Детеныши любви. Cборник лучших рассказов и эссе - Алексей Леонидович Курилко Страница 9

и «божье наказание» административного руководства учебного заведения, буквально считающего дни до его выпуска, – сказал, что Димон, как он его называл, отныне под его личной защитой и, мол, если что, пусть всегда обращается. А взамен, как бы между прочим, Монгол попросил достать ему фотку актрисы, что играла принцессу в фильме «Обыкновенное чудо», и если будет возможность, пачку заграничных сигарет. Последнее Дмитриеву было устроить легче, из Болгарии он привёз блок «ВТ». И десять пачек жевательных резинок. Одна жвачка ценилась на вес золота. За неё могли драться насмерть. Одну жвачку по очереди жевало человек десять в течение двух суток.

До десяти лет Дима полагал, что он проклят, с его страданиями могли сравниться только мытарства диккенсовского Оливера Твиста, да и то Оливеру, как полагал Дмитриев, было легче, поскольку внешне он мало чем отличался от других беспризорных мальчишек, ему просто не везло по мелочам, тогда как Диме крупно непосчастливилось с самого рождения… Но уже через пару лет Димкина жизнь изменилась в лучшую сторону на двести процентов. Он мог уверовать в свою счастливую звезду… А между тем, он всё время ждал от судьбы подвоха, предыдущие годы приучили его жить всегда начеку, не расслабляться…

Четыре года длилась эта сказка. Четыре года почти беспрерывных сьёмок у самых известных режиссёров страны. Кого и где он только не играл! В фильме о Пушкине изображал Пушкина в детстве, лицеиста… В другом фильме играл прадедушку великого поэта-гения – арапчонка, подаренного Петру Первому. Арапчонку предстояло стать в будущем крестником царя и дослужиться в русской армии до генеральского звания – фильм снимался по неоконченной повести Пушкина «Арап Петра Великого»… Он был задействован во всех фильмах об Америке, где нужен был темнокожий «бой». «Приключения Тома Сойера», «Пятнадцатилетний капитан», «Короли и капуста», «Мираж» и так далее… Всего около сорока картин. В пяти из них у Дмитрия были главные роли, в семи-восьми – второстепенные, в остальных весьма интересные эпизоды. В какой-то момент он уже мог позволить себе выбирать – какому предложению отдать предпочтение. Бессловесные роли он уже даже не рассматривал. Иногда позволял себе также ставить условия работникам от кино. Но он не «зазвездился». После съёмок он возвращался в учреждение, где был таким же, как сотни других детей, – никому не нужных, брошенных, забытых, преданных своими матерями, лишённых любви и родительской ласки… Кто-то ему завидовал, но в основном детдомовцы гордились, что среди них есть тот, кто уже доказал – они не хуже детей, имеющих полный комплект родителей.

Благодаря Дмитриеву к детям, живущим вне семьи, приезжали на праздники знаменитые артисты, певцы… Он договорился о том, чтобы родному детдому подарили три цветных телевизора.

Маленький Дмитрий мог стать большим человеком. Он зарабатывал неплохие деньги. Ему пророчили великое светлое будущее. Однако эти пророки не учли того, что Дима продолжал расти, а в советском кинематографе не так уж много снимается фильмов, где можно использовать его специфическую внешность. К тому же он не был стопроцентно чёрным. Если в кадре нужны были по сюжету рабы или чернокожие американцы – тогда ещё не настаивали на обязательном политкорректном слове «афроамериканец», – то он подходил меньше, чем студенты малоразвитых держав, которым Советский Союз предоставил возможность бесплатно получить образование.

Сказка заканчивалась, начиналась жизнь. На съёмки приглашали всё реже. Окончить десятилетку с золотой медалью не получилось. Из-за давнишних частых отъездов Дмитрий многое пропустил и не всё смог наверстать. Но он пока не отчаивался. Жизнь всё ещё к нему благоволила.

Раньше – до первых съёмок – самые задиристые ребята дразнили его, били «гуртом и в одиночку», старались всячески отравить ему жизнь. Но теперь всё было иначе. И не только в родном или параллельных классах. Теперь самые крутые пацаны спешили заполучить его в свою компанию, а в тех компаниях учёбу презирали, в тех компаниях ценились и культивировались иные способности – драться, воровать, пить, курить.

Нельзя сказать, что Дымок – такую кличку дали ему новые дружки – покатился по наклонной, но его усиленно сбивали с верной дороги на скользкий путь…

Получив аттестат, Дмитрий поступил в институт на актёрский, но одновременно с этим буквально чудом трижды еле избежал тюрьмы. Два раза обошлось вообще без последствий – спасло заступничество одного знаменитого режиссёра, а также Димино несовершеннолетие, однако в третий раз ему присудили два года колонии, к счастью, условно.

С Димой провели серьёзную беседу. И не одну. Все разговоры сводились к тому, что пора бросать водить дружбу с теми, кто тянет его за собой в яму.

Последнюю такую беседу с Дмитрием провёл старый, сильно пьющий, но любящий его, как родного сына, военрук, капитан в отставке Палыч:

– А ну, ком ту ми, шо скажу, слышь? Тя, Дым, наши голодранцы погубят тока так. Ты беги от ихнего влияния. Тот же Монгол или Кручёный уже на «малолетке» побывали, а до того полгода в специнтернате, это я про Кручёного грю, в ихняй жизни изначально усё было ясно, як у ночь кромешную. Так они ещё с Мотылём связались, он, кстати, тоже наш выпускник. Добрый же был хлопец лет десять назад, угнал автобиль, а ведь шкет ещё был тада – лет пятнадцать. У тя тлант от бога, ты можь в теятр после исинтута устроица, бушь там Дезмону по шесь раз на месяц душить… А хто ж там же главную роль в Отеле грать буд? Кму, як не те? Ты токо же фуйнёй-то не увлекася? Те над ртистом станвица! Поял? То есь… Ферштейн?

Дым заверил, что всё понял. Но через два месяца его вновь арестовали.

«Серьёзные люди» попросили его им помочь. Есть квартира, хозяева ехали на море, а форточку в квартире оставили открытой. Четвёртый этаж, но если по водосточной трубе, до форточки – рукой подать, а он парень ловкий, юркий, худой, но жилистый… Он залезет, откроет им тихонько дверь изнутри, а дальше… А дальше не его забота! Его дело – маленькое: залезть через форточку, а за маленькое дело – большие деньги.

Маленькое дело окончилось большим конфузом. Дымок, прямо как Вини-Пух в норе, застрял в форточке… У него родителей не было. И некому было удивляться тому, как быстро он растёт…

8

Сейчас Дмитриеву около пятидесяти. Его курчавые чёрные, жёсткие на вид, как проволока, волосы припорошены сединой.

Историю своей жизни он рассказывает спокойно, но иронично, красочно, порой даже хоть и с ленцой, но талантливо разыгрывает в лицах:

– Три месяца мы с ней встречались. Располагая её к себе, я,