Николай Соколов - К расцвету общерусской цивилизации (об идеологии Союзного государства России и Беларуси) Страница 10

Единую систему электроснабжения страны раздробили, в том числе по формам собственности, что явно снизила энергетическую безопасность страны. Были и плюсы: такие, как возможность привлечения частных инвестиций, в том числе иностранных, для реконструкции изношенных генерирующих мощностей. Но главное не в этом. Главное – расчленение единой системы энергоснабжения на самостоятельные юридически и технологически подразделения, «ценовые зоны» – это одно из необходимых условий возможного распада (или расчленения) России на те самые 7–8 псевдонезависимых государств, о которых говорилось в начале XXI века в стратегических прогнозах западных спец. служб.

Следствием реформ РАО ЕЭС стал резкий рост тарифов на электроэнергию, что в конечном счете привело к снижению конкурентоспособности российских товаров на мировом рынке после вступления России во Всемирную Торговую Организацию. Дело в том, что в организационной структуре электроэнергетики по технологической цепочке от генерирующих мощностей до конечных потребителей количество хозяйствующих субъектов примерно удвоилось по сравнению с ранее существовавшей структурой. Каждому новому юридическому лицу в новой организационной структуре нужна была своя прибыль, свои управленческие кадры, свои непроизводственные расходы. По экспертным оценкам, только за счет увеличения числа юридических лиц по цепочке «генерирующие компании – конечные потребители» общий уровень тарифов на электроэнергию в конечном свете вырос примерно вдвое.

В розничном звене сбыта электроэнергии в результате реформы появились новые юридические лица: энергосбытовые компании; например, в Московской области – это ОАО «Мосэнергосбыт». В каждом регионе России энергосбытовые компании занимают доминирующее положение на рынке. Однако, теперь они реализуют часть электроэнергии промышленным предприятиям, организациям реального сектора экономики не по регулируемым тарифам, а исходя из уровня нерегулируемых цен. Любой промышленный потребитель сегодня, если он хочет получать электроэнергию в нужных объёмах, практически не может «голосовать рублём» ни по плате за заявленную мощность, ни по плате за количество потреблённой электроэнергии. Следовательно, в результате «реформы» конкурентный розничный рынок электроэнергии также не появился. Есть схема имитации розничного рынка.

По оценке эксперта В. Салова, опубликованной в сети интернет, в 2010 году средняя стоимость электроэнергии в России для промышленных потребителей с учётом уровня нерегулируемых тарифов составляла 4,5 рубля киловатт-час, что примерно в четыре (!) раза превышала себестоимость производства электроэнергии на тепловых и атомных электростанциях (по материалам сайтов: www.minatom.ru, www.newtariffs.ru, www.atominfo.ru). В статье заслуженного энергетика России Г.П. Кутового «Реформа электроэнергетики и промышленные потребители: печальный итог. Что делать», также опубликованной в интернете, отмечалось, что в 2011 году средняя цена электроэнергии для российских промышленных предприятий превышала американский уровень в 1,67 раза. В 2011–2014 годах ежегодные темпы роста средних цен на электроэнергию для промышленных потребителей в России измерялись двухзначными цифрами.[4] Уровень средних цен (в долларах США) для российских промышленных потребителей по-прежнему выше уровней цен на электроэнергию для той же группы потребителей в США, несмотря на двукратное падение курса рубля к доллару в 2014–2015 годах. Если же учесть, что в ряде отраслей российской промышленности удельная электроемкость выпускаемой продукции примерно вдвое выше американской, то в структуре операционных издержек удельные расходы на электроэнергию отечественных промышленных предприятий в 2,5–3 раза выше, чем у предприятий США тех же отраслей. Про конкурентоспособность практически всех более или менее электроемких российских производств на внешних рынках, видимо, придется забыть. Таково одно из следствий реформы РАО ЕЭС. Но есть еще не менее важное следствие: по сравнению с 1990 годом производительность труда в электроэнергетике России снизилась в 1,8 раза при практически тех же объемах выработки электроэнергии. По существу, в энергетических компаниях выросло паразитарное потребление, в том числе за счет роста численности административно-управленческого персонала. При этом, так и не было создано реальных рыночных механизмов привлечения инвестиций.[5]

Искусственно была создана организационно-финансовая структура «оптового рынка». По экспертным оценкам, оптовые сбытовые компании российской электроэнергетики аккумулируют от 22 до 30 % всего суммарного потока денежных средств, поступающих от потребителей электроэнергии. Про суммы баснословных барышей конечных бенефициаров оптовых сбытовых компаний, паразитирующих на российской энергетике, можно только догадываться.

Между тем, в энергетике США подобных российской паразитарных структур нет. Там генерирующие компании реально конкурируют за «розетку» каждого потребителя. Вот почему можно считать, что основной скрытой целью реформы энергетики в России был подрыв конкурентоспособности российской экономики. А к «реформе» РАО «ЕЭС», как в середине 1990-х годов к процессам приватизации, «приложили руку» специалисты уважаемого разведывательного ведомства нашего геополитического конкурента – разумеется, через своих агентов влияния.

Кроме того, вместо одного "большого" монополиста в розничном звене энергетики страна получила множество мелких, локальных, возможный контроль над которыми соответственно осложнен.

Приведем пример из жизни. Максимальная установленная мощность, на которую в общем случае, как правило, может претендовать малый индивидуальный предприниматель в частном жилом секторе, например, 15 киловатт. Сегодня за соблюдением порога потребляемой мощности, "наблюдает" автоматика. Установленная мощность электрооборудования у нашего предпринимателя, скажем, 7–8 киловатт. А пусковые токи – в разы больше номинальных. При пуске оборудования, автоматику, которая монтируется вне зоны ответственности предпринимателя, "выбивает". Включить же её в реальной жизни, как правило можно только за взятку. В подобных случаях публичные заявления представителей власти о развитии малого бизнеса людьми воспринимаются как издевка.

В стратегии развития российской энергетики есть еще одна проблема, о которой российская общественность и высшие органы государственной власти своевременно не были информированы. Эта проблема связана с крайне нерациональной структурой топливно-энергетического баланса России.

Нужно сказать, что в 1990 году в структуре российского ТЭБ доля энергетических углей составляла 40 % и к 2015 году снизилась более чем в 2 раза. В то же время, по данным World Energy Council (WEC), на угольные станции в США и Германии приходится более половины вырабатываемой электроэнергии, а в Австралии, Индии и Китае эта доля подтягивается к 80 % или даже превышает ее.

Обеспеченность России только доказанными запасами энергетических углей для современного уровня потребления составляет около 200 лет. Правда, львиная доля этих запасов сосредоточена в регионах Сибири и Дальнего Востока. Тем не менее, уже давно надо было принимать решения о развитии добычи энергетических углей – прежде всего в европейской части России и реконструкции электростанций, работающих на природном газе или мазуте. Угольная промышленность европейской части России, частично за исключением Печорского бассейна, в соответствии с рекомендациями экспертов Международного валютного фонда и других международных организаций была «реструктурирована», т. е. в части энергетических углей, по существу, разгромлена к началу 2000-х годов. Между тем, в начале XXI века угольная промышленность большинства крупных развитых стран, а также Китая и Индии, в отличие от России, переживала самый настоящий «бум».

В 2006 году было объявлено о необходимости удвоения удельного веса атомных электростанций в структуре производства электроэнергии. Однако, технологический цикл проектирования, строительства и ввода в эксплуатацию АЭС составляет не менее 10 лет, в то время как строительство и реконструкция действующих ГРЭС и ТЭЦ с переводом их на уголь заняли бы вдвое меньше времени. Кроме того, удельные капитальные вложения на строительство 1 кВт мощности АЭС в разы больше, чем 1 кВт мощности на угле. На мазут как первичный энергоноситель рассчитывать – с точки зрения структуры топливно-энергетического баланса (ТЭБ) – нельзя вследствие намечающейся тенденции снижения объемов нефтедобычи и объективной необходимости повышения глубины нефтепереработки с увеличением выхода моторных топлив из каждой тонны нефти.

Реформа РАО ЕЭС подрубила также развитие малого и среднего производственного бизнеса. Создать небольшое новое производство в XXI веке без подключения к электроэнергии невозможно. Это очевидно. Между тем, электросбытовые организации, начиная с 2006 года, ввели новый сбор за подключение присоединенной мощности. Причем, цена одного киловатт/часа присоединенной мощности может варьироваться в пределах до 200–500 долларов США (в рублевом эквиваленте по курсу в среднем за 2015 год). Такое дополнительное финансовое бремя для малого производственного бизнеса, как правило, стало непосильным.