Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады Страница 11

В начале XVII столетия польская коса налетела на украинский камень. Шляхтичи, среди которых было множество патологических извергов, столкнулись с гордым и вольнолюбивым народом. Хамско-убийственный панский лозунг «Сильный всегда прав» – вдруг оказался вывернут против Польши. Ожидаемо неожиданно в огромном восточноевропейском кровавом шахматном сражении середины XVII века главными боевыми фигурами стали украинские казаки, которым в 1633 году великий коронный канцлер Речи Посполитой Ежи Оссолинский гонорово заявил на варшавском сейме: «Католическая вера – хозяйка в нашем доме, а ваша религия – у нас пришелец. Получите у нас то, что мы даем вам из милости. Мы умрем, но не допустим вас, казаков, что-либо решать в Польской Короне».

Благодаря массовому панскому хамству и садизму, на Украине скопилось столько горючего материала, расколыхавшего народ, что недоставало только искры во всеобщий украинский пороховой костер, чтобы зажечь пожар революции. Вместо искры в Чигирине родилась великолепная молния и звали ее – Богдан Великий.

С благословения сейма польский король с размахом раздавал и раздавал украинские земли бесчисленным Заславским, Вишневецким, Потоцким, Каменовским, Збаражским, Конецпольским, Замойским, Любомирским, Корецким, Казановским. Польские шляхтичи с подачи своих нобилей заявляли украинцам: «Вам, холопам, ум не нужен, потому что вы должны кормить нас, панов не умом, а хлебом». Из львовского коллегиума беззвучно вылетел и пронесся по всей Украине уверенный ответ будущего героя: «Мудростью всегда засеешь больше, чем зерном. Ждите, панове, богатый урожай».

В 1615 году двадцатилетний Богдан из Чигирина получил диплом об окончании Львовского коллегиума Общества Иисуса и вернулся в родной дом. Михаил Хмельницкий записал сына в Черкасский полк украинского казацкого реестрового войска, в его Чигиринскую сотню. Богдан рубился в пограничных стычках, служил сотенным писарем, помогая отцу обустраивать ставший родовым гнездом хутор Субботов. Молодой, образованный казак сразу заметил, что документы на владение землей Михаила Хмельницкого не оформлены по статутам Речи Посполоитой. Он тут же сказал об этом отцу, но тот не поторопился попросить своего покровителя великого коронного гетмана Станислава Жолкевского ходатайствовать о внесении необходимых записей о владельцах Субботова в польские государственные земельные реестры. Михаил Хмельницкий так и не закончил оформлять бумаги на свою чигиринскую землю. В 1618 году Чигиринская сотня в составе войск реестрового казацкого гетмана Петра Сагайдачного, вместе с хоругвями жолнеров участвовала в походе королевича Владислава на Москву. Занимать царский трон сын старого Сигизмунда не очень стремился, понимая, что поляку после 1612 года на русском престоле не усидеть. Цель похода у его организатора Сената была совершенно другая и польская Корона в нее успешно попала. 1 декабря 1618 года в селе Деулино был подписан русско-польский мирный договор, по которому Польша получала Смоленск и Чернигов с землями за эфемерный отказ от притязаний на московский трон королевича Владислава. Это был фантастически выгодный для Речи Посполитой обмен – отдать то, что тебе не принадлежит и взять за это то, что почти никак нельзя получить – два больших и богатых великих княжества.

Неизвестно, участвовал ли Богдан Хмельницкий в Московском походе 1618 года, но совершенно точно известно, что он знал все подробности этой странной полувойны, впервые познакомившись с удивительной тупостью, невероятным чванством и запредельной грубостью московских бояр – дипломатов допетровской эпохи, умевших любой государственный успех превратить в поражение страны, как правило, позорное. Позднее подобным позором закончилась и попытка царя Михаила Федоровича в 1632 году забрать Смоленск у Польши. Войска, разучившиеся воевать под началом очумелых от необоснованной гордости и назначенных по протекции, а не по уму и воинскому мастерству, бояр – псевдополководцев, бесполезно легли под древним русским городом не от вражеских ядер, а больше от болезней, вызванных отвратительной, как обычно у тогдашнего Кремля, подготовкой и организацией смоленского похода. Король Владислав IV отказался от уже ненужного ему московского трона, получив за это официальное царское признание передачи Смоленской и Черниговской земли в состав Речи Посполитой.

В русско-польской войне 1632–1634 годов Богдан Хмельницкий участвовал, за героизм был замечен своим королем и получил из его рук золотую саблю. Окружение Владислава IV увидело, что у казаков появился умный, талантливый и очень образованный вождь, и вскоре попыталось использовать эту непроходную пешку в своей шахматной партии против сейма, пытаясь вернуть венценосцу реальную королевскую власть. Придворные советники гонорово забыли, что гениальная пешка вдруг может стать ферзем, затмив неповоротливого короля, но, ни в 1634, ни тем более в 1618 году, украинская звезда Богдана Великого еще не взошла.

В 1620 году сотенный писарь Черкасского реестрового полка Зиновий – Богдан Хмельницкий участвовал в коротком походе полков Петра Сагайдачного на Крымское ханство, впервые попав за Перекопский перешеек. Сагайдачный разграбил Северный Крым и вернулся домой. Богдан с интересом смотрел, как реестровая старшина, помимо обычного государственного жалования от Польской Короны, пытается получить называемое «денежным пособием» вознаграждение и от Московского царства. Сагайдачный послал в Москву посольство Петра Одинца и чигиринский писарь и мастер боя с двумя саблями в руках был знаком с текстом казацкого письма – листа к Михаилу Федоровичу: «Как предки наши прежним великим государям служили и за свои службы царское милостивое жалованье имели, так и теперь готовы царскому величеству служить против великих неприятелей его царского величества».

Бояре, впрочем, легко добились от молоденького Михаила Федоровича выделения вознаграждения казакам за крымский погром. По вековой кремлевской привычке червонцы традиционно застряли в бездонных карманах царевых ближников-советников, которых за бесконечную наглость, хамство и традиционную безнаказанность огромное царство-государство называло «сильными людьми», на которых некому жаловаться. Вместо золота гетман Сагайдачный получил веселый боярско-царский московский привет: «Мы за этот поход тебя, гетмана Петра и все войско похваляем». В 1620 году Богдан Хмельницкий на конкретном примере увидел, как действует московская вертикаль власти.

За три года до этого армия Станислава Жолкевского была побита войсками главного турецкого полководца Искандера-паши. Поражение 1617 года закончилось подписанием Бушевского мирного договора, по которому Речь Посполитая обязалась срыть свои пограничные крепости у Дикого Поля, как называли тогда Северное Причерноморье, запретить казацкие походы в Крым и на Черное море, выплатить большую контрибуцию и больше не вмешиваться в венгерские и молдавские дела.

После крымского налета Петра Сагайдачного, сделанного, разумеется, с ведома Сената, шестидесятитысячная турецкая армия в апреле 1620 года вошла в Молдавию готовить плацдарм для дальнейшей атаки Австро-Венгерской империи. В Европе уже два года полыхала Тридцатилетняя война и Польская Корона, терзаясь сомнениями, решила все же поддержать Вену в войне с Османской Портой за будущее разрешение Австрии торговать своим зерном и лесом на Балканах, что сулило огромные прибыли магнатам-нобилям, давно монополизировавшим внешнюю торговлю Речи Посколитой.

15 июня 1620 года в Варшаве на Совете господ великий коронный гетман Станислав Жолкевский предложил позвать в поход кроме регулярного войска казацкие реестровые полки. На его пожизненную гетманскую булаву было много желающих, не очень желавших коронной победы и участник будущего похода влиятельный магнат Кароль Корецкий, хорошо знавший казацкую силу, гонорово заявил: «С грицками воевать не стану, пусть пасут свиней». В Молдавию с войском Жолкевского пошли только казаки-добровольцы и служилые люди гетмана, среди которых был Михаил Хмельницкий и его сын Богдан.

В начале сентября 1620 года у небольшой крепости Цецоры, недалеко от Ясс на реке Прут, великий коронный гетман Станислав Жолкевский, польный гетман Станислав Конецпольский, князь Корецкий и прославленный рубака полковник Струсь разворачивали пятидесятитысячную польскую армию. Силы полков и турок были примерно равны, и магнаты рассчитывали на победу, надеясь на неотразимый удар своей тяжелой конницы. Рядом с Жолкевским всегда находились оба Хмельницких и Богдан подробно следил за тем, как готовится эта первая для него большая битва.

Станислава Жолкевского называли «самым опытным воином Европы» и это была почти правда. Великий коронный гетман спокойно ждал, как из Ясс на него накатывается пятидесятитысячная армия Искандер-паши, широко раскинув в стороны десятки тысяч татарских всадников хана Девлет Гирея. Кроме надворных команд, своевольных и нестойких, за его спиной стояли четкие хоругви панцирных гусар с почти десятикилограммовыми палашами в руках. Посеребренные крылья за их спинами не давали накинуть на них ловкий татарский аркан. Польский лагерь, сделанный по образцу римских легионеров Юлия Цезаря, надежно прикрывали артиллерийские батареи Жомберга и наемные рейтары немца Денгофа. На фланге у Жолкевского встали молдавские отряды господаря Каспара Грациани, обещавшего драться за свою землю до конца, а в нескольких переходах от Цецоры находились спешившие к гетману хоругви Николая Потоцкого.