Глеб Павловский - Михаил Гефтер в разговорах с Глебом Павловским. Третьего тысячелетия не будет Страница 9

А над Панкратовой уже нависло плохое дело: Анну Михайловну подвергали гражданским казням. Огонь велся по местному национализму. Во время войны Панкратова эвакуировалась в Алма-Ату, и ее ученик Бекмаханов, казах, защитил под ее руководством докторскую о хане Кенисары Касымове. Тогда у каждого народа СССР был свой национальный герой, под него собирали деньги…

Г.П.: Они бывали довольно неожиданными.

М.Г.: Да. Была даже танковая колонна имени Шамиля. И в Казахстане был свой герой Кенисары Касымов — блестящий молодой хан, успешно воевавший с Россией. Авиаэскадрилья имени Кенисары Касымова, танковая колонна имени Кенисары Касымова. Когда пошли громить местные национализмы, начали, конечно, с Шамиля, в специфичной для Сталина форме. Гусейнов написал про Шамиля книгу, азербайджанец, и ему за нее дали Сталинскую премию [4].

Г.П.: А «сталинку» разве давали без утверждения Самого?

М.Г.: Утвердил, но у него, понимаешь, свои игры с собой. Гусейнову сообщают о присуждении Сталинской премии, как вдруг сообщение в прессе: «Комитет по Сталинским премиям постановил: отменить постановление Комитета о присуждении Сталинской премии такому-то». С этого сообщения пошла обратная волна. Теперь в каждом ауле «националистам-касымовцам» положена секир-башка. Бедняге Бекмаханову за диссертацию о Кенисары Касымове 25 лет дали! Это уж местные так расстарались.

Г.П.: Вручили национальную премию.

М.Г.: Анну Михайловну вовсю отполоскали в дни съезда. Багиров [5] выступил по поводу Шамиля, московские историки подхватили — огонь уже велся по Анне Михайловне. А у нас с ней были очень дружеские отношения. После одного моего выступления она даже отвела меня в сторону и сказала: «Михаил Яковлевич, мы вас любим, и умоляю, не выступайте так — вы не представляете, чем это может кончиться».

Она уже раз прошла по этому кругу: муж троцкист, ее саму исключали из партии, но спасли, и посажена не была. Теперь второй круг, и тут думает: все, конец. Я старался ободрить, но настроение было жуткое. «Не утешайте, — говорит, — это ни к чему. Поверьте, со мной кончено». На другой день достаю газету из почтового ящика, состав ЦК, выбранного на XIX съезде: Панкратова А.М.! Она приехала в институт — стоит Дружинин, я и еще кто-то. Николай Михайлович поздравляет: Анна Михайловна, говорит, поздравляю, теперь вас уже преследовать не посмеют. Она отмахивается: «Уверяю, там просто напутали. В ИМЭЛе есть другая Панкратова, и они перепутали». Вдруг, как на старых картинах, — фельдъегерь в коридоре: «Товарища Панкратову!» К нам идет капитан с кобурой.

Г.П.: Синие погоны!

М.Г.: Цековский пакет! При нас она его вскрыла — написано: «Члену ЦК КПСС товарищу Панкратовой А.М. Приглашение на встречу с делегациями иностранных компартий». Так известили о том, что ее ввели в ЦК.

Понимаешь, Сталин не хотел показать Маленкову, что память его подводит и что он попросту забыл о беспартийности Нечкиной, — и так академик Панкратова вошла в ЦК, а не пошла под следствие по делу Бекмаханова. А что у нее еще и муж троцкист, Сталину просто доложить не успели, не хватило времени. Человек из отдела науки ЦК рассказал мне всю подноготную.

Г.П.: Интересно, что оба сюжета со сталинской памятью связаны с советскими академиками. Сталин явно пестовал эту элитную когорту. До революции статус академика был чисто почетный.

4. Сталин и Майский. Разжалование в советские академики. Академик Курнаков и конкурс институтских жен. Тихомиров и роль пингвинов

М.Г.: В советские академики попадали и за провинность. Майский [6] в Моженке мне очень красочно рассказал, как стал академиком. Забыл подробности и начисто, как всегда, забываю цифры. Короче, расхождения на переговорах в Ялте по репарациям были примерно один к двум, допустим, двести миллиардов к ста миллиардам. Майский как председатель комиссии должен докладывать Большой тройке. Ввиду разногласий, звонит по начальству Молотову, тот ему: «Вопрос в компетенции товарища Сталина, я узнаю». Ладно. Через некоторое время он звонит снова, и Молотов ему: «Я спрашивал». — «И что же?» — «Товарищ Сталин ничего не ответил». — «Так мне же докладывать Тройке! Спросите товарища Сталина еще раз». — Молотов: «Не буду».

На другой день утром, говорит, съезжаемся. Положение невозможное: не знаю, какую цифру назвать, понравится она Сталину или нет? Тогда, говорит Майский, в последний момент наклоняюсь я над ним…

Г.П.: Над кем, неужто над Генералиссимусом?

М.Г.: …над Сталиным наклонился, мол, тихо спрашиваю: «Так как, — двести или сто?» Сталин поднял голову, вы бы видели, какими глазами на меня поглядел! — Двести.

А через несколько дней на политбюро: «Не пора ли нам Майского сделать академиком?» И поперли того из МИДа в Академию наук. У нас в институте, когда началась борьба с космополитизмом со страстями на партсобраниях, Майского вызвали на ковер. Он каялся с трибуны: «Простите меня, — говорит, — я еще совсем молодой академик!» Но Майского все ж посадили, и после этого в Институте истории еще было несколько посадок.

Г.П.: Не все советские академики были в молодости пытаны лично Берией, как Майский.

М.Г.: Да, бывали благополучные старцы. Сталин баловал эту важную для него группу. Был такой академик, химик Курнаков. Родился сразу после Крымской войны, в которой отец его принимал участие, а умер аж в годы Второй мировой. Под него целый институт создали. Ягода и его кстати посадить хотел, но не сложилось.

Вступив в должность директора Института общей химии, Курнаков вызвал заведующую отделом кадров и говорит: будьте добры, мне списочек всех сотрудниц института, которых зовут Оля, Ольга. — Зачем? — Знаете ли, покойную жену звали Ольгой — не хочу переучиваться! Вызывает Николай Семенович всех Ольг по очереди на собеседование, на одной остановился, говорит: хочу предложить вам выйти за меня замуж. Она: простите, я замужем. А он так спокойно: ну и что? Пойдите домой, посоветуйтесь с мужем — уверяю вас, не проиграете. Пошла эта Ольга домой, посоветовалась с мужем и как-то решила, что проигрывать не резон. Правда, и Курнаков после этого недолго прожил. А милой Оле, выполнившей обязанности тезки, остались 8 или 10 комнат: Курнаков был маститый, химик с мировой известностью. Под знаком музея квартиру вдова сохранила. Сын Курнакова об этом страшно забавно рассказывал.

Он еще говорил: Михаил Яковлевич, уж не кушаете ли вы мясные бульоны? — Вообще-то, да. — Ох, не надо, отец поел мясного бульона и умер! — Простите, спрашиваю, сколько вашему батюшке было лет, когда умер? — 81 год! Сын был убежден, что отец в возрасте за 80 умер от мясных бульонов. Впрочем, с тех пор я действительно их не ем.

Г.П.: Да это прямо история русского барина из XIX века.

М.Г.: А академикам у Сталина дозволялось некоторое барство. Был такой Михаил Николаевич Тихомиров, историк; в 50-е он уже стал академиком-секретарем. Тоже большой барин — благородный русофил, очень честный. Еще в 1946 году на этой почве он сразился с Лихачевым. Лихачев выпустил книжечку о том, что русский XVI век не уступит европейскому Ренессансу. Тихомиров, русофил поболе Лихачева, написал тому, что надо и приличия знать: в Европе уже были Данте и Шекспир, с чем их в России сравнивать, побойтесь Бога! Разве мы, историки, — он писал, — авгуры, перемигивающиеся на глазах непонимающей публики?

Став академиком-секретарем, Тихомиров решил было моими руками осуществить реванш над врагами. Русские главы писали Черепнин и Пашуто, Тихомиров их терпеть не мог. А главы и правда плохие. Каждая начиналась «развитием производительных сил», а так как сеяли одно и то же — рожь да ячмень, то все «развитие» было в том, чего сеяли больше. Тихомиров меня вызвал и говорит: опять они прислали эту галиматью про производительные силы ржи и ячменя! Пусть, говорит, напишут о развитии производительных сил в Антарктиде и как там русские моржи основали автохтонный университет. Проследите только, чтоб было сказано: и прогнали чужеземных пингвинов!

Примечания

1

Следующий том должен выйти вдогонку. В нем помещены предметный и именной указатели и материалы о Гефтере исследовательского и биографического характера

2

Павловский Г.О. Тренировка по истории. (Мастер-классы Гефтера.) М.: Русский институт, 2004. 192 с.; Павловский Г.О. 1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером. М.: Европа, 2014. 364

3

Панкратова Анна Михайловна (1897–1957) — советский историк, партийный и общественный деятель. Член ЦК КПСС (1952–1957).