Андрей Сахаров - О стране и мире Страница 9

Эту главу я хочу закончить одним замечанием. Во многих газетных статьях, в некоторых передачах зарубежных радиостанций, в частности «Голоса Америки», даже в некоторых выступлениях ответственных государственных деятелей содержится подмена общего вопроса о свободе выбора страны проживания более частным вопросом о еврейской эмиграции в Израиль. Я считаю такую подмену не только неточной, но и крайне вредной. При всем том я нисколько не хочу умалить значения еврейской эмиграции в Израиль и ее трудностей, я считаю ее явлением общечеловеческого значения и принципиально важной в тысячелетней трагической истории еврейского народа. Я понимаю и уважаю национальные чувства евреев, едущих строить и защищать свою новообретенную родину, возникшую вновь после столетий рассеяния. Я знаю, что у очень многих евреев родственники за рубежом, что обстановка то скрытого, то явного национального унижения, иногда фактической дискриминации, бесперспективность в работе особенно часто заставляет людей еврейской национальности принимать решение об отъезде. Я знаю о трудностях, с которыми встречается еврейская эмиграция, о сотнях отказников, которые годами не могут добиться разрешения на выезд, о репрессиях и преследованиях, которые в последнее время вновь усилились.[23] Но сводить всю проблему к еврейской эмиграции — недопустимо. Такая подмена выхолащивает общесоциальное и международное значение права на свободную эмиграцию и возвращение людей. Она оставляет без защиты право на эмиграцию лиц других национальностей, дает возможность расправляться с ними «втихую». Наконец, эта подмена дает возможность нашим властям поддерживать традиционный антисемитизм и использовать его, в частности, против демократического движения.

Особо я хочу упомянуть проблему эмиграции в ФРГ лиц немецкой национальности. Для советских немцев национальное унижение стало повседневной судьбой. В каждой семье — погибшие во время депортации, в резервациях и лагерях. Почти полное отсутствие людей с высшим образованием. Невозможность поддерживать национальную культуру, даже язык полузабыт. В школе, на работе — то и дело кличка «фашисты», плод националистически военизированной полукультуры, влияния радио, телевидения и, увы, школы. До сих пор эмиграция советских немцев в ФРГ встречает очень слабую поддержку за рубежом, тут большая доля вины ложится на их соотечественников, на общественные организации, на государственных деятелей ФРГ. Для немцев особенно чувствительно требование властей при подаче заявления на выезд иметь вызов от близких родственников (часто — по произволу властей, только родителей, которые давно похоронены в казахстанских степях), характеристики с места работы и т. д. Тысячи людей годами получают формальные отказы, выбиты из жизненной колеи. Десятки немцев находятся в заключении за свое желание выехать. Некоторые мои зарубежные друзья говорят, что многим прибывшим в ФРГ немцам трудно приспособиться к новой жизни, что они становятся там обузой. Но ведь здесь всем, решившимся на выезд, просто невозможно жить, они просто погибают.

Я очень благодарен навестившему меня сенатору Дж. Бакли, который с пониманием отнесся к этой проблеме и согласился взять у меня список 6 тыс. немцев из Казахстана, желающих репатриироваться в ФРГ. Этот список, конечно, далеко не полный, составлен группой самоотверженных людей; некоторые из них находятся за это в заключении. Список был передан мне недавно уехавшим в ФРГ немцем Ф. Руппелем. Бакли передал список канцлеру ФРГ; я надеюсь, что в трудной судьбе перечисленных в списке лиц наступит долгожданное улучшение.

Очень трагично положение с эмиграцией многих других групп — армян, в том числе, репатриировавшихся в СССР и сейчас желающих уехать обратно, украинцев и русских, литовцев, латышей, эстонцев, представителей преследуемых религиозных групп — пятидесятников, баптистов и других. Особую группу составляют люди, желающие эмигрировать или поехать в социалистические страны, чаще всего по семейным мотивам; в силу зависимости этих стран от СССР их положение особенно беззащитно. Все эти люди нуждаются в международной защите.

III. ПРОБЛЕМЫ РАЗОРУЖЕНИЯ

Человечество стоит перед угрозой гибели цивилизации и физического уничтожения от бесконтрольного наращивания термоядерных арсеналов и нарастания конфронтации. Устранение этой угрозы имеет безусловный приоритет перед всеми остальными проблемами международных отношений — я много раз об этом писал и считаю необходимым повторить еще раз. Поэтому так важны переговоры о разоружении, дающие проблеск надежды в темном мире самоубийственного ядерного безумия. Но мне кажется, что и в этой критической проблеме сказываются те же недостатки подхода к «разрядке», о которых я уже говорил, — разобщенность Запада, иллюзии у одних и политическая игра других. Особенно важно подчеркнуть, что проблемы разоружения неотделимы от других основных аспектов разрядки — от преодоления закрытости советского общества, от укрепления международного доверия, от ослабления тоталитарного характера советского общества. Поэтому, даже если стремиться к решению только одной проблемы разоружения как самой важной, все равно для ее решения необходимо неослабное внимание к человеческим проблемам, к защите прав человека, к облегчению обмена людьми и информацией как основы международного доверия. Эту «неделимость разрядки» нельзя забывать. Соглашения Никсона и Брежнева, Форда и Брежнева о противоракетной обороне, о наступательном стратегическом оружии очень важны. Но я, выступая в качестве «аутсайдера», в первую очередь хочу подчеркнуть то, что в них кажется мне несовершенным, даже опасным.

Если говорить в общем плане — это недостаточное внимание к проблемам контроля, недооценка особенностей нашего тоталитарного государства, возможных особенностей его стратегической доктрины и закрытости.

Советская сторона во всех переговорах о разоружении всегда занимала очень жесткую позицию в вопросах контроля. Причин тут много — закрытость советского общества, традиционная (и бессмысленная в наше время) шпиономания, желание блефовать (то есть создавать впечатление большей силы, чем на самом деле), желание получить преимущества внезапности и неожиданности. Этой жесткой (и в конечном счете неразумной) позиции необходимо противопоставить большую твердость Запада, основанную на реальной силе и доброй воле.

Другой столь же принципиальный вопрос — опасение, что стратегическая доктрина и практика тоталитарного государства может оказаться более безжалостной к населению своей страны и ко всему человечеству, более авантюристической, более подверженной случайностям, зависящим от личности и кабинетных решений, чем в более демократическом государстве.

Прежде чем конкретно обсуждать соглашения, я еще хочу остановиться на распространенном недоразумении, что советская сторона по экономическим причинам в большей степени заинтересована в истинном разоружении, чем ее западные партнеры по переговорам. Из этого предположения делаются далеко идущие и опасные, по-моему, выводы о целесообразности одностороннего разоружения Запада. К сожалению, дело обстоит гораздо сложней. Конечно, экономическая система нашей страны, несущая огромный груз военных расходов, крайне перенапряжена, и перевод многих миллионов рублей на мирные цели — в высшей степени в интересах большинства народа. Но реально кардинальное изменение в таком определяющем вопросе, как милитаризация экономики нашей страны, невозможно без глубоких общеполитических изменений. Сейчас доминирующая черта политики властей — по возможности ничего существенного не менять, чтобы не нарушить сложившегося равновесия вещей, а в конечном счете — чтобы не поставить под удар положение элиты и ее привилегии, тесно вплетенные в это существующее положение.[24] Можно опасаться, что одностороннее разоружение Запада не повлечет за собой ответной реакции — тогда это чревато нарушением равновесия.

Я убежден, что соглашения, которые имели бы реальное, а не только символическое значение, должны включать:

1) В качестве первого этапа, предшествующего полному запрещению ракетно-термоядерного наступательного оружия, — достаточно низкий и сбалансированный по суммарной мощности зарядов предельный верхний уровень для носителей термоядерных зарядов стратегического назначения. Эта формулировка подразумевает, что предельная суммарная мощность зарядов, размещенных на носителях стратегического назначения, устанавливается одинаковой для СССР и США и, самое главное, такой, что даже при попадании всех зарядов в города противника лишь меньшая часть застройки подвергнется разрушению и может погибнуть лишь малая часть населения.