Газета Завтра - Газета Завтра 152 (44 1996) Страница 9

И здесь все зависит от того, кто будет стоять у власти, кто будет в парламенте, кто будет в министерстве обороны, кто будет в таком же министерстве, как я, работать. Я говорю: главное — это не избитые лозунги, а кадры. Исходя из этого, я иногда ставлю во главу угла, казалось бы, мне несвойственное. Например, я сейчас первым делом поднял вопрос, почему из Казахстана за 5 лет в Россию уехал один миллион человек? Но уезжают кто? Русские, евреи, немцы. Это ведь те, на ком, не надо скрывать, держалось промышленное производство Казахстана. И когда мне говорят: “Нет проблемы беженцев” — я возражаю: “Как это нет? Вот, если нет в Белоруссии, то нет, мы это видим. А если уехал миллион, то она есть!” Я им говорю: “Вот министр Аман Тулеев, казах, представляет Россию! А у вас где русский министр, ну-ка покажите, почему он не представляет казахскую сторону?

С проблемой кадров связана и такая работа, как обучение людей. Я встречался с министром обороны И. Родионовым, у него такая же боль. Если мы принимаем учиться военных из СНГ — вот из Казахстана они приезжают, из Узбекистана — их даже в российские группы не зачисляют. Зачисляют в иностранные, вместе там с Турцией, я к примеру говорю. Опять же плата за обучение страшно большая. А если плата большая, то люди задумываются: “А зачем вы нам нужны? В Турции меньше нужно платить. В натовских академиях — тоже меньше. Те даже льготы предлагают”… Вот они и посылают своих военных учиться в Турцию, Англию, США. Но если я учусь в Америке, то, наверное, больше буду стоять за НАТО, я буду эту политику проводить. А если я учусь в России, то что бы там ни говорили, я всегда буду лицом развернут в сторону alma mater.

Нужно сегодня уже думать о кадрах. А для этого немедленно вводить льготы в институтах, и даже большие, чем мы делаем своим. Вот тогда, действительно, придет новый пласт людей, они войдут в правительства, они возглавят министерства культуры, промышленно-финансовые группы, предприятия, где будут проводить пророссийскую политику.

А. П. Второе направление очень острое и дорогое — Белоруссия. Я знаю, что вы недавно были у Лукашенко, вашу поездку шельмовали демократы, пытались показать в каком-то карикатурном, уродливом, чуть ли не криминальном свете. Как вы чувствуете вот это мучительное сближение Белоруссии и России, рывок Лукашенко к нам и постоянное его выталкивание из нашей зоны? Что здесь можно сделать? Это тоже огромная задача, и огромный успех здесь таится, если вам удастся опять связать Лукашенко с политическими и общественными слоями России…

А. Т. Это единственный выход, единственное спасение на сегодняшний день. Ведь посмотрите:и Украина, и Узбекистан — это сейчас практически форпосты против интеграции. Тот же Бжезинский говорил своим: кончайте, мол, тянуть с этой Украиной, давайте ей какие угодно льготы, кредиты, послабления, все делайте, чтобы оторвать от России…

И на это конгресс США выделяет 80 миллионов долларов, отправляет на Украину бизнесменов. А 300 человек специально сидят в американском посольстве в Киеве и просчитывают, каким способом Украину интегрировать с Соединенными Штатами Америки, с другими государствами. Делают здесь все возможное, чтобы оторвать от нас Украину. И у них, к сожалению, на сегодняшний день это получается. А Украина в качестве признания за “заботу” соответственно себя ведет с Черноморским флотом и Севастополем, то есть ее “отыгрывает”, у меня просто других слов нет.

Спасение наше — Белоруссия. Вот почему Запад так бьет по Лукашенко. Когда я туда поехал и напрямую его поддержал, — на меня сразу обрушили всю несметную грязь. И обрушат на любого. Поедете вы, вас будут чернить и травить, потому что все понимают: если Белоруссия и Россия объединятся, то все потуги западных стран по отрыву и дезинтеграции провалятся наполовину. Беда и трагедия Лукашенко не в том, что он ссорится с парламентом или еще с кем-то, это чепуха; и не в том, что он там хочет получить больше прав — то, что он просит, это меньше половины прав нашего президента, — а в том, что он предлагает идти дальше интеграции, он предлагает СОЕДИНЕНИЕ. И как только он это предложил, с этого самого дня он стал мишенью для самых злобных нападок.

Президент Лукашенко готов идти на любые интеграционные шаги. И тормоз — в России. Если бы все наши политики к этому подключились, уже бы давным-давно все неладилось. И Щарецкий начал себя так вести неспроста. Он ведь 16 дней был в Америке и после этого вдруг “осмелел”. Что же мы об этом тоже скромно умалчиваем?

Кроме того, когда я был с Лукашенко, он сразу же, навскидку предложил пять программ. Допустим: группа тульских заводов и группа белорусских заводов — программа “Автодизель”. Наши машины ведь никогда не впустят в Европу — выдвинут претензии по качеству, по выхлопам, по двигателям и т. д. Затем программы по военно-промышленному комплексу, по компьютерным делам, по оптике… Как я могу с ним не соглашаться, когда сегодня их введи, завтра они дадут отдачу. Поэтому то, что делает Лукашенко,- подвиг и, как говорится, дай Бог ему здоровья! А то, что на него нападают со всех сторон — это естественно: уж больно серьезные интересы сталкиваются сегодня по поводу Белоруссии.

Но с другой стороны, давайте посмотрим: если мы потеряем Белоруссию, если мы потеряем Приднестровье, мы же тогда вообще изолированы будем. Белоруссия — это выход практически во все страны Европы. Что же будет, если там придет к власти человек, который будет не пророссийски настроен? Молиться надо, радоваться, что Лукашенко идет дальше хозяйственной интеграции… И если у нас этого не останется, надо будет проводить границы в Воронежской области.

А. П. Было такое ощущение, Аман, и оно сохраняется, что таран талибов на Кабул, на север что-то сдвинул в мозгах наших дезинтеграторов. Затрепетала вся Средняя Азия, зашевелился Каримов, в Казахстане произошла мутация… Россия вдруг впервые заговорила о южном поясе, о стратегических наших рубежах. Не показалось ли вам, что эти реальные геополитические угрозы, о которых наши политические элиты как бы не догадываются, сдвинут интеграционный процесс? Ведь кроме экономической целесообразности, традиционности, есть еще чувство общей опасности. На Среднюю Азию надвигается огромный каток: турецкий, пакистанский, исламский. Произошел из-за удара талибов по Кабулу какой-то сдвиг в сознании? Почувствовали вы это как министр?

А. Т. У меня тоже было ощущение, которое заставило вспомнить гражданскую войну. На Россию со всех сторон шла Антанта, стрелы на карте, помните? Вся страна была в огне этих стрел. Вот так и сейчас: НАТО с Запада, талибы — с юга, здесь — Чечня. Казалось бы, сама эта грозная атмосфера, приближение опасности должны политиков объединить. Но ввиду того, что этого не происходит, я делаю вывод: настолько уже все продали, раздали, что своего-то здравого смысла почти не осталось.

То, что Виктор Степанович Черномырдин съездил и провел встречу глав правительств в Алма-Ате, то, что договорились о совместных мерах — это уже шаг большой. Идет работа и внутри Узбекистана. Но очень многое будет зависеть в данном случае от российской позиции. Каким образом поведет себя Россия? Сможем мы выполнить хотя бы то, что обещали? Ведь трагедия наша на сегодняшний день в том, что мы заключаем соглашения, но их не выполняем. Прежде всего нет механизма для их выполнения. И тот же Каримов ведь прав, когда говорит: “А что с вами заключать, когда вы ничего не выполняете?” И в основе его позиции лозунг такой: “В интеграции “бедных” не бывает”. Если бы Россия была экономически сильна, то нам не нужно было бы вести эти разговоры. К экономически сильному государству все немедленно бы прилепились. Но когда Россия в таком состоянии — ищут более сильного партнера. Того, кто дает деньги, того, кто дает кредиты. А с Россией сейчас ведется дело так: а посмотрим, может, еще что-то и получится…

А. П. Аман, я помню, когда вы сами решали эту мучительную проблему: идти в исполнительную власть или не идти. И когда на нашем Народно-патриотическом союзе она довольно горячо обсуждалась, там была и такая формула: пусть Тулеев идет туда, пусть использует министерство как трибуну для агитации и пропаганды патриотических идей, в любом случае это будет полезно. Мне такой тезис казался несерьезным и сомнительным. Если входишь в команду, если входишь в правительственную корпорацию, то этика профессионала, какой бы политической ориентации он ни был, требует относиться честно к корпорации. И я убежден, что вы эту этику сохраняете. Войдя в правительство, вы вынуждены работать под ту музыку, которая там играет. И это правильно. Но какое впечатление на вас произвела сама эта атмосфера? Правительство, люди, кабинет, проведение заседаний, общение с партнерами, министрами, с Родионовым, с Куликовым, с самим Черномырдиным? Что такое правительство сегодня, какими оно живет законами?

А. Т. Для меня, действительно, это был очень мучительный вопрос. Я по складу сшит и уcтроен так: если ты вошел в команду — не имеешь права идти против нее. Иначе это просто свинство. Поэтому у меня лозунг один, и я везде говорю об этом. Идет заседание правительства. Вот здесь ты, пожалуйста, спорь, выступай, доказывай до хрипоты, проводи свою линию. Но правительство — это коллегиальный орган. И если им принято решение, то все споры ты должен оставить здесь, а вне стен правительства проводить линию правительства. Это должно быть свято для любого политика. Если этого не будет — пойдет расшатывание государственной власти, уничтожение исполнительной власти.