Андрей Венков - Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г Страница 11

После всего этого запорожцы и примкнувшие к ним немногие донцы вмешались в начавшуюся в Крыму войну между турками и татарами и вместе с татарами вышибли с полуострова янычар, приплывших сажать на престол старого хана Джанибек-Гирея.

В общем, ситуация для России и для Турции стала очень тревожной. Крым выходил из-под контроля. Одна надежда оставалась — запорожцы, усилившись, могли задраться с поляками и тем свести к нулю все польские усилия на юге.

Дальше — больше. Зимой на Сечи появился некий самозванец — дядя правящего турецкого султана, но греческой веры и имя ему — Александр. Бежал он якобы во младенчестве из Турции с матерью своей Еленой, которая происходила из рода византийских императоров Комнинов, жил во Франции, в Италии, в Польше, в Германии, а теперь, прознав от «лисовчиков» о запорожском низовом рыцарстве, прибыл в Сечь и стал собирать войско отбивать у племянника оттоманский престол.

Потянулись к оному Александру со всех сторон рыцари и искатели приключений. И от Войска Донского приезжали казаки и по рукам били, что помогут Александру сесть в Царьграде султаном или императором.

На Руси после смутных времен всякое самозванство рассматривалось как зло, а когда казаки идут с самозванцем разорять союзное государство, то тут вообще изменой пахнет. Так что забеспокоились на Москве. Жалование на Дон в 1625 году не выслали, а воеводам украинных городов велели казакам свинца и пороха не продавать, да и самих казаков, смотря по обстоятельствам, побивать и вглубь страны не пускать.

Но донцы московское беспокойство презрели и весной вышли в море, чтоб, соединившись с запорожцами, отвоевывать для самозванца турецкий престол.

Вышло их более двух тысяч человек, повел сам Исай Мартемьянов. У Змеиного Острова соединились они с запорожцами и двумя флотилиями двинулись на Трапезунд, где раньше была резиденция предков Александра. Оттуда он собирался Царьград воевать.

Запорожцев было больше и двигались они медленнее. Донцы оторвались и вышли к городу первыми. Чтоб не потерять преимущество внезапности, Исай Мартемьянов приказал высаживаться и брать город.

В жестоком бою казаки взошли на стены Трапезунда. Янычары отошли в верхний город, в цитадель, и сели там намертво.

Четыре дня донцы и подоспевшие запорожцы осаждали городской замок, но безуспешно. Александр не рискнул начинать военные действия с трапезундского плацдарма — и замок был в руках янычар, и население разбегалось и прятало припасы, до смерти напуганное казаками.

Казаки отошли от города в море, стали решать, что делать дальше, но переругались и передрались. В горячке кто-то убил лучшего донского атамана Исая Мартемьянова.

Мстить за атамана донцы не стали — не время и не место. Но откололись от запорожцев и пошли на север, домой. И вовремя. Пока казачьи струги пенили Черное море, азовские люди учинили набег на опустевшие донские городки и пять городков пожгли.

Поставить новые избы и окружить их набитым землей плетнем большого труда не составляло. Но терпеть азовские неправды было невозможно. Четыре с половиной тысячи казаков — те, что вернулись из-под Трапезунда, и те, что оставались дома, — двинулись на Азов и, как сообщала потом посольская станица в Москве, «приступали к городу дважды и башню было наугольную взяли, и на город люди взошли, и в те де поры башня завалилась и им помешала; а атамана их Епиху Радилова ранили, и азовцы их в то время от города отбили. А на завтрее де того дни приступали к башне, что на Каланче, и тое башню взяли и наряд 9 пушек поимали, а людей, которые на той башне сидели, побили, а башню раскопали всю до основания и камень в воду потопили, и иные пушки поимали разбиты, и они тое медь послали по убогим монастырям: на Воронеж, на Шацкой, на Лебедянь и к святым Горам, на колокола, а всее де тое меди послали 117 пуд; а были из тех монастырьков им о том челобитчики, что им взять негде».

Когда же в Москве спросили, для чего они на Азов напали и башню на Коланче разбили, казаки ответили: «А ходили де они к Азову с приступом и на Коланче башню взяли для того, как атаманы и казаки были на море, и в те поры без них азовцы выжгли на Дону пять городков и людей, которые были на кораблях, побили, и им то стало досадно, да и для того, что на Коланче поставили башню и ход у них на море помешали, а ныне они ход на море опростали».

«Опростав ход», 1300 казаков на 27 стругах снова рванули в море, обещав вернуться на Покров. Они вновь объединились с черкасами, которых за это время турки сильно потрепали под Карахарманом, и вместе опять пожгли Трапезунд, Синоп и Самсун. Но тут они нарвались на турецкие войска, вернувшиеся из-под Багдада, и понесли потери — 500 донцов и 800 запорожцев полегли в сражении.

Оставшиеся в живых метнулись через море и погромили многие крымские деревни вокруг Гезлева.

Русские посланники в Крыму Скуратов и Постников доносили в Москву, что казаки, «сложась с черкасы, крымские улусы воюют, и в полон людей емлют, и сего же де лета приходили под Козлев, и многие деревни воевали, и в полон многих людей поимали, а у иных де женок брюха пороли».

Затем посланникам, которые и так сидели в Крыму, как на угольях, пришлось расплачиваться за другой казачий набег. Донцы вкупе с астраханскими татарами пришли под Перекоп и отогнали у крымчаков табун в триста коней. «И за то де велел царь (крымский хан — А. В.) у них, у посланников, лошади поймать все и послать к себе в поход, а их де велел царь и с казною отвесть в жидовский городок в Калу, а там де им быть по указу, а изговоря де, лошади все у них поймал, а взял всех 91 лошадь».

Заперев посланников в Чуфут-кале, взбешенные татары настойчиво требовали, чтобы русский царь запретил казакам набеги или свел казаков с Дону.

И московские власти вдруг татар послушались и донскую легкую станицу атамана Алексея Старова повязали и сослали на Бело-озеро, где отсидели казаки два года.

А явилась станица Алексея Старова рассказать, что ожидают казаки татарского похода из Крыма на Астрахань и на Дон, и пожаловаться, что припасов нет, и жалования в этом году к ним на Дон не прислано.

Странно, что прежнюю посольскую станицу Федора Ханенева, которая все еще сидела в Москве, не тронули, а наоборот — послали на Дон с грамотой, в которой перечислялись казачьи вины. Вот, дескать, как вас при Борисе Годунове прижимали, а мы вас стали миловать, а пользы от вас никакой, против поляков не помогли, зато из-за ваших разбоев может начаться война с Крымом и Турцией. Алексея же Старова задержали, пока объяснительную не напишете, «для чего вы нашего государского повеления не слушаете, на море под турские города войною ходите». Как исправитесь, обещали московские люди, дадим вам жалование, а ныне «нам вам за такие ваши грубости жалованье давать не за что и в юроды ни в которые вас пускать и с запасы ни с какими из городов к вам ездить не велим, и то вам будет от себя, а не от нашего гневу».

Вообще-то брать посольство в заложники — давать повод к войне. И почему московские власти пошли на такой шаг — загадка. Ведь знали прекрасно, что из-за десятка сосланных товарищей Войско Донское морских походов не прекратит. Вот задержка жалования и запрет торговать — куда важнее, но и это не поможет, как и раньше не помогало.

Видимо, дело в личности самого Алексея Старова.

В. Н. Королев в своей книге о морских походах казаков приводит расспросные речи самозванца Александра, когда его после неудавшегося морского похода расспрашивали в Мценске на русской границе. Александр рассказал, что пред походом были в Запорогах триста донских казаков, «и те донские казаки с ним виделися и говорили ему: будет запорожские казаки с ним пойдут на турсково, и они, донские казаки, пойдут с ним все. А атаман в те поры у них был, Алексеем зовут, молодец добр, а чей словет, тово не помнит. И слово свое ему на том дали, и по рукам с ним били»[5].

Заключение договора — и слово дали и по рукам били — о союзе с самозванцем против турок от имени Войска Донского, получающего жалование от Москвы, конечно же, рассматривалось московскими властями, как акт измены. И изменник сам приехал в руки. Правда, Александр говорил все эти речи уже после того, как Алексея Старова с товарищами взяли под стражу. Но у Москвы, видимо, были и другие источники.

А вскоре и сам самозванец явился в Россию и стал просить помощи против Турции — пропустили бы его Доном на Черное море, а он бы взбунтовал против турок Болгарию. Так что вина Алексея Старова сгладилась и голова его уцелела.

Донское же Войско набеги на море продолжало, хотя и пообещало царю, что «на море ходить и судов громить, и турского салтана городов и мест воевать» не станут. В 1626 году вновь ходили донцы и зимовавшие на Дону черкасы на Черное море, но «ничего не добыли, а иных… казаков и черкас турские люди, пришед на каторгах, побили».