Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6471 ( № 28 2014) Страница 9

Правда, яркие бунтари начала века постепенно выродились в филологических акробатов и лингвистических фокусников, к тому же по большей части невероятных зануд.

Однако речь в данном обзоре пойдёт не о них, а о «потомках» символистов и акмеистов. О трёх поэтах из разных городов России. Надя Делаланд родилась в Ростове-на-Дону, Станислав Ливинский – в Ставрополе, Артём Морс – в Иркутске. Делаланд можно смело причислить к символистам, Ливинского – к акмеистам, а вот Морса – пожалуй, и к тем и к другим.

Все три книги изданы в издательстве «Воймега», в своём роде единственном, выпускающем в свет книги поэтов, и притом достойных, хотя это, увы, не имеет никакой коммерческой ценности, но зато, несомненно, имеет ценность духовную, а значит – вечную.

ПОЛЕ ЦВЕТОВ В ИЮНЕ

Надя Делаланд. Сон на краю. – М.: Воймега, 2014. – 48 с. – 1000 экз.

Символизм Нади Делаланд – не умозрительный, а чувственный, живой, с цветным разноголосьем запахов и звуков, то вселенско трагичный, то по-домашнему уютный и нестрашный. Жаркий, щедрый эмоциональный жест, взволнованный ритм, нарочито сбивчивая речь, открывающая многослойный смысловой простор, – вот основные штрихи к поэтике Делаланд.

Не дари ты мне – ни живых, ни мёртвых,

ни в тюремных горшках, распустивших нюни,

ни в торжественных похоронных свёртках,

подари мне поле цветов в июне.

А слабо – всё поле? Чтоб днём и ночью

стрекотало, пело, жужжало рядом,

семантическое, ага, в цветочек,

в мотылёк, в кузнечик, в листок дырявый.

Я бы этим полем твоим владела,

любовалась, глаз бы с него не сводила,

и вдыхала запах бы, и балдела,

и бродила, и хоровод водила.

Если угодно, это символизм человечный, внятный, в центре которого не умозрительные конструкции, а реальный лирический герой, вызывающий интерес и сочувствие. Не помню, чтобы лирический герой Валерия Брюсова или Андрея Белого пробуждал к себе подобные чувства. От стихов мэтров всегда веяло неземной прохладой... От стихов же Нади Делаланд идёт горячий ток, и нет никакой необходимости сверяться с внутренним вопросом: верю или не верю? Потому что однозначно – да, верю.

За это время я успела

родить детей,

привыкнуть к своему лицу,

понять, что душераздирающая жалость –

единственная верная любовь...

И вот этому верю тоже:

перестану узнавать

кто зашёл в мою палату

лица станут как заплаты

и когда влетит пернатый

ангел с клювом виноватым

ляжет рядом на кровать

грустный маленький горбатый

я возьму его с кровати

колыбельно напевая

чтобы ртом своим кровавым

навсегда поцеловать...

Вот каким, оказывается, может быть символизм – даже в наше жёсткое время – сердечным.

ПЕРЕМОТАЙ НА САМОЕ НАЧАЛО

Станислав Ливинский. А где здесь наши? – М.: Воймега, 2013. – 48 с. – 400 экз.

Станислав Ливинский – чистой воды акмеист. Выпуклая образность, острая наблюдательность, доверительная разговорная интонация, которую точнее всего можно определить так: брутальная хандра, – вот из чего складывается поэтический мир Ливинского.

Всё – череда сплошных утрат.

Вишнёвый луг и бежин сад.

Шагами меришь клетку.

А время, словно старший брат,

смеётся, ставит детский мат

и не даёт конфетку.

Всё здесь к месту, всё убедительно, даже разговорное слово «меришь» прочитывается без спотыкания.

Почти все стихи Ливинского – это овеществлённая ностальгия по юности, по всему молодому, счастливому, навсегда утраченному. Горьким обаянием тоски веет от этой книги.

И женщина, которую девчонкой

ты дёргал за косички в первом классе,

тебя не узнаёт. И плач ребёнка

ещё бессмыслен, но уже прекрасен.

Перемотай на самое начало.

Запоминай обратно эти лица,

где сердце неразборчиво стучало

и в книге жизни вырваны страницы.

Она пройдёт, как будто не заметит.

Не дёргайся! Ну что бы ты сказал ей?

Что помнишь. Что у вас могли быть дети

красивые с зелёными глазами.

Лирический герой Станислава Ливинского – нежный хулиган, искренний, одновременно безутешный и задорный. И вот эта амплитуда – безутешности-задорности раскачивает каждое стихотворение на эмоциональных качелях. Точен их интонационный размах, крепко смысловое натяжение опоры, мощен ритмический поток ветра в лицо. Для Ливинского-поэта нет неважных деталей, все они создают необходимую атмосферу.

Например, вот такого неожиданного и тёплого портрета родителей:

...И будто бы мама с девичьей косой,

а с нею отец, молодой и колючий,

пьёт чай у окошка в трусах и босой

из кружки любимой с отбитою ручкой...

ЮНЫЕ СУМЕРКИ

Артём Морс. Другими словами. – М.: Воймега, 2014. – 40 с. – 400 экз.

Артём Морс – самый молодой из трёх представленных авторов. Ему чуть за тридцать, прошёл школу Литинститута. И поэтика – молодая, свежая. В сборнике несколько стихотворений о школьном детстве, и все яркие, без зрелой усталости и мировоззренченской изношенности.

Мне восемь лет – я, кажется, пою,

и старый снимок это отражает.

В дурацком детском галстуке стою

на дне рожденья друга – он не знает

и я не знаю, как мы будем жить,

чего искать, с кем расставаться,

о чём мечтать, кого любить,

в какой толпе теряться.

<...>

А мы поём, мне восемь лет, и всё,

всё хорошо, на улице темнеет,

зима, гирлянда светится огнём,

и мы поём, кто как умеет.

(«Фотография»)

От житейских подробностей рукой подать до метафизики и вопросов жизни и смерти. Акмеистическая поэтика естественно и ненатужно перерастает в символическую. Сменилась интонация, а у Морса она не застывшая, а всегда разная, – сменился угол зрения, а значит, и стиль.

На тонком лезвии рассвета,

в метафизическом Крыму,

когда-нибудь я встречу лето

и не умру.

Эмоциональность Артёма Морса не броская, а скорее сдержанно-глубокая. Есть почти во всех стихах книги какая-то солнечная грусть. Но это не пышное полдневное солнце, а скорее закатное, но ещё не состарившееся. Это состояние, которое можно было бы назвать юными сумерками. Гармонично сочетаются и лексические ряды: от разговорного до высокоштильного. И вообще вся разношёрстность и некоторая угловатость поэтики Морса создают странный уют, как если бы на развалинах дома поставить удобное кресло и сидеть как ни в чём не бывало, любуясь на облака. Черпая гармонию не из внешнего, а из внутреннего мира, тоже достаточно хрупкого.

О родине ни слова,

чего болтать о ней,

она придёт, и снова

скрипит входная дверь...

Теги: современная поэзия

Поэт в России – меньше чем…

Один мой знакомый сочинитель очень переживал за судьбу сирийских детей. Вот совсем недавно, меньше года назад, во время очередного кризиса вокруг Дамаска. Не могу, говорит, спать спокойно, когда американская военщина собирается бомбить несчастных сирийских детишек, уважать себя не буду, если сейчас промолчу. И не молчал. Все пальцы стёр о клавиатуру. Прошло совсем немного времени, и мы видим, как бомбы, ракеты и снаряды обрушиваются на города Новороссии. Массово гибнет мирное население, старики, дети. Телевизор без содрогания не включишь. Вот, к примеру, репортаж о том, как в Луганске хоронят 10-месячного малыша. Отец вывез его в коляске на прогулку, а тут вдруг обстрел украинской артиллерии[?] С тревогой думаю о знакомом сочинителе: как он там, извёлся, поди, бедный, рвёт и мечет, слёзы льёт, головой о стену бьётся от бессилия? Ничуть не бывало! Смотрю, пишет себе в Фейсбуке разные разности, картинки вешает, анекдоты травит. Судьба детей Новороссии его совершенно не волнует. Не тот тренд. Не потрындишь тут. И не потрендишь.