Сергей Валянский - Армагеддон завтра: учебник для желающих выжить Страница 9

И происходит вся эта тонкая балансировка в чрезвычайно нестабильных условиях, требующих непрерывного роста ВВП! Вся ситуация в целом напоминает езду на велосипеде с ведром воды на голове: стоять на месте нельзя — упадёшь, надо всё время двигаться, и чем быстрее, тем выше устойчивость. Но всякие привходящие факторы (порыв ветра из-за кустов, выбоина, камень на дороге) грозят ездоку падением, причём чем выше скорость, тем будет больнее.

В такой «потребительской» гонке пропасть между бедными и богатыми странами (и между бедными и богатыми людьми в каждой стране) со временем только увеличивается, а «середняки» скорее скатываются к бедным, чем приближаются к лидерам потребления. Поэтому, если рассуждать детерминистски и экстраполировать картину в будущее, можно сделать вывод, что богатые страны, несмотря на «временные трудности», будут всегда повышать уровень своего потребления, а бедные однажды обнищают окончательно и с тоски повесятся. Но потребление отнюдь не самое главное занятие на свете! Своими действиями общественные структуры сами изменяют «колею» дальнейшего движения, и совсем не исключён вариант, что при катаклизме, который выбьет из седла «американского велосипедиста», отставшие от него, казалось бы, навсегда «ездоки» — страны так называемого Юга — легко обгонят валяющегося на земле вчерашнего гиганта.

Ведь уже сейчас, при растущем неравенстве в потреблении благ, по некоторым другим важным позициям разница между Севером и Югом быстро стирается! Нынешняя разновидность мирового капитализма — глобализм — такова, что рассматривать приходится всю систему сразу. Изучать её по частям, а тем более по регионам (как это сделал Маркс, анализировавший европейскую разновидность капитализма) теперь уже не только не полезно, но и вредно.

Посмотрим повнимательнее.

На протяжении последних десятилетий в США заводы закрывались; высокотехнологическое и вообще всякое производство было перенесено в страны Юга, где рабочая сила дешевле. Но развитие здесь производства год от года повышает цену рабочей силы, ведь для обслуживания современного производства вчерашняя «провинция мира» готовит технические и научные кадры, а для этого создаётся и быстро развивается местное образование. А Соединённые Штаты постепенно теряют своё техническое и технологическое преимущество, и образование тут, как всем известно, в глубоком кризисе, специалисты — сплошь эмигранты из того же Китая, Индии и России. А эмигранты, приехавшие сюда в погоне за «длинным долларом», скажем прямо, люди маломоральные: случись Штатам «вылететь из седла», они мигом бросят их и вернутся домой, на Родину. Штаты останутся голыми.

Близкий аналог — тепло и холод: если поместить что-то горячее в холодную воду, то холодное нагреется, горячее остынет. Потоки энергии и вещества, благодаря которым функционирует динамическая система (в нашем случае человечество), ограничены, происходит диффузия, благосостояние уходит наружу, и ситуация выравнивается. Мир перевернётся: русские, китайцы и индусы получат свой шанс.

Но, как уже было отмечено, в неравновесной системе всё взаимосвязано. Если рухнет экономика США и доллар, неизбежно рухнет экономика всех стран, и как будет реализован полученный шанс — невозможно предсказать никаким образом. Прошлый опыт показывает, что начнётся отчаянная битва за власть и ресурсы, и это есть вопрос организации и самоорганизации в динамических структурах.

В предисловии к книге мы отметили, что действия по достижению «светлого будущего» всегда приводят к последствиям, которых не ожидали. Яркий пример последнего времени — повсеместная компьютеризация. Сколько было восторгов, когда она только начиналась! Мало кто обратил внимание на предупреждение, сделанное создателем кибернетики Норбертом Винером: «…Автоматическая машина… точный экономический эквивалент рабского труда. Любая рабочая сила, которая конкурирует с рабочей силой раба, должна принять экономические условия рабского труда. Совершенно ясно, что это произведёт ситуацию безработицы, по сравнению с которой существующий спад и даже депрессия тридцатых покажутся приятной шуткой».[22]

Однако он оказался прав. Снижение себестоимости продукции в силу упрощения учётных операций и себестоимости продаж за счёт электронного маркетинга и менеджмента сопровождалось массовыми увольнениями. Внедрение новых технологий привело к столь громадному сокращению занятости в основных отраслях промышленности и сельском хозяйстве, в сфере услуг и торговле, в банковском деле и даже искусстве, что мы в книге «Понять Россию умом» назвали одну из глав «НТР = безработица + нищета». Создаваемое техническим прогрессом некоторое число новых рабочих мест неизмеримо меньше того количества, которое ликвидируется им же.

В США уровень безработицы составлял в среднем: в 1950-е годы — 4,5 %, в 1960-е — 4,8 %, в 1970-е — 6,2 %, в 1980-е — 7,3 %.

Затем официальная статистика показала тенденцию к улучшению; внимательный анализ открывает тайну этого «улучшения»: пал Советский Союз. При всех своих уродствах СССР, официально стоявший на идеологии защиты прав трудящихся, давал мощный пример для всего мира. С его исчезновением условия труда в Штатах существенно ухудшились, размеры зарплат снизились, но показатели безработицы улучшились. Но с 2001 года они опять начали ухудшаться.

В Западной Европе накануне XXI века уровень безработицы завис на очень неприятном уровне в 10 % работоспособного населения. В 2003 году в России безработных было 10 %, в мае 2004 года — 7,2 %; тогда же в Германии — 11,5 %, в Японии — 4,6 %. Да, даже в Японии, где пожизненная работа в одной компании фактически рассматривается как неотъемлемое право человека, безработица есть и растёт.

В разных странах и процессы идут разные, и причины безработицы разные. В США люди теряют работу потому, что производство уходит в другие страны, где зарплата иногда на порядок ниже. В Японии — потому, что здесь производят товар на экспорт, а США не могут потреблять все японские товары, ведь в Америке (невозможно поверить!) дефицит денег, люди живут в кредит. В Европе промежуточная ситуация: тут есть своя дешёвая рабочая сила, но потребительский рынок маловат, евро дорогой…

Но это ещё не всё! Надо учитывать, что со старой, хорошо изученной ситуацией сезонных колебаний безработицы покончено. Люди меняют не места работы, а профессии; они не попадают в статистику безработицы, но несут ничуть не меньшие психологические нагрузки. Затем: повсюду, по всему миру идёт снижение числа постоянно занятых. Обзор, выполненный Крэнфилдской школой управления по поручению Европейской комиссии, сообщил об увеличении частичной или срочной (на срок до трёх месяцев) занятости в четырнадцати европейских странах. Самый большой рост был в Нидерландах, где 70 % корпораций увеличили использование частично занятых работников. Более половины немецких, итальянских, финских и шведских корпораций делают то же самое. Остальная часть Европы зарегистрировала увеличение частичной занятости в 30–50 % корпораций.

Ну и, наконец, рост зарплаты не только отстаёт от роста цен, но зачастую и просто падает. В Штатах тридцатилетний мужчина в 1970 году зарабатывал на 15 % больше, чем его отец, когда был в таком же возрасте; через поколение тридцатилетний мужчина приносит домой на четверть меньше, чем когдато его собственный отец. Насколько упали доходы в России, говорить нечего.

Пока есть источники энергии, можно мечтать об улучшении и даже принимать какие-то меры, проплачивать социальные программы. А что делать, когда кончится нефть? Когда окажутся «в минусе» вообще все необходимые ресурсы? Ведь мы уже говорили, что превысить ресурсный предел в принципе нельзя, неизбежны коллапс и катастрофа.

К этому надо готовиться! Сигналов, показывающих, в какую пропасть мчится наш неустойчивый «велосипед», теряя на ходу «лишних» людей, вполне достаточно, чтобы если не притормозить, то хотя бы задуматься. Готовить кадры, перенастраивать систему образования, переводить людей на землю, расселяя города… Но финансовая структура мира, которая, как мы уже показали, выживает сама по себе, пока (пока всё не грохнулось) наращивает гонку потребительства.

С точки зрения предлагаемой теории эволюции человеческие сообщества (как и все динамические системы) стремятся к устойчивости, и в качестве синхронизирующей структуры всегда выступает самая долгопериодная. Однако другие, короткопериодные внутренние структуры могут сорвать всю систему с устойчивого режима.

Самая «длинная» категория — культура. Самая «короткая» — политика. Хороший интриган, сев на трон или рядом с ним, может менять политику каждый месяц, тасуя людей и идеи, как колоду карт, разрушая экономику и финансы, а вслед за тем и культуру. И в своём развитии от «начала» и до «конца» быстрые обгоняют медленных и меняют их путь! Например, развитие общества требует определённого уровня образованности граждан. Образование — структура средней долготы. И вот однажды наступает момент, когда «короткой» структуре производства хватает лишь небольшого количества образованных кадров, а ещё более «короткой» структуре продаж требуется как раз побольше необразованных дураков-потребителей. И структура образования, из которой, собственно, выросли руководители и государства, и экономики, впадает в кризис и деформируется! Повторяем ещё раз: меняя один параметр системы (улучшая его для интересов одной из структур), ухудшаешь другой. Это закон эволюции, и его не обойти.