Вольтер - Диалоги Эвгемера Страница 10

Калликрат. А варвар, изрекший столь удивительные мысли о душе, — чему он нас научил?

Эвгемер. Тому, что существует гармония.[15]

Калликрат. Ф-Фу! Уж очень давно нам морочат голову этой пресловутой гармонией души, которую Эпикур так решительно опроверг.

Эвгемер. О! Та гармония, о которой я говорю, совсем иного рода: это — предустановленная гармония.

Калликрат. Предустановленная или нет — я здесь все равно ничего не смыслю.

Эвгемер. Автор этой идеи смыслит не более вас; но он утверждает, будто ни тело не зависит от души, ни душа — от тела и будто душа со своей стороны чувствует и мыслит, а тело со своей соответственно действует. При этом тело может находиться на одном конце Вселенной, а его душа — на другом, и между ними существует совершенное взаимопонимание, хотя они меж собою и не сообщаются: одна может играть на скрипке в глубине Африки, другое — плясать в такт в Индии. Душа эта всегда в согласии с телом, своим супругом, хотя никогда с ним не беседует, ибо она — зеркальный фокус вселенной. Вы хорошо меня понимаете?

Калликрат. Благодарение богам, ни слова! Но доказаны ли все эти прелестные вещи?

Эвгемер. Насколько я знаю, нет. Однако научные журналы, представляющие собой зеркальный фокус всего того, что именуется наукой, пишут об этом раз в год за тридцать оболов, и этого бывает достаточно для славы изобретателя и удовлетворения его ревностных приверженцев.

Я рассказал вам о людях, занимающихся болтовней со Словом, и о тех, чья душа — зеркальный фокус вселенной, дабы вы убедились, что в холодных странах жив еще жар воображения. Вечером, если вы пожелаете, я расскажу вам о гораздо более серьезных и великолепных идеях.

Калликрат. Мне не терпится о них услышать; вы переносите меня в другой мир.

Диалог восьмой

ВЕЛИКИЕ ОТКРЫТИЯ ФИЛОСОФОВ-ВАРВАРОВ;

ГРЕКИ В СРАВНЕНИИ С НИМИ — ДЕТИ

Эвгемер. После того как в различных странах некоторые люди стали развивать свою способность мышления, они долго и тщетно исследовали вопрос, почему любые тела падают с воздуха на землю и почему они достигали бы центра земного шара, если бы их не задерживала его поверхность; это было доказано опытами в знаменитых колодцах Мемфиса и Сьенны, в которые, как можно было видеть, проваливались самые тяжелые и самые легкие тела, заброшенные на возможно большую высоту в воздух самыми сильными механизмами. Толпа при виде тела, заброшенного в воздух, с тем чтобы оно потом устремилось к земле, удивлялась не больше, чем она была бы удивлена при виде смены дня ночью, хотя ее любопытство должны были бы возбудить оба эти феномена. Философы бились над причинами тяготения, но безуспешно. Наконец, на острове Касситерида,[16] в стране нам незнакомой, в дикой местности, где люди совсем недавно разгуливали обнаженными, нашелся мудрец,[17] воспользовавшийся открытиями других мудрецов; он присоединил к ним свои, более веские открытия и предъявил пораженной Европе решение и доказательство проблемы, безрезультатно занимавшей умы всех ученых с первого момента зарождения философии: он показал, что закон тяготения был всего лишь следствием первой теоремы самого бога — этого вечного Геометра.

Дабы прийти к этому знанию, надо было выяснить размер диаметра Земли, а также на сколько своих диаметров Луна, ее спутник, отделена от ее центра, находясь в зените. Затем надо было подсчитать скорость падения тел и доказать, что их заставляет падать вовсе не ток воздуха, как полагали раньше. Философ с острова Кассетерида доказал, что сила притяжения, порождающая вес, действует пропорционально массам, количеству материи, а не пропорционально поверхностям, как то происходит в жидкостях; таким образом, это притяжение действует как сто единиц на тело, имеющее сто единиц материи, и как десять — на тело, материя которого составляет десятую часть [от первого].

Оставалось открыть, что любое тело, находящееся вблизи Земли, падая, проходит пятьдесят четыре тысячи футов в первую минуту; а если бы оно падало с высоты шестидесяти земных радиусов, оно за то же самое время проходило бы не больше пятнадцати футов. Расчет показал, что Луна — именно то тело, которое, находясь от Земли на расстоянии шестидесяти земных радиусов, пробегало бы вдоль своего меридиана за одну минуту небольшой отрезок в пятнадцать футов вертикально по направлению к Земле.

Было доказано, что это светило не только тяготеет, притягивается к Земле и имеет вес, пропорциональный своей массе, но также и что оно тяготеет к Земле тем больше, чем более оно к ней приближается, и тем меньше, чем более оно от нее удаляется, в соответствии с квадратом его расстояния от Земли.

Тот же закон соблюдается всеми остальными светилами по отношению друг к другу, поскольку любой закон природы единообразен: каждая планета притягивается к Солнцу, а Солнце — к ней, вследствие того что все они состоят из материи и в соответствии с квадратом расстояния каждого светила от другого.

Но это еще не все. Эти варвары вдобавок открыли, что, если какое-либо тело движется вокруг некоего центра, оно описывает вокруг этого центра площади, пропорциональные времени, за которое оно их облетает, а раз оно описывает такие площади пропорционально этому времени, значит, оно испытывает тяготение, притягивается к этому центру. На основе такого и некоторых других законов Касетеридец доказал неподвижность Солнца и бег планет, а также комет, циркулирующих вокруг Солнц по эллипсам.

Это творение отличалось и от платоновского с его треугольниками и додекаэдрами и от пифагоровского с его семью музыкальными тонами; оно было основано на самой величественной геометрии. Вы, кажется, мне, изумлены; но так оно и должно быть. Вы будете, возможно, поражены еще больше, когда узнаете: варвар этот показал людям, что представляет собой свет, и он сумел произвести анатомию световых лучей с большей ловкостью, чем Гиппократ когда-либо смог вскрыть движущие пружины человеческого тела. Один великий астроном, его соотечественник, бывший также большим поэтом, недаром о нем сказал:

Более всех подобен богам он средь смертных.

{Мы даем здесь перевод вольтеровского французского перевода стиха Галлея: Nee propius fas est attingere divos — "Смертному не дано быть ближе к богам" (лат.). — Примеч. переводчика.}

Калликрат. А вы — вы из всех смертных больше других сделали мне добра, ибо избавили меня от моих предрассудков. Наш Эпикур — отличный человек, обладавший всеми общественными добродетелями, — был всего лишь дерзким невеждой, тщеславно осмелившимся создать систему. Я весьма сильно подозреваю, что ваш островитянин, человек великий, имел много учеников и соперников как среди своего народа, так и среди соседей.

Эвгемер. Вы правы; количество порожденных им споров превзошло число преподанных истин.

Калликрат. Кто-то из этих спорщиков мог бы, без сомнения, обнаружить, что такое душа. Вопрос этот очень меня беспокоит. То великая тайна, о коей судили и рядили наши греческие философы, но ничего путного нам не сообщили. Зачем мне, скажите пожалуйста, знать, что одна планета тяготеет к другой и что можно препарировать луч света, если я не знаю самого себя?

Эвгемер. По крайней мере, вы можете лучше узнать природу и великое существо, правящее ею.

Калликрат. Если нашей души так трудно коснуться, то ваши великие северные мыслители могли, по крайней мере, в совершенстве познать наше тело: это интересует меня не менее моей души. Я льщу себя надеждой, что люди, сумевшие взвесить светила, в совершенстве знают, каким образом на Земле был создан человек, как была создана сама Земля, какие она испытала катаклизмы и когда она будет разрушена. Я хочу проникнуть полностью в тайну возникновения живых существ; хочу знать, откуда берется тепло, одушевляющее всю природу, и кто живет в ледяном поясе. Я возмущен, что не знаю, каким образом я существую, и как существует этот шар, по которому я ступаю, эти животные, растения, питающие меня, и элементы, образующие всемирное целое.

Эвгемер. Вижу — у вас большие претензии. Вы напоминаете мне одного галльского маркиза, с коим я познакомился во время своих путешествий. Он сочинил мемуары, где пишет: "Чем больше я себя изучаю тем больше вижу, что гожусь лишь на то, чтобы быть королем".{Маркиз де Лассэ — в своих «Мемуарах» (т. IV, с. 322), переизданных в Лозанне в 1756 году. — Примеч. Вольтера.[18]} Что до вас, то вы желаете все знать; вы явно считаете себя пригодным к тому чтобы быть богом.

Калликрат. Не смейтесь над моей любознательностью: мы никогда ничего бы не знали, если бы не были любопытны. Я не могу отправиться в обучение к вашим ученым варварам — меня удерживает в Сиракузах моя жена. Скажите, как додумалась она до того, чтобы подарить мне ребенка, если не более моего знала, что происходит у нее там внутри? Ваши ученые, столь зорко усмотревшие пружину, с помощью которой бог приводит в движение все миры, должны были, без сомнения, понять, каким образом продолжается наш род.