Ольга Аленова - Чечня рядом. Война глазами женщины Страница 9

Шестеро братьев Ямадаевых уже десять лет контролируют Гудермесский район. Их знают все, их беспрепятственно пропускают на всех постах, перед ними открываются любые двери. С Ямадаевыми несколько раз встречался начальник Генштаба Анатолий Квашнин, не говоря уже о прочих генералах.

Они – представители одного из самых крупных и знатных тейпов Беноя и занимаются абсолютно всем: войной, бизнесом, политикой. За Ямадаевыми в Чечне реальная сила, реальная власть, реальные деньги.

Со старшим братом Халидом я беседовала в Гудермесе, где он пользуется непререкаемым авторитетом. Это невысокий энергичный человек. Он говорит, что раньше никогда не давал интервью.

– В прошлую войну вы воевали против федералов. Почему сейчас изменили свою позицию?

– Армия вела себя вызывающе. Ельцин и Грачев не считались с чеченским народом – Дудаев ведь сначала не заикался о независимости, его мечтой был союзный договор. Мы потеряли многих друзей и решили воевать. А потом поняли, чего стоит та свобода, которая была предоставлена нам на три года. Чеченский народ оказался в полурабском положении, без работы и зарплаты. Все, что у нас есть, – российское, турецкое, арабское. Чеченской осталась только земля, да и ту испоганили. И мы поняли: независимость – это утопия. Сейчас я уверен, что нужно жить с Россией. Только вместе мы сильнее. Воевать будем только в том случае, если Россия сама не захочет жить с Чечней. Опыт, оружие и люди у нас есть.

– Почему возникли разногласия с Масхадовым и Басаевым?

– Мы предлагали Масхадову уйти из Чечни в Турцию, потому что он слабый человек. Там у него был бы дворец и охрана. Идеальные условия по сравнению с теми, в которых он сейчас, – бегает, как лесник, по горам.

На это соглашалась и Кусама, его жена. Мы выгнали бы ваххабитов и договорились с центром. Но Масхадов отказался. Басаев же на конфликт напросился сам. В 1998 году в Гудермесе было до 3000 ваххабитов. И было бы больше, если бы их не остановили. Мы выгнали их из города и сожгли их дома. Шамиль пытался со мной договориться, а потом прислал письмо: «Выбирай – мир или война». Мы выбрали войну.

– Почему так не любите ваххабитов?

– А за что их любить? Мы жили по своим законам, а они хотели нам навязать свои. Это же бывшие наркоманы, отбросы. Нашли легкую дорогу в рай и ринулись по ней. Они ведь просто компенсировали ваххабизмом отсутствие собственного достоинства и гордости.

– Какие у вас отношения с полевыми командирами?

– Нормальные. Многие из них уже отказываются воевать. Все ждут, кого Путин назначит в Чечню. От этого зависит, закончится война или нет.

– Кого поддерживаете?

– Малика Сайдуллаева. Это грамотный бизнесмен и честный человек, на нем нет крови.

– Насколько затяжной будет война в горах?

– Если Путин сделает неправильную ставку, война будет долгой.

– Правильная ставка – это Сайдуллаев?

– Не знаю. Может быть, появится кто-то более способный. В любом случае, если народ будет доволен руководителем, Масхадов и Басаев лишатся поддержки населения. Зачем погибать русскому солдату, когда мы сами можем разобраться? Если право вести войну отдадут нам, то я подниму своих людей, и мы сами разберемся с Хаттабом. Но это должны быть регулярные чеченские формирования. От МВД до ФСБ. Подчиняющиеся центру, но работающие здесь, состоящие из местных чеченцев. А пока у меня в Гудермесе «бандформирования», потому что официально нас не признают.

– Вы действительно обеспечиваете безопасность Гудермесского района?

– В общем-то, да. Сколько раз нам предлагали уйти отсюда, деньги предлагали, но мы не уйдем, это наша земля. А пока мы здесь, боевики сюда не полезут.

– Как велики силы боевиков?

– У них достаточно сил. От масштабной операции их удерживает лишь то, что народ не с ними. Но если народ поддержит боевиков, они победят. Я знаю, что если 20 человек Басаева войдут сюда, то от федералов ничего не останется. Они обложились мешками с песком и думают, что это защита. Но если вдруг бой, они за этими мешками и останутся. У Масхадова и Басаева люди есть везде. И если какая-то операция начинается, они, как тараканы, выбегают из всех щелей и работают по полной программе.

– А с федералами у вас какие отношения?

– Сейчас происходят непонятные вещи. Когда войска входили в Чечню, люди радовались, что пришел конец беспределу. Но армия снова бомбит мирные села, причем такие, которые всегда были лояльны к России. И я не понимаю, зачем это делается. На всякий случай, что ли? А солдаты, которые пьют водку и по ночам обстреливают села? Вы видели их знамена? Алые, полосатые, махновские, с медведями, лисами, орлами. Разве это армия? Люди обижены, а Масхадову и Басаеву это выгодно.

Встреча с братом Халида, легендарным 27-летним Сулимом, происходила в доме Ямадаевых в высокогорном селении Беной. Я добиралась сюда полдня, и когда последний блокпост остался в Ножай-Юрте, стало ясно, что Беной на самом деле федералами не контролируется. В последнее время Сулим живет здесь постоянно. Его привезли сюда старшие братья, поскольку бывшему масхадовскому генералу угрожает опасность.

Известность он получил еще в прошлую войну. Тогда генерал Пуликовский предъявил 48-часовой ультиматум засевшим в Грозном боевикам, и все полевые командиры ушли. Остался лишь Басаев с немногочисленным отрядом. Он был обречен, но тут на помощь подоспел Сулим. После этого он стал лучшим другом Басаева, а Масхадов назначил его бригадным генералом и командующий Гудермесским гарнизоном. Сулим оставался в этой должности и в эту войну, но уже не воевал – без боя сдал Гудермес федералам. За это Басаев устроил на него настоящую охоту. Взорванный и обгоревший джип у дороги – свидетельство последнего покушения. Сулим говорит, что его бережет Аллах.

– Не знаю пока, для чего бережет, – говорит Сулим. – Гранатомет в прошлую войну разорвался у меня в руках, а я уцелел. Но если бы я знал, что война повторится, я бы тогда не воевал. Чего мы добились? Тогда мне казалось, что война освободительная, а сейчас я знаю, что это всего лишь борьба за власть и деньги.

– Почему вы решили сдать Гудермес, ведь Масхадов приказывал вам обороняться?

– Я перестал выполнять его приказы. Когда Басаев с арабами пошел в Дагестан, я предложил Масхадову перекрыть ваххабитам дорогу назад. Тогда бы их били федералы с одной стороны, а мы – с другой, и мы навсегда избавились бы от этой заразы. И войны не было бы. Но Масхадов боялся ваххабитов. В октябре, когда федералы окружили Гудермес, я еще оставался командующим гарнизоном и бригадным генералом. Я помню, ко мне пришли старики и сказали: «Сулим, не дай нам зимы без крыши над головой». И я пообещал. Я выводил боевиков из города, а федералов уговаривал не штурмовать Гудермес брат Джабраил, командир местного ополчения. Но когда мы уходили, нас стали бомбить и обстреливать. Я потерял 40 своих ребят. Это был ад, но мы не дали разрушить Гудермес. После этого ушли боевики и из соседних районов. Они говорили: «Раз Сулим ушел, то это неспроста».

– Насколько я знаю, с федералами у вас отношения стали портиться?

– У меня здесь, в Беное, 300 человек. У нас есть оружие, мы готовы к войне с ваххабитами. Но федералы легализовали только 40 человек из моего ополчения, остальных хотят разоружить. Пусть сначала поймают Басаева и Хаттаба, а потом нас разоружают. Мы здесь – реальная сила. Федералы ведь уйдут, и кто тогда защитит наше родовое село?

– Вы хотите новой войны?

– Нет, не хотим. Война к хорошему не приводит. К тому же я вообще не понимаю, что сейчас происходит. Три дня назад бомбили Беной, хотя здесь нет ни одного ваххабита. А между тем все прекрасно знают, что Арби Бараев находится в Ермоловке, недалеко от Урус-Мартана, в своем доме. Что Масхадов сейчас живет под Аллероем, возле Гудермеса, а Басаев и Хаттаб – под Сержень-Юртом. Почему их не бомбят и не уничтожают? У нас был хороший план: поставить под ружье несколько тысяч чеченцев, объявить ультиматум арабам. И мы бы с ними разобрались. Но федералы на это не пошли.

В день, когда я приехала в Ведено, там кого-то хоронили. Во дворе большого дома, мимо которого мы проезжали, сидело много женщин. Мужчины собрались за воротами, ожесточенно о чем-то споря.

– Не Шамиля хоронят? – в шутку спросил офицер комендантской роты.

– Не дождетесь, – хмуро бросил кто-то из чеченцев.

Русских здесь не любят. Это заметно сразу. Женщина в черном платке плюет вслед нашему БТР, а мальчик лет семи, стоящий на обочине, проводит пальцем поперек шеи. Рядом с ним – тележка, доверху набитая неразорвавшимися минами и гильзами из-под снарядов.

Солдаты из комендантской роты, сопровождающие меня, спрашивают, когда закончится война.

– Надоело, хочется домой, – говорит солдат Андрей Алексеев. – Здесь даже есть нечего: одна сечка да заплесневелый хлеб… После той засады на пермяков мы думали, нас домой отправят, но и мы остались, и пермский ОМОН стоит здесь же.