Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №1 за 2003 год Страница 10

Вообще, в Ингрии, крае суровом, жили люди независимые, своевольные. Шведский генерал-губернатор Ингрии, Йёран Сперлинг, не раз сталкивался с упрямством местных жителей, не хотевших платить некоторые налоги и дерзко жаловавшихся на его администрацию самому королю. Он писал в Стокгольм: «Народ здесь своенравный, как в сельской местности, так и в городах, и он, конечно, требует некоторого наказания».

Приближался вечер, солнце садилось в воду прямо по курсу ладьи, слепя глаза и не позволяя разглядеть уже приблизившийся Ниен. Хотя город уже угадывался – берега Невы становились все оживленнее, вдоль них и поперек Невы спешили лодки и небольшие парусные суда. Далеко по воде разносился колокольный звон. Он шел как будто с обоих берегов. Чуткое ухо священника отчетливо уловило, что справа, из Ниена, звонили на лютеранской кирке не по-нашему: тяжкий, тугой медный удар, несколько секунд тишины (пока колокол повернется вокруг своей оси), удар, и снова провал тишины. А слева звонили по-русски: непрерывно и мелодично – на большом и двух малых колоколах. Там виднелось ижорское православное село Спасское с деревянной церковью, с ее колокольни как раз и благовестили. В этот вечер никто не знал, что спустя год и церковь, и село канут в безвестность – с началом Северной войны, в 1700-м, шведы разберут церковь и снесут дома, чтобы строить тут земляной кронверк для защиты переправы через Неву. Да не достроят…

Ниен, или Ниеншанц (Невская крепость), был построен в 1632 году по указу шведского короля Густава II Адольфа у слияния Невы и ее правого притока, реки Охты. Раньше здесь стояла шведская крепость Ландскрона, возведенная в 1300 году военачальником Тергильсом Кнутсом. Однако вскоре дружина великого князя Андрея Александровича, сына Александра Невского, захватила крепость и разрушила ее сооружения. Затем тут возникло русское поселение Невское Устье, на смену которому и пришел Ниен, по-русски Канец. Чуть выше Ниена начиналась Выборгская дорога – единственная сухопутная связь с метрополией.

Крепость была небольшая и слабо вооруженная. «Канец земляной, небольшой, стоит на берегу реки Невы, на левой ее стороне. С другой стороны имеет малую речку (Охта. – Прим. автора) и от Невы-реки до малой речки снаружи имеет ров, очень большой и глубокий, не менее десяти сажен глубиной…» – свидетельствовал архиепископ Афанасий. Как же так – слабенькая, земляная крепость с маленьким гарнизоном в таком важном для обороны заморской провинции месте?

Впрочем, шведы хорошо понимали стратегическое значение дельты Невы, как, впрочем, и то, что крепости Ингрии стоят в неизменном виде с XVI века, а поэтому безнадежно устарели, обветшали и для обороны не годятся. Об этом не раз писал в Стокгольм Эрик Дальберг, крупный шведский фортификатор и инженер. Об укреплениях Ниеншанца он сообщал, что они «более вредны, чем полезны», и противник легко их захватит. Он также писал, что, взяв Ниен, русские «легко могут навсегда осесть в этом месте… и таким образом, не дай Бог, получат выход к Балтийскому морю, о котором они мечтали с незапамятных времен». Но советы Дальберга не были услышаны в Стокгольме, все осталось без изменений. Только в Нотебурге все строили и не могли достроить новую крепостную башню.

Почему же стокгольмские власти не спешили укреплять Ниеншанц и другие крепости Восточной Прибалтики? Может, у них там, в Военной коллегии, сидели русские шпионы или свои стратеги были беззаботны, а военные строители – вороваты? Нет. Генералы исходили из традиционной, оправдавшей себя во многих войнах великодержавной Швеции наступательной доктрины, согласно которой лучшим средством защиты собственных владений являлось не возведение крепостей, а стремительное наступление на столицы противника. Именно так действовали шведские короли со времен Густава II Адольфа и, надо сказать, почти всегда добивались успеха, сделав Швецию великой европейской империей, а Балтику – своим внутренним морем. Подобно своим предкам, действовал и тогдашний король Карл XII. (Забегая вперед, скажем, что с началом Северной войны ему сдались почти все столицы стран, объединенных во враждебный ему Северный союз: Дания, Польша, Саксония и Россия. Копенгаген пал в 1700 году, Варшава – в 1704-м, Дрезден – в 1706-м и на 1709-й «оставалась» только Москва.)

«К тому городу Канцу, – писал архиепископ Афанасий, – каждое лето приходят купеческие корабли, по 50, и больше, и меньше».

Действительно, место это было очень оживленным. И до шведской оккупации 1617 года здесь, на самой русско-шведской границе, шла пограничная торговля, собирались таможенные пошлины. Не изменилось положение и после прихода шведов. Современники отмечали, что Ниен жил в основном за счет приграничной торговли. И, действительно, торговля в устье Невы процветала весь XVII век. Основу ее составляли транзитные товары, которые везли с Запада в Россию и из глубины России на Запад.

На просторе широкой реки можно было увидеть не только челн «убогого чухонца», но и десятки шведских, голландских, английских, гамбургских кораблей, приходивших по Неве к Ниену за товарами. В 1691-м в Ниен приплыли 93 иностранных судна, из них 35 – русских. Они везли сюда и дальше, на Балтику, рожь, пеньку, поташ и другие традиционные русские товары. Для русских купцов отсюда начиналась прямая водная дорога в Стокгольм и другие порты Балтики, чем они и пользовались постоянно и беспрепятственно – не в интересах шведов было полностью перекрывать выгодную русскую торговлю. На берегах Невы и Большой Охты стояли вместительные лесные склады и хлебные амбары, возле которых и загружались иностранные корабли. Лес, пеньку увозили на верфи Голландии и Англии, а зерно (главным образом, рожь) – в Швецию, которая в те времена без ввозного хлеба обойтись не могла.

Местное население занималось в основном рыболовством, охотой, сеяло яровую рожь, овес, ячмень, хотя хлеб рос здесь плохо. Известно, что конец XVII века оказался очень трудным для местных жителей. В 1695—1697 годах восточную Прибалтику поразил неурожай, который привел к памятному в истории Швеции «Великому голоду» – массовой смертности, падежу скота, исходу людей в более хлебные места. Финский ученый С. Кепсу пишет: «Условия жизни в Ингерманландии на рубеже двух столетий были ужасными. Генерал-губернатор Отто Веллинг в своем письме в Стокгольм от 13 января 1700 года писал, что земля находится в запустении». На основе судебных дел Кепсу показал, как среди жителей распространилось мало встречавшееся раньше преступление – воровство из соседских амбаров. Зерно похищали «через щели в полу. В полах также просверливали дырки, из которых зерно бежало из ларя прямо в мешок. Ворами часто оказывались маленькие девочки и мальчики, которые могли пролезть в тесные пространства под полами. От голода люди были готовы на все, как, например, Ахвонен Пентти … который для того, чтобы добыть мясо, залез через крышу в коровник и задушил единственную корову Килкки Антти». Если в 1696 году численность населения приневских территорий составляла 66 тысяч человек, то в 1699-м сократилась более чем на треть…

Когда через несколько дней ладья архиепископа Афанасия отчалила от Ниена и вышла на простор Невы, чтобы взять курс на Стекольню, корабельщики на палубе весело галдели – вся устюжская рожь в больших бочках ушла по очень хорошей цене. Архиепископ же вновь вернулся к своим запискам: «От того города Канца идти вниз Невою-рекою до устья 12 верст. На устье той реки, в морском проливе, стоит остров Котлынь». И дальше записал, что на острове есть знаменитый котлинский камень: «великий, недвижимый силе человеческой. На том камне с русской стороны (на восток. – Прим. автора) изваян крест и начертан Великого государя герб с подписью славянскими буквами, на другой стороне того камня шведами тоже высечен герб короля шведского с подписью латинскими буквами».

…Так получилось, что вернуться из Стокгольма прежним путем архиепископу Афанасию не удалось – в августе 1700-го началась Северная война…

И хотя в первый свой год она громыхала далеко от Ниена, у стен Нарвы, куда и двинулась армия Петра I, жить в городе, а особенно вокруг него, стало опасно. Слабые силы шведского генерала Крониорта со штабом в Дудергофе были не в состоянии защитить материковую часть Ингрии, а коменданты Нотебурга и Ниеншанца – удержать под своим контролем все течение Невы. Разместившийся с двухтысячным отрядом в Старой Ладоге воевода П.М. Апраксин уже не давал шведам покоя от Ниена до Нотебурга. Он посылал в приневские места усиленные разведывательные диверсионные отряды, нападавшие на небольшие укрепления и мелкие группы противника, разорявшие жилье, захватывавшие пленных и угонявшие скот. 13 августа 1701 года на берегах Ижоры произошло сражение русского войска с отрядом Крониорта. Шведы потеряли около 500 человек и отступили к реке Славянке и Сарской мызе (ныне Царское Село) и вскоре, опасаясь быть отрезанными от основных сил, переправились через Неву на правый берег, бросив на произвол судьбы подданных короля на левом.