Сергей Кремлев - Как проср.ли СССР Страница 9

Третий же источник…

Ну, о нём я тоже скажу – чуть позже в следующих главах, а сейчас я приглашаю читателя в август 1991 года – в тот самый август.

Глава 3

22 августа 1991 года (утро): По маршруту автобуса «К»

До августа 1991 года самым чёрным днём советской истории считалось 22 июня 1941 года (потом было ещё одно 22 июня, но о нём – позже). Тогда стране пришлось очень тяжело, и даже Сталин в один из первых дней войны не сдержал чувств и, по воспоминаниям Анастаса Микояна, сказал в ближайшем окружении: «Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, всё это проср…ли».

Думаю, Микоян здесь почти ничего не выдумал – он солгал скорее всего в одном, утверждая, что Сталин сказал это чуть ли не в первый день войны. А сказано это было наверняка на исходе первой недели – после сдачи Минска, после того, как Сталину стали ясны масштабы провала тех, на кого полагались и он, и Россия.

Но тогда у России был Сталин, были его соратники, был массовый слой энтузиастов – строителей социалистической Державы, и Россию они тогда отстояли.

Думал ли кто в майские дни 1945 года, что через полвека после 22 июня 1941 года новые поколения граждан СССР бездарно, за «здорово живёшь» проср. т великое наследие сталинской эпохи, пустят коту под хвост результаты великих ратных и трудовых усилий народа? Однако 22 августа 1991 года невозможное стало фактом.

Воспоминания о тех днях у меня и сегодня вполне свежи… Помнят их – так или иначе – и десятки миллионов моих сограждан, живших тогда. Впрочем, и им не мешает кое-что напомнить. Тем более что сегодня в жизнь пришли новые поколения, 1991 года не помнящие или помнящие его плохо.

Поэтому сразу сообщу, что 19 августа 1991 года в СССР, впервые в его послевоенной истории, было объявлено чрезвычайное положение и был образован так называемый Государственный Комитет по чрезвычайному положению – ГКЧП. В его состав вошли вице-президент СССР Г. Янаев, премьер-министр В. Павлов, министр обороны маршал Д. Язов, председатель КГБ В. Крючков, министр внутренних дел Б. Пуго, первый заместитель председателя Совета Обороны О. Бакланов, председатель Крестьянского союза В. Стародубцев и председатель Ассоциации государственных предприятий А. Тизяков.

Было объявлено, что президент Горбачёв по состоянию здоровья не может осуществлять свои функции и его обязанности временно переходят к вице-президенту Янаеву. В Москву по приказу маршала Язова были введены войска.

Но в тот же день к ельцинскому Белому дому прибыли танки и батальон десантников, направленные туда в нарушение присяги, то есть – изменнически, командующим ВДВ генералом П. Грачёвым, будущим «Пашей-мерседесом».

Произошло всё это накануне предполагавшегося подписания нового Союзного договора, «разработанного» в таком виде, что это был, по сути, проект похорон СССР. И фактически ГКЧП стал последней попыткой относительно честной части высшего советского руководства спасти СССР и удержать страну от катастрофы.

Однако страну сознательно вели «в разнос». 20 и 21 августа по Москве проходили митинги – внешне чуть ли не стихийные, а на самом деле – очень даже хорошо организованные. В ночь с 20 на 21 августа при крайне странных обстоятельствах погибли три демонстранта. Москва всё более походила на выпущенную на волю Канатчикову дачу. Ещё пять лет назад представить себе нечто подобное никто не мог и в кошмарном сне. Кроме…

Кроме, конечно, тех, кто всё это задумывал намного раньше, чем пять лет назад. Мы ещё об этом позднее – в главе пятой – поговорим.

Образованию ГКЧП предшествовали пять лет «перестройки», позднее метко названной «катастройкой». Точнее не скажешь – страну вполне, повторяю, сознательно вели к катастрофе, и к лету 1991 года она уже почти стала фактом. 12 июня прошли выборы Президента Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, и им стал с огромным перевесом Борис Ельцин. Советский народ сам избрал будущего палача Советской власти.

А начался 1991 год с того, что 13-го (ну совершенно случайно 13-го) января в Вильнюсе был спровоцирован штурм митингующей толпой Вильнюсской телевизионной башни. Пролилась кровь…

«Вильнюс-91» стал намеренным предвестием «Москвы-91», – ведь к тому времени все высшие государственные структуры в Москве и столицах союзных республик были нашпигованы провокаторами так же густо, как филипповская сайка – изюмом.

Не стал исключением и ГКЧП. Даже в нём самом одну из ведущих ролей играла такая сомнительная личность, как председатель КГБ «андроповец» Крючков. Так, как этот «чекист № 1» «действовал» в те мутные дни, мог действовать или непроходимый глупец, или хитрый подлец. Приверженцы Крючкова могут выбирать любой вариант, но, как говаривали древние римляне, «tertium non datur» – «третьего не дано».

Горбачёв в это время находился в Крыму, в Форосе. Само существование СССР уже ставилось под сомнение, в союзных республиках правил бал самого гнусного пошиба национализм, а Горбачёв «отдыхал» на юге. Всё это, конечно, было шито белыми нитками, но вот же – вполне серьёзные, казалось бы, люди, члены ГКЧП – далеко не дети, позволили провести себя как детей и стали мальчиками для битья.

Особенно странно повёл себя министр внутренних дел Пуго – уж он-то ни глупцом, ни провокатором не был. Впрочем, вряд ли московские силы МВД СССР тогда Пуго подчинились бы – одурение в Москве было почти всеобщим.

Реальным (точнее – зримым, находящимся на виду) хозяином Москвы – при «живом» ГКЧП – становился тем временем Борис Ельцин. В ночь с 21 на 22 августа Горбачёв вернулся в Москву, но от контроля ситуации отстранился – что само по себе, с учётом его положения как Президента СССР, было вообще-то государственным преступлением.

Впрочем, тогда всё, что творилось в столице СССР и в столицах союзных республик, было государственным преступлением.

Горбачёв прилетел в Москву ночью, а ранним утром 22 августа 1991 года я приехал в Москву поездом из «ядерного» «Арзамаса-16» (ныне – Саров Нижегородской области).

Говорят, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Что ж, уже в первый же московский день я увидел да и услышал много такого, что дополнительно проясняло и так уже стремительно проясняющуюся (если смотреть открытыми глазами) ситуацию.

Ниже я приведу ряд зарисовок тех дней и надеюсь, что они будут читателю интересны и полезны – ведь из всего множества тогдашних впечатлений я отобрал для книги наиболее показательные. Это были те «капли», в которых отражался весь, взбулгаченный на ровном месте, СССР образца 1991 года.

Добраться до Москвы я хотел уже на следующий день после образования ГКЧП – очень уж хотелось хоть что-то кому-то подсказать. То, как вели себя его члены, заставляло вспоминать нецензурную, увы, лексику – телевизионные каналы были заполнены сценами из «Лебединого озера», прочей классикой, и всё.

Было видно, что ГКЧП не имеет чётких целей и не готов ставить их перед народом. Соответственно возникали обоснованные сомнения в том, что это кончится чем-то путным. Тем не менее, поскольку кое-какие знакомства в столице у меня тогда уже были, я решился ехать, взяв на три дня отпуск за свой счёт.

Главный режиссёр театра имени Ленинского комсомола Марк Захаров готовился публично – перед телекамерой – сжечь свой партийный билет, а я, перманентно беспартийный, пришёл перед той поездкой в городской комитет КПСС «Арзамаса-16» и познакомился с его первым секретарём.

В Горьковской области имелось два Ивана, первых секретаря горкомов. Иван Скляров был первым секретарём в горкоме настоящего Арзамаса, а Иван Никитчук – в горкоме «Арзамаса-16» (собственно, последний горком с 50-х годов именовался в партийных документах «Кремлёвским», по закрытому названию «Арзамаса-16» – Кремлёв).

Иван Скляров оказался ренегатом и тут же перебежал к ельцинскому «мальчику» Борису Немцову в вице-губернаторы.

Иван Никитчук остался коммунистом и в первые «ельцинские» дни горя натерпелся – только что в узилище не попал.

Позднее нам пришлось вместе съесть не один пуд соли (к 2011 году такой счёт давности знакомства перевалил у нас пудик на четвёртый), а тогда мы только познакомились. В итоге я уехал в Москву по командировке горкома (аванс мне, впрочем, выдать не успели, а по возвращении оплачивать поездку было уже некому).

Когда я собирался на поезд, Москва начала вдруг транслировать вместо музыки Мусоргского речь Руслана Хасбулатова – ельцинского председателя (или – предателя?) Верховного Совета РСФСР. Стало ясно – катастрофа разразилась. Однако в Москву я всё же уехал.

Вот только путёвку горкома спрятал в сумке так, чтобы найти её было непросто.

Да, как-то сразу возникло ощущение того, что моя страна – уже не моя. Я ехал и не удивился бы, если бы в Москве на Казанском вокзале увидел некие чужие патрули в чужой униформе, проводящие обыски, и т. д. Однако внешне по приезде всё выглядело как всегда, разве что людей на вокзале оказалось меньше, чем обычно. И я отправился в нашу ведомственную «средмашевскую» гостиницу – попытать счастья в получении крыши над головой.