по фамилии хозяина. А имя его – Giovanni.

Он начинал по обычной схеме, воплощая в жизнь итальянскую мечту:

– Мы с братом были простыми рабочими. Потом открыли мастерскую. А после из нее выросла фабрика, пришел успех…

– Но почему именно к вам? А не, допустим, к соседним французам? Они ж тоже шли в кустари! А английская обувь как гремела! В чем дело?

– Наверно, это все благодаря итальянской фантазии!

Джованни ведет меня в свой show room, на двери которого написанная кириллицей табличка: «Щурум»; они думают, что нашим челнокам, которых вокруг полно, так понятней. Тут выставлена «коронка» – невероятно мягкие туфли, которые можно согнуть пополам и положить в карман. Эта линия у Джованни называется «комфорт». Русские закупщики к ней пока только присматриваются, а берут что помодней и поярче. Забавно, кстати, что на фабрике пара таких ботинок продается по 60 долларов, а в магазине – итальянском – уже по 150, в московском – по 300.

С чего такие перепады? Может, оттого, что итальянцев не очень тянет к нам налаживать бизнес. Синьора Сагрипанти, которая от своего деда унаследовала обувную фабрику Manas, рассказывала мне про Москву:

– В отеле у нас забрали документы – вроде на регистрацию. А на улице милиционеры брали с нас на каждом углу по 50 долларов – за то, что при себе нет паспорта. Одни возьмут, а после другим по рации передают. Когда деньги кончились, мы позвонили в посольство, и наши приехали нас вызволять. Видимо, это вызвано тем, что в России немодно платить зарплату вовремя. Несмотря на это, Москва очень красивая…

Один из самых успешных итальянских обувщиков – Andrea Montelpare. Кроме производственной деятельности, занимается и общественной работой: он вице-президент АНЧИ – Итальянской ассоциации обувщиков. Капиталист выглядит очень скромно: на нем поношенные серые брючки, рубашка без какого бы то ни было галстука, но с закатанными рукавами, и простенькие замшевые кроссовки на босу ногу. Сеньор Montelpare небрежно уточняет, что его обувь носят внуки президента «Фольксвагена» и дочка певицы по кличке Мадонна. То есть жизнь удалась!

А ведь, кстати, интересно: что пролетарии имеют с этой всемирной славы итальянских ботинок? С этого триумфа, этого апофеоза? Кроме гордости за родное предприятие?

Это мне растолковывал Nando Muzi, человек с седым «ежиком» и толстыми темными линзами очков – хозяин одноименной фабрики, которая делает весьма добротные ботинки:

– Средний работник получает 13 тысяч долларов в год. Чистыми. Все налоги за него плачу я – а это еще столько же.

– Ну, для Италии это не так много! С вашими ценами не очень-то разбежишься…

– Вот-вот, разве ж им угодишь? Но я ж вижу, кто как живет! Обычно в семье двое работающих. У них почти обязательно машина, как правило – домик на море. Стабильность, и покой, и уверенность в завтрашнем дне. Спят спокойно. А я? Я постоянно рискую! У меня никаких гарантий!

Капиталист Фаби тоже не может про это говорить спокойно:

– Я знаю, что такое работа по найму! Я сам был рабочим, вкалывал в цеху, нарезал кожу! У меня сейчас 150 рабочих и никакого профсоюза. Потому что я к пролетариату замечательно отношусь. У меня, видите, в цехах кондиционеры, я плачу хорошо, я вкладываю прибыль в производство! Но люди, конечно, недовольны. Коммунистов вот у нас стало еще больше. Ездят на «мерседесах», а все им плохо…

Впрочем, предприниматели признаются, что не так много желающих выполнять на конвейере нудную, однообразную работу, от которой тупеешь.

– Лет через десять некому будет работать – у всех образование, все поэты, – с обидой говорят хозяева фабрик. – Если б не эмигранты из Румынии, Албании и Марокко…

Приятно узнать, что, несмотря на отдельные проблемы, мы все-таки не все приоритеты растеряли: так, итальянская статистика учит нас, что Россия потребляет больше меховых сапог, чем весь остальной мир, вместе взятый. Все-таки приятно, когда можно хоть чем-то гордиться! А первый рынок, который резко среагировал, молниеносно перешел с закругленного носка на узкий – чей? Наш, ура! Во какие мы прогрессивные.

Вообще интересно взглянуть на народы с обувных позиций. Какие ж мы разные! Негры очень уважают цветную обувь – желтую, красную, вообще яркую; солидный телесный (в смысле черный) цвет им не нравится. И чтоб носки были узкие. Еще к узкому носку неравнодушны на Ближнем Востоке, а сам ботинок чтоб был сшит из козьей кожи. Не исключено, что у них там с козой какие-то эротические аллюзии возникают – когда они натягивают козью туфлю. О цветах: в Азии, на Дальнем Востоке любят обувь спокойных, пастельных тонов.

У русских только крайности, а середины нет, – таково мнение итальянских обувных оптовиков, которые работают с нашими челноками. Нам или сапоги, чтоб грязь топтать, либо выходные туфли, а просто красивые ботинки в России мало кого интересуют. Любят у нас лакированные туфли – в них легче привлечь к себе внимание. И платформа нашим нравится, но уже по-другому: удобно ходить по снегу и грязи.

А бандиты наши очень уважают Cesare Paciotti, со шпажкой – так они называют металлическую эмблемку, которая вообще больше смахивает на факел. Я покрутил ботинок в руках: ничего, солидный, черный, без шнурков…

– Вот-вот, – говорят мне продавцы, – кроме вас, никто так ботинки не крутит, не гнет, не обнюхивает.

– Гм… А как же иначе?

– Да как все! Надел, прошелся, удобно – купил, и все…

А присматриваются к нам достаточно внимательно: мы хоть и мало обуви потребляем, всего-то 2,2 пары в год, – зато нас вон сколько. Сейчас мы да, меньше покупаем дорогой обуви, каковой почти вся итальянская и является. С одной стороны, это вроде не очень страшно: когда в Корее был кризис, там импорт упал в ноль! После они поднялись. Но, с другой стороны, Корея – страна-производитель, экспортер товара, потому так быстро и поднялась. А с нами что будет?

Мода умерла?

Пока что мы итальянцев не радуем. В первое время после дефолта поток чартерных рейсов с нашими челноками ослаб раз в десять по сравнению с хорошими временами.