Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6416 ( № 20 2013) Страница 9

Почему новый рубеж? Потому, что время великих потрясений, время непонятного метания с 1895 по 1917 год уже именуется в литературе рубежом веков. Вот какое мнение об этом периоде встретилось мне во Всемирной сети: «Нет логики развития литературы, многоярусная художественная реальность, в которой индивидуальные писательские дарования, сколь бы выдающимися они ни были, оказываются лишь частью грандиозного целого», разве это не напоминает Россию сегодня?

Мы потеряли русского героя, дали дорогу американским «учителям словесности» и почти потеряли русского читателя. В современной литературе на русском языке закрепляются американские художественные образы. Нам предлагают героев без национальной самоидентификации, по­строенных по западноевропейскому алгоритму. Новый герой поколения ничем принципиальным не отличается от американца или европейца, потому что он – порождение их цивилизации. Тургенев был авангардным для своего времени писателем, нарисовавшим абсолютно нового западного человека – Базарова. Но в то же время он подарил нам и Лизу Калитину – идеал, эталон русской барышни. Современная же литература, не предлагая ничего взамен, тиражирует новых Базаровых! Не может называться классиком писатель, не способный отразить дух конкретной эпохи, настроение и чаяния своих, а не забугорных современников. Надо забыть английский язык, когда дело доходит до художественного текста, чтоб остановить «олитературивание» и вживление американизмов в родную речь.

Сегодня поэзия выходит на молодого читателя, а точнее сказать, на слушателя через разговорно-музыкальный жанр, коим давно удачно промышляет Гришковец с группой «Бигуди», но это всё-таки для интеллектуалов. «Электорат» канала ТНТ закрепляется за проектом «Верочка Полозкова», спрос на который, правда, меньше, чем на проект «Верка Сердючка», идущий в другой «весовой категории мозга». Кому мы обязаны появлением таких постперестроечных «русских поэтов», замешанных на квинтэссенции рок-культуры и диссидентской литературы? Если есть в нашей литературе антиобраз русской барышни , то это именно героиня Веры Полозковой.

В зарифмованных текстах Веры Полозковой нет размера, плоховато с рифмами, и непонятно, стали бы они читаемы, если убрать из них алкоголь, никотин, матерные и английские слова? Её барышня-антигерой живёт жизнью московской женщины, не знающей, куда себя деть. Сигареты – неотъемлемая часть образа, равно как и «винишко», водка, виски, куантро, текила – буквально учебник бармена для «чайников». Полозкова, между прочим, указывает, что гашиш прячут в подкладку пальто, а ещё сигарета – незаменимый помощник в сложных ситуациях: «Так бы открыла, вытянула, прикурила, отвернулась, выиграла бы секунд сорок, а то и минуту». Несчаст­ный лирический герой, «вино не лечит, мама плачет, а секс ничего не значит», простые и банальные проблемы женщины среднего возраста, не нашедшей утешения в браке и детях, оттого-то и переживающей о «мальчиках, что спят» с ней, не любя. И параллельно с этим внедрение американо-европейских образов, целая страна, в которой живут Джефри Тейтум, Дэвид Пэйдж, Бернард, Стивен, Грейс, Эстер и прочие.

Подобную литературу нельзя назвать даже псевдолитературой. Это химерная литература. Лев Гумилёв определяет химеру как образование (этнос), утратившее свои отличительные и характерные этнические доминанты, не сумевшее органично воспользоваться чуждыми для него, привнесёнными идеалами. Химеры возникают на границе контакта двух разных культур – суперэтносов. И именно такая ситуация характерна для современной России и в большей степени для Москвы, испытывающей на себе натиск западноевропейского и исламского суперэтносов.

Отказ от русских традиций поведения, скатывание в плоскость быто­описательного или бытопо­требительского породил эту новую химерную литературу. И оттого-то эмигранты Бродский с Набоковым так близки и любимы литераторами этой волны. Американцы не зря считают Набокова своим писателем. Тут впору вспомнить Н.С. Трубецкого, который предостерегал: «[?]насаждение во всём мире «общечеловеческой» (т.е. романо-германской) культуры превратит все народы мира в европейцев второго и третьего сорта, а европейцами первого сорта останутся природные европейцы, романские, германские и англосаксонские народы, для которых эта «общечеловеческая культура» есть в то же время культура национальная».

Совсем не случайно в роман Натана Дубовицкого «Околоноля» введён интертекст Алена Гинзберга, такого американского шестидесятника, стихи которого никогда не будут популярны у человека с русским менталитетом. В одном из эпизодов поэтический текст Гинзберга становится объектом торга. «Успешный шатурский уголовник», называющий себя человеком верующим, периодически издаёт «собственные» поэтические сборники, а стихи для книг ему продают поэты-коммерсанты. И именно для такого «православного» американская поэзия становится объектом восторга и восхищения. Вот он – типичный химерный читатель и писатель в одном лице. «В Америке после «открытий» Гинзберга практически любой может писать «стихи», и плоды этих открытий американская поэзия пожинает до сих пор», – считает Андрей Грицман. И точно такая же ситуация уже сложилась в России.

Система потребления диктует свои правила. Литература, шагнув в Интернет, становится частью бесплатного приложения для работы с текстом из пакета офисных программ. Наш человек потерял интерес к величайшему изобретению – печатной книге, променяв её на электронные устройства, которые, безусловно, удобнее, умнее и престижнее. Люди изменяют настоящей книге с очень хорошим суррогатом.

Нельзя полноценно радоваться и восхищаться русской словесностью, когда смотришь в экран компьютера, хотя есть ли такое наслаждение вообще, если речь заходит о чтении современной литературы? В самом деле, неужели кто-то будет снова и снова возвращаться к страницам Минаева, дабы посмаковать богатство языковых средств при описании процесса, когда модный и преуспевающий ведущий музыкального канала пытается скорее отделаться от очередной сожительницы, слишком задержавшейся в его жизни. Невозможно читать для эстетического обогащения интеллектуально выстроенные тексты Пелевина, и не только из-за нецензурной лексики, не потому, что он плохой писатель, – отнюдь. Просто это умные и занимательные цепочки из морфем, синтагм и лексико-грамматических разрядов. Вспоминая роман Пелевина «S.N.U.F.F.», можно упомянуть про программу «креативный доводчик», которая самостоятельно выстраивала текст из введённых в неё слов, «утрамбовывая» его в законченное произведение. Неважно, о чём хотел сказать автор, – программа берёт на себя функцию поиска смысла, а роль писателя может играть каждая кухарка.

Глобализация не страшна России, пока у нас есть свой язык и своя словесность. Задача современной русской литературы – уже даже не обогатить эту словесность, а просто-напросто сохранить, сберечь её.

Темир ТРОЯКОВ , ГОРНО-АЛТАЙСК

Шолохов здесь не ходил

Все, кто знал лично Олега Михайлова, все, кто читал его книги, и все просто нормальные люди содрогнулись от ужаса и боли, узнав об обстоятельствах и последствиях переделкинского пожара. Олег Николаевич был блистательным собеседником, энциклопедистом, который мог часами читать наизусть стихи, который сделал всё, что было в его силах, чтобы опубликовать книгу своего друга - ярчайшего поэта Сергея Чудакова. Михайлов отличался скромностью и теперь уже несбыточной интеллигентностью, никогда не лез под телекамеры и микрофоны. Но даже если бы он был просто старым одиноким человеком – разве кто-то заслужил смерть в охваченном огнём доме, из которого не было шансов выбраться?! Страшно читать слова бывшего литератора, а ныне популярного блогера А. Мальгина, написанные буквально по горячим следам трагедии, которая стала для автора не более чем поводом лишний раз отметиться в Сети: "Как писатель он был полный ноль"!

Человеческая жизнь несопоставима ни с какими книгами. Но они составляют смысл и цель жизни писателя. Мы неоднократно выступали с предложением собрать переделкинские архивы – а они хранятся почти на каждой даче – в одном месте. И в качестве такого места предлагали так называемый старый корпус Дома творчества им. А. Серафимовича на территории Городка писателей. Но руководителям МЛФ куда выгоднее сдавать эти помещения лётчикам, дальнобойщикам и какому угодно случайному люду, при этом выдвигая нелепые и несбыточные проекты сродни Нью-Васюкам. Например, строительство Шолоховского центра. При чём здесь великий Шолохов, никогда не живший в Переделкине и не любивший это место?! Здесь жили и творили другие, наряду с М.А. Шолоховым составившие славу отечественной литературы.