Аркадий Евдокимов - Полигон Страница 9

– Да так, из детективов.

– Ну да, ну да. Понаписали, понимаешь, книжек, работать мешают. Хорошо. Ну а как Вы объясните, откуда угонщики могли взять гексоген? Ведь в гастрономах им не торгуют.

– Да в нашем районе можно и гексоген найти, тут каждый второй на нашем предприятии работает. Не у меня ж одного доступ к взрывчатке. А серийное производство? Вот где золотое дно для воров. Впрочем, не знаю. Ума не приложу. Может, террористы? Хотя откуда в нашей стране террористы…

– А это не Вы заложили взрывное устройство в машину?

– Нет. Да и зачем мне взрывать свою машину?

– И то правда. А куда и зачем могли ехать люди загород с таким количеством взрывчатки, как Вы думаете?

– Ну откуда мне знать?

– Ну да, ну да… Что ж, будем искать. Можете идти. Пока можете идти.

И следователь отпустил Юрия Фёдоровича, взяв с него подписку о невыезде. Разбирательство тянулось целый год, и Юрия Фёдоровича ещё не раз вызывали к следователю, и к каким-то другим людям. Каждый раз допрос проходил по одному и тому же сценарию, за исключением маленьких деталей. То нашли обрывок провода где-то на берёзе, то фрагмент печатной платы, то выяснили личности угонщиков. Юрий Фёдорович держался молодцом, всё отрицал. Он с такой искренностью, с такой твёрдой уверенностью стоял на своём, что даже сослуживцы прониклись к нему симпатией, негодуя по поводу того, как долго тянется следствие. Что уж тут говорить о следственных органах… Словом, дело кончилось ничем. Помурыжили-помурыжили его прокуратура и милиция, да так и отпустили, за отсутствиём состава преступления. И почти сразу после этой эпопеи Юрий Фёдорович уволился из КБ, по собственному желанию Генерального. И про него потихоньку забыли.

…Много лет спустя я случайно встретил Юрия Фёдоровича на каком-то юбилее. Выглядел он бодрым и преуспевающим, хоть и сильно постаревшим. Мы оказались за одним праздничным столом, болтали о том – о сём. Оказалось, что у него сейчас собственное дело, автомастерская. И занят он тем, что устанавливает на автомобили самые разные дополнительные приборы, рычажочки, тумблеры, кнопки, распредвалы, противоугонки, антикрылья и прочую мишуру. И неплохо зарабатывает этим. В выходные он всё так же ездит на дачу (сейчас она у него двухэтажная), но огурцы и картошку больше не садит – жена разбила цветники и возится со всякими гладиолусами и георгинами. А зимой Юрий Фёдорович, как и прежде, выпиливает лобзиком по дереву. Мы болтали довольно долго, вспоминали общих знакомых. А когда алкоголь развязал ему язык, он шепнул мне на ухо:

– И всё же моральное удовлетворение я получил, поделом тем гадам – угонщикам досталось, не зря я тогда машину минировал. Как сказал бы герой одной известной драмы: «Так не доставайся же ты никому!..»

– Как же ты не боялся сам взлететь на воздух?

– Э, брат… У меня ж была целая система предупреждения. Через двадцать минут после того, как она запускалась, зажигалась лампочка и включался зуммер. Ещё через пять минут – второе предупреждение, а ещё через пять – третье. И уж если ты не сбросил систему – только тогда и рванет. Эти гады, угонщики, конечно же просто не обратили внимания ни на лампочку, ни на зуммер. Да и откуда им было знать, что это всё означает?

– М-да… Сколько лет прошло. А думается мне, и сейчас никто не догадался заминировать машину от угона.

– Как знать… – глубокомысленно ответил Юрий Фёдорович и замолчал. Больше в тот вечер он не сказал ни слова.

Марсианские штучки

Пуски закончились провалом, из трёх изделий два взорвались в полёте, одно на девятой секунде полёта, другое на тринадцатой. Генеральный в сердцах сломал четыре карандаша, конструкторы ходили тихие, расстроенные, подавленные. И только телеметристы глядели орлами: настал их звездный час. Теперь они примутся колдовать над своими магнитофонными лентами, расшифровывая показатели десятков тысяч датчиков, что были установлены на каждом изделии. И уж потом инженеры возьмутся за скучный анализ, будут отсеивать вышедшие из строя датчики, мудрить над показаниями исправных, чтобы в конце концов выдать на гора причину взрывов. Работа кропотливая, сложная, педантичная и очень долгая. А пока народ собирал барахло и в унылом настроении отбывал с Полигона в город. Телеметристы два дня назад упаковали свои бобины с магнитной лентой и улетели домой – работать. Основная масса сотрудников уехала вчера, а утром укатила последняя партия испытателей, прихватив обломки изделий, и суета разом закончилась, Полигон опустел. Вернее, та часть его, что принадлежала нашему КБ. Остался только Володя – консервировать аппаратуру, и слесарь Палыч ему в помощь, да ещё двое рабочих на седьмом участке сматывали и упаковывали кабели. А больше вокруг никого не было. Конечно, в нескольких километрах работали люди из других КБ, но до них как до заграницы – и далеко, и просто так, без специальных бумаг, не попадёшь. А где-то там, за горизонтом натянута в три ряда колючая проволока, лежит ухоженная контрольно-следовая полоса, стоят вышки с часовыми. Но они так далеко, что будто и нет их вовсе.

Оставшись один, Володя первым делом отослал Палыча к рабочим – помогать таскать тяжёлые кабели, чтоб не мешал ему заниматься делом. Дел на седьмом участке много – втроём, дай бог, к вечеру управятся. А сам принялся возиться с оборудованием. Он долго щёлкал тумблерами, проверял крышки и обесточивал всё, что положено. Едва закончив суетиться, Володя полез в свою папку с расчётами – у него мелькнула догадка, что виновник взрывов – пульсации от скачков уплотнений от истекающей струи двигателя. Несколько часов он остервенело жонглировал формулами, примерял их к соплу, согласовывал с отрывными зонами течения и турбулентным слоем, нервно терзал калькулятор, и в конце концов с досадой захлопнул папку – данных для полноценных расчётов не хватало, нужны цифры от телеметристов, значит, придётся запастись терпением и ждать.

Володя выглянул в окно – на улице стремительно темнело, выцветшее опалённое небо уже начало густеть над горизонтом голубым цветом. Он высунулся в окно по плечи, покрутил головой. Что-то Палыча долго нет. То ли ещё с рабочими сидит, то ли вернулся тихонько, и завалился спать в соседнем вагончике, пока ему новое задание не придумали. Ну и бог с ним. Деваться ему некуда – придёт. Володя включил настольную лампу и достал с полки потрёпанную книжонку без обложки. Уселся за стол, поближе к лампе, открыл книгу наудачу. Это был «Жук в муравейнике» Стругацких. Володя принялся читать, с удовольствием смакуя любимые места. Он одолел больше половины книги, и когда Максим Каммерер под мудрым руководством Экселенца уже начал подбираться к Абалкину, Володя ни с того, ни с сего почувствовал себя неуютно и зябко. Вагончик его показался маленьким и беззащитным, отчего-то даже далёким. Володя неожиданно почувствовал, как мало его неказистое убежище, и как бесконечна безлюдная, залитая мраком степь вокруг. Как в темноте мрака чёрными, жуткими провалами ещё более густого мрака тянутся кривые, с изрезанными краями, овраги. Только одинокое его окошко слабым жёлтым пятном маячит в этой безмолвной пустыне. И мурашки ознобом пробежали по спине, и нехорошо ёкнуло сердце, и вздрогнул, и передёрнулся Володя: что за наваждение? То ли холодом пахнуло из степи, то ли сыростью. Он повернулся к окну, чтобы закрыть створки и вдруг отчётливо понял, что с улицы, из сгустившейся давно тьмы на него кто-то смотрит, пристально и неотрывно. Ощущение было настолько ярким, настолько очевидным и выпуклым, что Володю пробил озноб. Взгляд казался отвратительно-липким, враждебным, бесконечно чужим, и чего-то ждущим. Володя выключил лампу, попытался вглядеться в черноту за окном, затаил дыхание, напряжённо вслушиваясь, и, конечно, ничего не услышал. Только ржаво скрипел старый флюгер на крыше да стрекотали сверчки. И увидеть ничего не смог, лишь близкие звезды пробивались кое-где сквозь чернильные плотные облака. Никого. Да тут и не может быть никого, не лес ведь, а охраняемый объект. Он взял себя в руки, загнал детские страхи поглубже, включил свет и вернулся к Стругацким.

Однако читать не получалось – он бегал впустую глазами по одной и той же строке и никак не мог понять, что же там написано. Да что за чертовщина такая? Володя вдруг понял, что давно слышит шаги за окном, то ли нерешительные, то ли осторожные. «Кто здесь?», – спросил он, чувствуя, как холодеет спина. Никто не ответил, а шаги сразу стихли. Или не было их? Он уже ни в чем не был уверен. Володя вышел из вагончика – пусто. Медленно, боясь споткнуться, обошёл его кругом. Никого. «Да что за глупости лезут в голову», – зло подумал он. Так недолго и свихнуться. Нет здесь никого, нет! И быть не может. Он вернулся в вагончик, погасил свет и лёг спать. Никто больше не смотрел на него из темноты, не шуршал и гравий под ногами. Только казалось ему, что с улицы слышно тихое мерное дыханье. Чушь! Сам себя запугал. Подумал так Володя и решительно отвернулся от окна, с головой накрывшись одеялом. Вскоре молодость и усталость взяли своё, и он заснул.