Геннадий Андреев - Горькие воды Страница 10

Так в лесу происходит нескончаемая борьба между Леспромхозами Наркомлеса и армией самозаготовителей. Борьба эта отнимает у тех и других много времени и сил и для Леспромхозов не легка. Как всякое постоянное и давно работающее предприятие, Леспромхоз более инертен, неповоротлив, медлителен — самозаготовитель юрок, напорист, энергичен. Он платит штрафы, его работники садятся в тюрьму — на их место приходят новые и продолжают дело предшественников. Над самозаготовителем довлеет одна задача: всеми способами достать для себя лес, — Леспромхоз заготовляет лес не для себя, и лишь «выполняет план». В советских условиях основная задана самозаготовителя превращает его в партизана, в хищника: его дело налететь в лес, урвать для себя клок и поскорее этот клок съесть. Это приводит самозаготовителя к частым стычкам с Лесоохраной.

Хозяином самого леса является Главное Управление Лесоохраны и Лесонасаждений. Оно имеет Лесхозы-лесничества, со штатом лесников, объездчиков, рабочих. С леспромхозами у лесхозов отношения налажены и обычно протекают без больших конфликтов, но в самозаготовителе Лесхоз видит своего кровного врага: самозаготовитель чаще работает кое-как, стремится увильнуть от очистки площадей после рубки, рубит деревья, которые нельзя рубить, портит древесину. За все это Лесоохрана жестоко преследует самозаготовителей и неустанно борется с ними.

Партизанство самозаготовителей Обходится дорого: если по прейскуранту Нарномлеса кубометр круглого леса стоил в Москве 15–16 рублей, то самозаготовителю он обходился в 60 — 80, а иногда и 100 — 120 рублей кубометр. Но выхода нет: производства и строительства требуют лесоматериалов, Наркомлес их дать не может — приходится тратить и 100 рублей за кубометр, лишь бы выполнить свои работы. Стоимость же их в конечном счете скажется на кармане и желудке основного потребителя, рабочего и крестьянина страны.

Так работала лесная промышленность в период «строительства социализма». Ликвидировав в лесу сначала частное предпринимательство, затем продуктивно работавшее предпринимательство кооперативное и не в силах обеспечить страну лесом при помощи «социалистических методов», большевики практически ввели в лесных работах безобразной формы суррогат частного предпринимательства, приводящий к огромным затратам и приносящий лесу огромный вред.

Часто получается, что самозаготовитель, в погоне за хорошим лесом и не рассчитав своих сил, справляется с самой легкой работой, с рубкой леса, а вывезти его не в состоянии. Заготовленные бревна остаются в лесу и гибнут. Таких лесных кладбищ рассеяно много по северу России и по Сибири.

Одно из них мне пришлось встретить в конце 1941 года. Когда выяснилась необходимость немедленно начать строительство новых заводов, взамен оккупированных немцами, я был командирован в Сибирь с особым заданием: организовать вывозку около 20 тысяч кубометров бревен к линии железной дороги.

Лес этот был куплен нашим Наркоматом у какого-то самозаготовителя еще году в 1938. Добравшись до места, я разыскал лес: прекрасный материал для любых строительных работ, он частью был собран в штабеля, а большей частью разбросан отдельными бревнами, так, как его заготовили года три-четыре назад. Эти разбросанные бревна уже не были строительным материалом: тронутые гнилью и изъеденные вредителями, они годились разве только на дрова. Лежал лес в 22–25 километрах от железнодорожной линии, вела к нему непроезжая заросшая дорога — непонятно было, как думал самозаготовитель вывезти его в такой глухой, почти незаселенной местности? Чудак был и работник нашего Наркомата, зачем-то купивший этот безнадежный лес.

Заглянув в ближайшие деревни я убедился, что вывезти лес местными силами невозможно: население редкое, к тому же, мужчины уже были взяты в армию. Лошадей тоже взяли в армию. Прозондировал почву относительно «вербовки рабсилы» в Облисполкоме — Облисполком пригрозил немедленным арестом, если я возьму в их области хотя бы одного работника, невзирая на то, что лес должен был пойти на строительство заводов, предназначенных для снабжения армии. У Наркомата нашего тоже не было средств вывозки — пришлось уезжать, ничего не сделав. А бревна, наверно, так и погибли в лесу.

Размышляя над такими кладбищами, вновь приходилось заключать одно: люди, оставшиеся одинаковыми и раньше отлично справлявшиеся с лесными работами, в советских условиях не могут работать продуктивно. Даже при самых лучших намерениях усилия людей В конце концов в советских условиях приводят к бессмыслице, к работе на, холостом ходу…

Однажды я заехал в Ярославлес, по делу, связанному со сплавом. Меня направили к инспектору по сплаву. К моему удивлению, им оказалась молодая интересная женщина. Я не поверил, что попал по адресу: нежный овал лица, пышные волосы и линии фигуры «Инспектора по сплаву» излучали столько женственности, что с представлением о сплаве никак не могли вязаться. Сплав, в котором нужна грубая мужская сила, где не обойтись без «технических выражений» — крепких соленых слов, и вдруг — олицетворение женственности!

Инспектор по сплаву оказался очень милым человеком, нежно-любящей матерью прелестной девочки. Познакомившись, я попросил ее открыть секрет, как это она сделалась «сплавщиком»?

— Какой я сплавщик! — с горькой усмешкой ответила женщина и рассказала свою историю.

Она дочь лесника. Ее стихия — лес, в лесу она выросла и любит елг, как свой дом. Чтобы не расставаться с лесом, она поступила в «Институт лесонасаждений и лесомелиорации», после окончания которого все учащиеся поступали на работу в лесное хозяйство. Проучилась два, года — вдруг из Москвы пришел приказ перестроить институт в «Институт лесосплава». Учащимся было предложено продолжать учение, чтобы сделаться «инженерами по> сплаву леса».

— Так я и стала «инспектором сплава», а какой из меня сплавщик? Сижу в тресте, пишу инструкции, сводки составляю, а нужно мне это, как прошлогодний снег…

Глядя на неё, невольно думалось: сколько бы пользы принесли нашим лесам её ловкие руки! Как благотворно могла бы сказаться её любовь к лесу, если бы ей дали работать по сердцу, так, как стремилась она сама. Вместо этого над ней грубо посмеялись, сделав её… сплавщиком. Можно ли придумать большее издевательство?..

Таково, в общих чертах, было положение в лесной промышленности, в которую мне, под началом Непоседова, суждено было окунуться с головой. .

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЛЮДИ В СХЕМЕ

Завод, который на следующий день по приезде показал мне Непоседов, был действительно хорошим. Когда-то тут стоял однорамный заводик, принадлежавший купцу — в годы первой пятилетки он был брошен, а рядом с ним построили большой трехрамный завод. От старого остались только обвалившиеся стены и ржавое, хотя и исправное оборудование: немного подремонтировать, и оно могло бы еще работать. Но им уже никто не интересовался.

Новый выстроили по последнему слову техники: завод имел хорошую лесотаску шведского типа, бассейн для обмывки бревен, из него в цех бревна подавались ленточным транспортером. Отличные быстроходные рамы московского завода «Ильич», сделанные по немного измененному образцу шведских быстроходных рам, механическая отвозка готовой продукции, механизированные сортировочная площадка, уборка отходов и подача, опилок в кочегарку — все это облегчало труд рабочих и обеспечивало высокую производительность. Отдельно стоял цех строжки с заграничными строгательными станками, был и ящичный цех, выпускавший дощечки для ящиков из отходов: всё было предусмотрено для возможно большей эффективности работы завода.

Двухсотсильная паровая машина приводила, в движение лесопильные рамы и вращала электрогенератор, дававший энергию для других станков и механизмов; была для генератора и специальная машина. Завод был полностью обеспечен машинами, станками и механизмами: для переработки примерно 120 — 130 тысяч кубометров круглого леса и выпуска продукции хорошего качества. Но годовой план заводу был установлен только в 75 тысяч кубометров и план этот выполнялся всего на 70 — 80 %.

Причина, почему заводу был дан сниженный план, заключалась в недостатке сырья: больше сырья Наркомлес не мог поставить заводу. А причина невыполнения и этого сниженного плана заключалась в той «заковыке», о которой Непоседов едва намекнул в день моего приезда.

Дело объяснялось просто: широко размахнувшись, строители перерасходовали средства на цеха и вынуждены были сэкономить на кочегарке. И вместо того, чтобы первоклассному оборудованию дать такое же паровое хозяйство, строителям пришлось удовольствоваться старым котлом судового типа, состоявшим из множества трубок, заключенных в кожухе. Такие котлы работают исправно только в определенных условиях — на заводе поставленный строителями котел не проработал и полгода: в нем сгорели трубки. Произошла катастрофа: работа прекратилась. Тогда со старого брошенного завода срочно перетащили древний котел паровозного типа, установили его и кое-как заковыляли дальше.