Игорь Рабинер - «СЭкс» в большом спорте. Правда о «Спорт-Экспрессе» от топ-журналистов двух поколений Страница 9

Заказывали мне заметки и из замечательного издания «Футбол-Хоккей», располагавшегося по одному адресу с «Советским спортом». Гонорары я получал в той же бухгалтерии, где когда-то – зарплату, и поскольку старшие товарищи давно научили меня, что все деньги нести домой – это моветон, заходил проведать друзей не с пустыми руками. Ставил на стол напитки, доставал «Тайм-аут» и спрашивал: «Господа, мы на моей газете будем закусь раскладывать или же на вашей?..»

А весной 90-го «Футбол-Хоккей» затрясло. Этот еженедельник, который киоскеры оставляли близким знакомым, чтобы те не вставали в день выхода газеты затемно, ведь опоздавшим его гарантированно не хватало, изначально назывался просто «Футбол», но когда начавшему прибаливать Брежневу врачи рекомендовали чаще смотреть физкультуру, но такую, чтоб поменьше было угрозы простудиться, он выбрал хоккей – самый успешный советский командный вид спорта. А как выбрал – попросил ему принести что-нибудь о хоккее почитать. Специализированное. И на следующий день еженедельник получил двойную специализацию. (Несколько лет спустя главный редактор «Футбола-Хоккея» Лев Иванович Филатов подойдет к простому корреспонденту «Советского спорта» Владимиру Кучмию и вкрадчиво спросит: «Володя, вы не могли бы при случае сказать Леониду Ильичу, что наша газета – это глубоко искусственное образование? Ну что ему стоит приказать отдельно издавать что-нибудь о хоккее, а нам вернуть первоначальную сущность?» Кучмий ответит, что степень его с Генсеком нынешней близости, к сожалению, сильно преувеличена.)

И жил бы «Футбол-Хоккей» так себе и дальше, с мячом и клюшкой, если бы только Виктор Владимирович Понедельник, он же – главный редактор, не решил однажды сместить Вячеслава Ивановича Колоскова с поста № 1 в советском футболе и не стал для осуществления этой задумки активно использовать свое издание как обличительную трибуну. (Помнится, бывший футбольный судья Марк Рафалов обвинял Колоскова в частности в том, что он прятал своего сына от армии сначала в дубле ЦСКА, а затем в смоленской «Искре», за которую тот так и не провел в течение сезона ни одного матча. Колосков же отвечал, что его сына избрали в Смоленске комсоргом команды, а это – миссия поважнее, нежели голы забивать, и требовал от Рафалова «убрать свои грязные руки» от футбольной биографии Колоскова-младшего.)

Колосков терпел недолго – поскольку Федерация футбола числилась в учредителях еженедельника, последовала перерегистрация, хоккей отцепили, и главным теперь уже только «Футбола» должен был стать Кучеренко, хотя там для проформы и объявили какой-то конкурс. Олег Сергеевич предложил мне примкнуть, но я согласился сотрудничать лишь на расстоянии – так быстро бросить Винокурова было бы не по-товарищески. Но писал я туда много – и с приятелями из «Совспорта» виделся поэтому часто. Они явно что-то замышляли – неприязнь к Кудрявцеву перерастала уже просто в ненависть, настолько он всех достал. С самим Кудрявцевым мы кивали друг другу при встречах – удивительно, как он своим могучим аппаратным чутьем даже не догадывался о назревающем на корабле бунте.

Я только не понимал, какого именно момента все ждут: по опыту регистрации того же «Тайм-аута» я знал, что эта процедура занимает час времени и бутылку коньяка расходов – чтобы, как Зураб наказывал, в очереди не стоять. И вот в самом начале лета 1991-го, на волейбольном матче в динамовском Дворце на улице Лавочкина, Лева Россошик – а кто же еще?! – сообщил мне по секрету, что именно замыслила группа заговорщиков. «Ты с нами?» – «С вами да без Кудрявого?! Когда начинаем?..»

С нами тогда был Зураб, но его-то в новый проект брать не планировали – скоро уже Кучмий намеренно строгим тоном примется мне рассказывать, что нам станет не до пьянок, настолько все будут якобы загружены: «Смотри, первая полоса – исключительно оперативная». – «А вторая?» – «Огорчу – тоже. Идея в том, чтобы назавтра вывалить максимум за вчера – сечешь?»

Не в обиду «Совспорту», опережать его было совсем несложно – там ведь, например, из футбольного тура в номер шел отчет с одного матча, все остальное называлось – «подробности в завтрашнем номере». Да и отчета-то этого набиралось – сто строчек с составами, или, как мы говорили, «компотом». Причем две трети объема по технологии требовалось передать после первого тайма, и если в нем голов не было, а в последние десять минут игры команды вбивали друг другу по два мяча, то места, чтобы рассказать о них, не находилось уже физически, и автор этого всего выглядел в глазах читателей полным идиотом.

Больше скажу, если в Лужниках можно было хотя бы диктовать машинистке, не уходя с трибуны, – там стояли телефоны, по которым мы все обожали звонить во время матча знакомым из других городов, то, к примеру, на «Динамо» телефоны прятались за глухой стеной – и ты рассказывал о концовке матча, не видя ее, с чужих слов – иначе тебя ждала получасовая очередь. Зато когда мероприятие было международным, тут уже приходилось едва ли не по персональному аппарату на брата – зимой 90-го я пересекся с Кучмием на хоккейном призе «Известий», мы оглядели работу пресс-центра и почувствовали себя иностранцами – до сих пор для меня загадка, почему при старом режиме нельзя было создать условий для нормальной повседневной работы. Тогда Кучмий и сказал, что самый крутой сюжет в спортивной журналистике – это газетная рутина изнутри, условная книжка под условным названием «Сто строк в номер». Как говаривал Леня Трахтенберг: «Знали бы эти люди, какие подвиги мы ради них совершаем. Каждый день, между прочим».

Я к своему подвигу был готов – сборник «Италия-90» выпустился и продался, Винокурову я под полусекретом все рассказал, он, оказалось, не от меня первого узнал новость и, помню, изрек, что оперативность – враг качества, но признал, что «Совспорт» морально действительно устарел. Зайдя как-то к Кучеренко, столкнулся с Толей Чернышовым. «Ты – к ним?» – «Да, а ты?» – «Звали, но я взял паузу на раздумье». – «Думаешь, будешь скучать по Кудрявцеву?» – «Сначала посмотрю, сколько мест тут освободится». – «Смотри-смотри, потом ведь могут и не позвать». – «А ты что, так уверен, что все у вас получится?..» – «Абсолютно не уверен». – «Так чего ж лезешь?» – «А ты помнишь фильм про боевиков революции: захватить тушинский аэродром и бомбить Кремль – это, конечно, авантюра. Зато – масштаб…»

Поехали!

Что нужно для того, чтобы новая команда сразу заиграла? В первую очередь, конечно, состав. А вот с селекцией-то при наборе в новую газету были серьезные сложности. Кучмий, при том что сам всю жизнь писал про коньки с велосипедом, четко и безоговорочно обозначил приоритеты: футбол, еще раз футбол, опять футбол, потом хоккей, снова хоккей, а дальше – баскетбол, теннис, шахматы и так далее – по мере убывания читательского интереса. А как же легкая атлетика? – интересовались не последние профессионалы, рассчитывавшие на приглашение в скоро стартующий проект. Им отвечали правду: нужна раз в год – чемпионат страны или если кто рекорд мировой прыгнет-пробежит. Все остальное – в короткие новости. А вот, к примеру, лыжи? Гладкие – тоже раз в год. Про двоеборье и трамплин лучше молчите. Нет, освещаем все, до чего только сможем дотянуться, но все «малочитабельные» виды – предельно коротко. Понятно?

Кому было не понятно – мог доходчиво разъяснить Трахтенберг: «Я хочу через год работать в самой популярной и богатой газете и ездить на «Мерседесе». А вы все предлагаете ходить пешком, опираясь на шест вашего Бубки. Ну и делайте тогда свою газету!» И еще было принято отсылать сомневающихся к интервью Олега Романцева Лене Вайцеховской, в котором он сказал, что игрок дубля «Спартака» будет в народе поизвестнее олимпийского чемпиона в спортивной ходьбе. Жестко, конечно, но справедливо ведь!

Однако так выходило, что, кроме самого маэстро Трахтенберга, из футбольно-хоккейных перьев «Совспорта» и пригласить было некого в силу либо их почтенного возраста, либо, скажу так, несоответствия уровню притязаний. Вторая сложность заключалась в том, что едва ли не всем, кого планировалось взять с собой с прежнего места работы, было к сорока и чуть выше, и они желали стать хоть какими-нибудь, да начальниками. Мы сто лет знакомы, и я, конечно, с вами в воду и в огонь – но очень бы хотелось вот еще и должность.

И если человек был свой в доску, то его мечты сбывались. Это в государственном издании любые ставки выше минимальной утверждались где-то там, наверху, и простор для маневра был минимален, а в газете, которую учредили, получалось, – их назначали сами журналисты (вот как мы теперь могли себя называть)! Редактор мог набрать себе столько заместителей, сколько сегодня депутат Госдумы может иметь помощников. Ты кем хочешь быть – не ниже зама главного? Ладно – будешь замом по… хозяйству. Ты тоже на меньшее не согласен? Ну, хорошо – пойдешь замом по… рекламе?