Владимир Положенцев - Хвост огненной кометы Страница 9

Обежали торец здания. Возле входа нас тоже поджидали солдаты.

– Кажется, Рохлин для нашей безопасности перебросил сюда весь свой корпус, шепнул мне Саня.

По команде Еремина, бойцы углубились внутрь дворца. Я решил записать на лестнице стендап (корреспондент в кадре). Анненков подхватил камеру, я взял микрофон, но язык словно прилип к горлу. Тишина вокруг просто звенела и этот звон никак не давал мне сосредоточиться. В результате я выдавил из себя лишь: «Съемочная группа Общественного российского телевидения впервые заходит во дворец Дудаева, после его взятия федеральными войсками». Эту никчемную фразу можно было и не записывать в кадре. Саморекламы на экране я никогда не любил, но это действительно нужно иногда делать, чтобы под эксклюзивным репортажем поставить собственную подпись – да это мы снимали, а не украли пленку у зазевавшихся коллег.

По лестнице поднялись на второй этаж.

– Выше не пойдем, – сказал Еремин.-На верху еще могут оставаться недобитые бандиты.

Но для полного впечатления с лихвой хватило и второго. Весь необъятный коридор, проломленный по середине бетонобойными бомбами, горел. Без дыма и копоти, каким – то ровным, алым пламенем. Саня снял великолепные кадры – высокое пламя, а сквозь него, через брешь в стене, гостиница «Кавказ», у которой замерли два подбитых танка.

Зашли в одну из комнат. За окнами, как на ладони, площадь Ленина. Я подошел к правому окну и слегка высунулся. Почти сразу от бетонного оконного проема отлетел кусок штукатурки. Пуля со свистом отрикошетила в глубь помещения.

– Во, блин, по нам стреляют, – вырвалось у меня.

Оказалось, Анненков умудрился снять этот момент. Кадры с моей головой в окне, потом демонстрировали почти все мировые телеагентства, кроме нашего ОРТ. Редакторы сказали, что планы потеряли. Подпольная продажа видеоматериалов за наличку, тогда широко практиковалась. Одни бегали под пулями, другие делали деньги, сидя в теплых кабинетах.

– Снайпер! – налетел на меня хищной птицей полковник. – Не задело? Слава Богу. Все, уходим.

И в самом деле, пора было уходить. Три обстрела за день – не шутка.

Свои среди своих

В Моздок возвращались в теплом вертолете Степашина. Саня включил накамерную лампу, и я за полчаса спокойно написал текст. Спецназовцы из охраны директора ФСК налили нам по полстакана коньяка и весь оставшийся полет мы сладко проспали.

Редакторские ножницы в Москве, почти не тронули моего сюжета. В нем прозвучало главное, что я за эти два дня понял, и чего ждали от меня федералы – армия действительно воюет за Россию. Не за интересы нефтяных королей и кремлевских политических интриганов, а именно за Россию. Это оценили боевые офицеры, и уже на следующий день отношение к нам в Моздоке изменилось. Мы стали своими среди своих и сняли за ту командировку еще много военных репортажей. Заметки для них в моей другой записной книжке.

Красные маки

Заметки военного корреспондента программы «Время» из другого дневника

Сюжет первый. Один в поле воин

Теплая встреча

18.05.1995. И так настроение было ни к черту (9-го мая я вел парад Победы на Поклонной горе, и вышла одна неприятность), а тут еще этот пьяный подполковник из пресс-службы – предъяви ему московскую аккредитацию внутренних войск и все. А я просто не успел ее оформить.

Утром меня вызвал замглавного редактора Игорь Минаев.

– Понимаешь, – шеф задумчиво потер подбородок, – звонил Береза. Нужны репортажи из Чечни о мирном урегулировании конфликта. Там какие-то переговоры, что ли идут. Может, съездишь?

Никто и никогда на программе «Время» не отправлял корреспондентов на войну в приказном порядке. Шли только «добровольцы». В тот день я дежурил от отдела и как раз писал комментарий о ситуации в республике. Находился, что называется, в теме.

– Желание Бориса Абрамовича, конечно, закон, но сегодня закончился срок перемирия. Федералы начали наступление на Бамут и Сержень-Юрт, чтобы выйти в горные районы. Какое урегулирование?

– Я видел твой материал в девятичасовых Новостях, – кивнул Минаев, – но это же ты лепил по агентствам, а что там на самом деле происходит, не известно.

– В Грозном Коровкин сидит, позвони ему, – неуверенно попытался убедить я начальника. Лишний раз соваться «на фронт» не хотелось, за меня очень сильно переживала больная мама.

– Коровкин три дня назад улетел под Ведено и от него ни слуху, ни духу.

С Игорем у меня сложились полуприятельские отношения. И все же шефу «в просьбе» не откажешь.

– Ладно, – согласился я вздохнув. – Когда нужно ехать?

– Вчера.

Я обзвонил всех федералов – десантников, морпехов, летунов, но никто в тот день в Чечню не летел. Только в пресс-службе внутренних войск Василий Панченко с радостью мне сообщил, что их борт уходит на Моздок из Чкаловского через два с половиной часа.

– Возьмете?

– Нет проблем.

– Теперь от вашей пресс-службы вроде бы официальная аккредитация нужна.

– Не успею нарисовать, – прохрипел в трубку Вася, – начальника нет. Я позвоню в Ханкалу. Мой зам тебе бумагу на месте выпишет.

Заместитель Васи вертел под карманным фонариком мое удостоверение (на Ханкалу давно уже навалилась ночь) и ехидно улыбаясь, повторял одно и тоже:

– Давай аккредитацию. Нет аккредитации, будешь безвылазно сидеть со своей группой на базе.

Я прекрасно знал этого подполковника, так же как и он меня. Однако у Валеры К. (не буду называть его фамилию), видимо в голове что-то переклинило.

– Панченко по поводу меня звонил?

– Телефонировал. Ну и что? Я здесь хозяин, так и передай потом Васе.

– Зачем потом? – рассердился я.-Могу прямо сейчас рассказать ему по спутниковому телефону, что его подчиненные, вместо того чтобы выполнять свои служебные обязанности, пьют горькую, как собаки.

– А-а, собаки, – махнул куда-то рукой Валера.-А я ведь имею право без аккредитации тебя и в яму посадить. В зиндан хочешь? Могу.

Мне ужасно надоел подполковник, но приходилось выслушивать его ахинею. Оператор Володя Кипин велел своему ассистенту развернуть спутниковую связь. Почти в полной темноте я видел на его лице неподдельный испуг.

– У вас нет разрешения на пользование спутниковым телефоном в зоне боевых действий! – чуть ли не на всю военную базу закричал Валера.

Это была последняя капля. Я уже собрался не на шутку поругаться с Валерой, но из ближайшей палатки вышел человек в белой майке и камуфляжных штанах. Он спокойно сказал подполковнику:

– Все, хватит комедию ломать, иди спать.

Валера, как ни странно, послушался. Он сунул мне в руку мое удостоверение и покорно поплелся к брезентовому шатру.

– Майор ФСК Замятин, – представился человек закуривая.-Не обращайте внимания. От постоянного нервного напряжения некоторые даже от пятидесяти граммов водки в осадок выпадают. Ложитесь спать. В палатке для вас три койки приготовлены. Завтра с писульками разберетесь.

Внутри шатра потрескивала круглая буржуйка, над ней, на перекрученном шнуре болталась слабая сорокаваттная лампочка. Моя железная кровать оказалась напротив Валериной. Бдительный подполковник возлежал на ней прямо в форме, уткнувшись лицом в подушку.

В левом дальнем углу палатки кто-то похрапывал, причмокивал и разговаривал во сне непонятными, рублеными фразами. Умиротворяюще гудела высокая печная труба, а снаружи изредка шелестели, словно кто-то рвал пергаментную бумагу, пролетающие в сторону гор реактивные снаряды. Одиночные Ураганы хлопали где-то очень далеко и их едва различимые разрывы по звуку напоминали зарницу. Чуть ли ни каждую минуту раздавалось шипение, и в окошки палатки вливался молочно-синий свет. Медленно опускавшиеся на парашютах осветительные ракеты создавали в помещении атмосферу мертвецкой.

Прогоняя дурные мысли, я закрыл глаза, и тут же услышал выстрелы. Пара одиночных хлопков, затем длинная очередь. Палили из автоматического оружия, но не нашего. За время, проведенное на войне, я научился различать тембр Калашникова. А это был голос «чужой» – редкий и хлесткий. Скорее всего, М-16. Никто из находящихся в палатке на это не отреагировал. Но вот в дело вступил тяжелый пулемет, и Валера сразу подскочил на своей койке. Сопя и кряхтя, он выудил из – под подушки огромный, явно не табельный пистолет и метнулся ко мне. Залез под кровать и принялся под ней что-то искать. Наконец, удовлетворенно хрюкнув, выскочил из палатки.

– Для пьяного стрелка каждая бутылка цель, – проворчал майор Замятин и, вздохнув, повернулся на бок.-Вернись, Валера, я все прощу! Маниакальная депрессия.

Валера вернулся довольно быстро. Врезался головой в металлическую опору шатра и повалился на так и не разобранную постель.