Аркадий Бабченко - Война и мир (по принуждению) Страница 9

В итоге только три человека заработали дивиденды на этой войне. Медведев (моментальный подскок рейтинга с 40 до 80 процентов), Саакашвилли (поддержка Запада) и Кокойты (собственное княжество и полное самовластие).

Никто из этих людей не воевал. Никто из детей этих людей не воевал. Ни один из родственников этих людей не был под бомбами.

Все остальные — тысячи и тысячи — проиграли.

Ребят, может, вы в следующий раз просто возьмете линейку да померяетесь в туалете, а?

Непонятно, чего добивалась Грузия этим обстрелом. Никакого штурма Цхинвала не было. Город стоял пустой. Грузинская армия то ли оказалась элементарно не способна на штурм, то ли, что более вероятно, такой задачи не ставилось изначально.

Возможно, Саакашвили, чувствуя приближение войны, действительно решил перенести первоначальный театр боевых действий в Осетию, тем временем мобилизуя население. Во всяком случае, с военной точки зрения никаких других логических выводов не просматривается. Но удерживать город одним полком сколь-либо продолжительное время невозможно.

Южноосетинская армия также оказалась совершенно не способна к боевым действиям. Из сорока тысяч человек, составляющих население республики, город остались оборонять только триста! Разрозненными группами без общего командования. Эдуард Кокойты, все эти 15 лет нагнетавший антигрузинскую истерию, сбежал при первом же выстреле, бросив своих людей, которых так уверенно привел к войне.

Война носила очаговый локальный характер. Но во всех этих очагах воевали русские.

За возможность Южной Осетии жить моноэтнической республикой погибали российские парни.

Нет, и к грузинам, и к осетинам я отношусь одинаково — одинаково хорошо. Но почему в Южной Осетии МЧС, психологи, гуманитарная помощь, деньги, бюджеты, лагеря беженцев, транспорт… А у нас? Что нашим? Где психологи нашим матерям наших солдат, где им деньги и гуманитарка? Где соболезнования и почести? Где хотя бы нормально, без мытарств, опознанные, доставленные и похороненные павшие?

Восьмого декабря от инсульта умерла мама Максима Пасько, сгоревшего в Никози. Тело самого Максима до сих пор не предано земле.

Теперь сюда еще и деньги вбухают миллиардные. Почему в Европе в каждой деревне есть наш газ, а деду моей жены, инвалиду войны, в нашу же деревню наш же газ не могут провести уже 10 лет? Почему на газопровод до Цхинвала нашлось 740 миллионов, а на моего деда, потерявшего на войне зрение, не нашлось десяти тысяч? Почему в Цхинвал полились бюджеты, а Диме Лахину, потерявшему в Чечне обе ноги, Родина положила пенсию в 2300 рублей, притом что у него на одни катетеры уходило минимум 4500? Дима Лахин умер.

Первая «маленькая победоносная» началась у нас в 1905 году. С тех пор прошло сто лет. И ничего не изменилось. По-прежнему рабская армия, в последнюю очередь думающая о своих солдатах. Все та же великодержавная империя со скотским отношением к людям, где нет другой власти, аще от Бога.

Впрочем, нельзя не признать, что Дмитрию Медведеву за пять дней удалось то, что не удалось предыдущим правителям за пятнадцать лет. Он нашел новую национальную идею. Точнее, обналичил старую — жертвовать собой, чтоб врагам было хуже. А враги — кругом. И у России по-прежнему только два союзника — армия и флот.

Мышление людей с ментальностью девятнадцатого века.

Не помню, кто из умных сказал: «Мы такие злые не потому, что так плохо живем. Мы так плохо живем, потому что такие злые».

Из Джавы еду обратно в Цхинвал. В грузинских селах на Транскаме горит все. Эйфория разрушения и разграбления.

Везут стулья, шкафы, столы, полки, матрасы, подушки, холодильники, кадки с фикусами, гонят мотороллеры, велосипеды, тащат полуразбитые машины на тросах, едут на ободах, в кузовах, на крышах… Один гонит в Цхинвал трактор «Беларусь» — с ковшом, но без покрышек. Двое воинов пытаются засунуть в багажник «Жигулей» барана. Человек пять, скооперировавшись, гонят в сторону Роки стадо коров.

Все, что не могут вывезти, жгут. Дома горят через один. Дым застилает дорогу, местами едем как в тумане. В горле першит от горчины пожаров. В одном месте стоят два расстрелянных «Икаруса».

Все построенные грузинами новые современные здания — кинотеатр, торговые центры, даже, кажется, бассейн — расстреляны, разнесены, пожжены. Это не мародерство, это какой-то крестовый поход — вытравить все грузинское, чтобы не осталось и следа. Здесь сейчас закладывается фундамент новой большой войны. Практика показывает, что как только республика становится моноэтнической, у нее начинаются проблемы.

Этот массовый исход порождает ощущение жути. Только что была жизнь, а теперь — мертвые села.

В Цхинвале я видел совсем других людей. В Цхинвале люди — помятые, небритые, плохо говорящие — готовы были умирать. И их было мало. В Тамарашени же люди — в новых незапачканных камуфляжах — приехали жечь и грабить чужие дома. И их много.

Так всегда. Близость смерти делает людей чище. А мужество соседствует с грязью.

На обочине, около своего сожженного дома, сидит грузинский старик с окровавленной головой. По-моему, единственный оставшийся грузин на все четыре села.

На вопросе «А почему бы мирным грузинам не вернуться в свои дома, они ж здесь не один десяток лет живут?» все разговоры прекращаются.

Нетронутой осталась только «лукойловская» бензоколонка. С заправками здесь туго, эта — единственная до самого перевала.

Орхан уже в штабе. Оказывается, сразу после моего отлета пришла официальная шифровка о прекращении войны. Ямадаева вызвали на совещание. Орхан приехал с ним.

Ловим машину обратно до Джавы, там до Владика. О деньгах никакой речи нет.

На таможне фээсбэшник без звания и фамилии долго интересуется, как я попал в Южную Осетию и почему в паспорте нет отметки о пересечении границы. В Цхинвале у меня никто не спросил документы. В Джаве остановили четырежды. Один раз «командир южноосетинского танкового батальона». За трофейный рюкзак, видимо.

Фээсбэшнику сказал, как было: приехал добровольцем. Даже где-то у вас в списках значусь. А почему печать не поставили, это у вас спросить надо. Хотите, позвоню в приемную ФСБ в Москве, уточню, кто тогда дежурил? Вывели за ворота посреди ночи и гор, всучили паспорт — привет семье.

Орхан ехал со спецслужбами и назвать их отказался. Требованию выключить телефон тоже не подчинился. Его задержали.

Братва, подбросившая до таможни, уже уехала. Мобильник сел. Торчать на дороге ночью без связи толку никакого. Решаю ехать в гостиницу и поднимать бучу оттуда — надо как-то вытаскивать товарища. Ловлю столетний битый «Мерседес» с какими-то двумя личностями. Впрочем, на мародеров не похожи. Видимо, и правда на войну сорвались. Но не застали. По-русски понимают только простые фразы. Меня слушают, открыв рты. Но в центр не подвозят, высаживают на окраине.

Поймал такси. Таксист живо интересовался тем, что происходит за перевалом. Всячески поддерживал Россию, армию и войну. Но денег взял ровно вдвое больше.

Люди всегда очень быстро учатся делать на войне свой маленький бизнес. Не надо никого винить. Так всегда было. И в Чечне тоже.

В гостинице мест не нашлось. Договорился с Тамиком на «Москвиче». Классный парень. Ходил вместо меня, узнавал. Покружили по городу — все забито, съездили в аэропорт — все закрыто. В итоге рванули в Минводы. До самолета меньше четырех часов. Тамик гнал вовсю. Будил только на блокпостах. Я давал ему паспорт, он решал вопросы, и мы ехали дальше.

Примчались за час до отлета. Уже в посадочной зоне зашел в туалет и обнаружил, что на руке до сих пор белая повязка.

Красавец. В пылище с ног до головы. Кривой. Полумертвый. Штаны драные, в крови все. Горелыми людьми за километр смердит. И повязка.

Дурковато, наверное, я выглядел ночью посреди Владика в своем полукамуфляже, с трофейным грузинским ранцем за спиной и почти отказавшими, неработающими пакшами.

А может, не снимать? Смотрите, люди, я с войны. Вы ж ее хотели. Нюхайте вот.

Накрыло уже дома. Дня через два. Как-то сразу, одномоментно. Потерял ориентацию в пространстве, замедлилась речь, ушла ясность сознания. Накатывало волнами. Как доехал, не помню. Где ехал — не понимал.

И ведь главное — не контузило же. Вроде.

— З-з-дра… Здра-авствуйте… Я-я-я… Я-я-я… Я не пил! Вот. Да… Я-я-я… Я-я-я… Я не могу сейчас го-о-о… ворить! Что-то произошло… Да. Мне не-не-не… не бо-о-ольно… Я не пил…

Вот придурок, прости господи

И потом еще. В закусочной. Встретились с другом. Заказали пива и котлет по-киевски. Котлеты хорошие. Из обжаренного мяса косточка торчит. Маленькая такая.

Дома снял штаны. Впервые за четыре дня. Твою мать! Второй осколок прошел по касательной по левому колену, оставив две борозды миллиметра в два глубиной. Везучий я все-таки человек — словил два осколка от танковых снарядов и оба по касательной. Один в десяти сантиметрах от паха, второй точно по колену. С таким везением да в казино.